Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи (книга 2) Страница 14

Вышли по холодку. Узенькая тропинка вилась в густой пшенице. По бокам шелестели спелые, налитые колосья. Матвеич, поминутно оборачиваясь к Сергею Николаевичу, кричал:

— Вон где хутора начнутся! Отсюда до Оксаны километров шесть полем. А по правую руку за лесом — это МТС. Там заведующий дуже хороший человек! Правильный человек. По последней технике действует… А по левую руку — тут шоссе проходит. На шоссе мы и телегу найдем; подъедем малость к хуторам, а то наш старый заскучает один…

Жар спадал.

Сергею Николаевичу казалось, что они идут слишком медленно, он торопился выйти на шоссе.

— А что, далеко еще? — спросил он Матвеича.

— Зараз выйдем, — ответил тот, приподнимаясь на цыпочки и вглядываясь в густую желтизну колосьев. — А ну, Сережа, кто там есть? Чи то заяц скаче, чи дытына…

— Эй, эй, диду! Диду! — донесся откуда-то звонкий голос. — Подождите трохи!

— Эгей-гей! — мощно окликнул Матвеич.

Из пшеницы наперерез ему выскочила девчонка. Красная косынка сбилась у нее на шею, мокрые щеки блестели.

— Диду, я ж за вами от самой пасеки бигла! Вертайтесь скорийше до дому! Председатель вас требует! — быстро затараторила она, исподтишка оглядывая приезжего серьезными голубыми глазами. — Вертайтесь до дому, диду! Председатель вас требует…

Матвеич пожал плечами и подмигнул Сергею Николаевичу:

— Видал? Требует, и все. А чего?

Девочка удивленно и строго взглянула на него.

— Собрание в колхозе идет, вот чего! — сказала она, присела на землю, вытащила из пятки занозу и неожиданно добавила: — Война, вот чего! Хиба не знали? — Она искоса взглянула на взрослых.

Сергей Николаевич, пораженный неожиданным известием, молчал.

Матвеич оглянулся:

— Чего? — И, багровея, закричал, наступая на девчонку: — Где война? Яка война, я тебя спрашиваю?! — Он снова оглянулся, как будто война должна быть где-то рядом, а он ее не видел.

— Ну, война! С Гитлером! По радио сказали! — сердито заговорила девочка. — И чего это вы кричите, диду! Идите лучше до председателя, а я на хутора побегу.

Она вскочила и прыгнула на тропинку.

— Эй, слухай! Слухай! — кричал ей вслед Матвеич. — Стой, кажу, бисова душа!

— Нема колы! — звонко донеслось из пшеницы.

Старик посмотрел в небо, широко развел руками. По багровым щекам его катились крупные капли пота, глубокий шрам побелел, брови сдвинулись.

— Значит, порешили они на нашу землю идти, — тихо, с угрозой сказал он. — Добре. Добренько… Хай идуть… — Он застегнул доверху пуговицы на своей гимнастерке. — Добре! Встринемось!

Сергей Николаевич мгновенно представил себе пионерский лагерь в лесу, Митю…

Нагнувшись к своему рюкзаку, он поспешно вынимал из него свертки, предназначенные для Оксаны. Потом вытащил горн, протер его носовым платком, снова засунул в рюкзак и выпрямился. Лицо у него было серое — сухие губы, щеки и лоб как будто покрылись дорожной пылью. Но глаза были светлые, спокойные, решительные.

— Мне, дедуш, машину надо. Я должен ребят вывезти. Отца тебе оставляю… Возвращайся домой.

— Ах они бандюги! Каты!.. — кричал, потрясая кулаками, Матвеич.

— Диду, слышишь? Машину надо! Ребята в лесу остались. Говори, где машину взять. Матвеич пришел в себя.

— Машину? Стой! Стой!.. — Он потер лоб соображая. — Иди зараз на МТС. Тут прямиком километров пятнадцать будет. Там и машины есть и телефон. В случае чего, можно секретарю райкома позвонить. Вот, гляди. Прямехонько в овраг, а там через сосенки…

— Есть! Найду!

— А я… — Матвеич махнул рукой и отвернулся. — От же ж яка катавасия получается.

Сергей Николаевич подошел к нему:

— До свиданья, диду! Увидишь Оксану, скажи — я ее помню. И отца береги!.. Увидимся…

Матвеич обеими руками стиснул его плечи:

— Ты того… за нас ни-ни… Я старика в обиду не дам…

Сергей Николаевич вскинул на плечи рюкзак и, не оглядываясь, зашагал по дороге. Он шел быстро, прямиком, спускался в овраги, пересекал поля с гречихой, блуждал в молодом лесу, поминутно теряя узенькую тропинку. Сначала лучи солнца золотили тонкие стволы молодых сосенок и ложились светлыми полосами между их ровными рядами, потом вечерние тени легли на траву. Солнце незаметно ушло, а тропинка вела все дальше и дальше, лес становился гуще.

Сергею Николаевичу представилось, как в таком же лесу, в пионерском лагере, сбившись в кучу, ребята одолевают Митю вопросами и ждут условного горна…

Становилось все темнее, изредка вскрикивали птицы. Запахло шиповником, влажной травой…

Внезапно мягкий свет месяца осветил кирпичные здания, крепкий забор и запертые ворота.

Сняв с головы шляпу, Сергей Николаевич подошел к воротам и крепко постучал. И почти одновременно со стуком перед ним выросли две фигуры дюжих хлопцев:

— Хто такий?..

Глава 15

ДИРЕКТОР МТС

Директор МТС Мирон Дмитриевич, сидя за столом, смотрел на Сергея Николаевича острыми, насмешливыми глазами и, поглаживая бритый подбородок, спокойно говорил:

— Машины пошли своим плановым порядком. Как вернутся назад, то можно будет дать.

— А когда они вернутся назад? — сдерживаясь, спросил Сергей Николаевич. Его раздражал этот человек, которому он уже успел рассказать, что у него в лесу остались ребята, что они ждут, что их необходимо скорее вывезти и посадить в поезд на Москву. — Когда же они вернутся?

Мирон Дмитриевич развел руками и указал на занавешенные окна:

— Видите, что делается… Может, завтра к вечеру…

Сергей Николаевич возмутился:

— Товарищ, я удивляюсь вашему спокойствию! Я повторяю — у меня дети! Мне необходимо их вывезти. Есть в вашем распоряжении еще хоть одна машина?

Мирон Дмитриевич отогнул большой палец и прищурил светлые глаза:

— Есть машина. На нее особое распоряжение — со двора никуда!

Сергей Николаевич снял телефонную трубку:

— Район! Район!.. Дайте райком партии!

Директор покачал головой:

— Навряд ли они сейчас дадут.

Дозвониться было нелегко. Сергей Николаевич бросал трубку, ходил большими шагами по кабинету и снова звонил.

— Секретаря нет. На совещании… Не уполномочен… Ждите… — отвечали из райкома.

Мирона Дмитриевича вызывали по разным делам. За окном слышался его густой бас.

— Все тракторы в поле. Живо, хлопцы, живо! Давай, давай, ремонтируй! Чтоб через час там был! — кричал он на кого-то. — Сказано: убрать хлеб — и все тут!

Возвращаясь в комнату, он прислушивался к разговору по телефону.

— Где на совещании? — кричал учитель. — Когда приедет? — Лоб у него был мокрый, лицо усталое, под глазами легли темные круги.

Мирон Дмитриевич взял у него из рук трубку:

— Говорит директор МТС… Да, я знаю, что на совещании. Дайте телефон. Ну?.. Давай, кажу, телефон… того совещания! — заорал он, прижимая ко рту трубку. — Без ниякого разговору! Срочно! — Он кивнул головой Сергею Николаевичу: — Записывайте!..

Сергей Николаевич записал телефон и взял трубку. Мирон Дмитриевич снова вышел во двор. Когда он вернулся, учитель стоял у окна, заложив в карманы руки. Губы у него были крепко сжаты.

— Ну что? Дозвонились? — спросил директор.

— Дозвонился к секретарю… Утром пришлет свою легковую, — отрывисто, не глядя на него, сказал Сергей Николаевич.

Директор тронул его за плечо:

— Вы что ж, москвич? Учитель?

— Москвич. Учитель, — стараясь сохранять спокойствие ответил Сергей Николаевич.

— Партийный человек? — тем же тоном спросил Мирон Дмитриевич.

Сергей Николаевич молча вынул из кармана партбилет.

"Не доверяет", — мелькнуло у него в голове.

Но директор осторожно отвел его протянутую руку:

— Не треба. Я насчет паники…

— Какой паники?

— А той самой паники, какой в наше время не должно быть… — подняв свой большой палец, начал директор.

Сергей Николаевич вспыхнул:

— Да вы что, товарищ! Понимаете или нет? Я учитель. У меня в лесу дети…

Мирон Дмитриевич стукнул ладонью по столу:

— "Дети, дети"! У нас у всех дети. У меня у самого дети. И нечего горячку пороть. Сейчас война! Вероломное нападение — понятно тебе, товарищ? Все машины заняты — подвозят бойцов, доставляют горючее, убирают хлеба… А ты — "дети, дети"! "Я учитель"! — передразнил он Сергея Николаевича. — Да як ты учитель, так должен понимать, что все своим порядком делается. А ты сам весь побелел, распушился. Ты учитель, а я — батько. И у меня полна хата детей. А нужно сдерживаться, бо время военное. Вот утречком поедешь и заберешь своих детей, да и все!

Сергей Николаевич с удивлением смотрел на этого человека, строго и решительно читающего ему наставление, как вести себя. До сих пор никто не мог упрекнуть его в отсутствии выдержки. Он воспитывал в себе эту черту характера годами, терпеливо и неуклонно, простым и верным способом — не давая себе воли в проявлении гнева, раздражения по отношению к окружающим его людям. Он вызывал к себе уважение среди своих товарищей именно этой удивительной выдержкой, и вдруг чужой, почти незнакомый человек делает ему такое замечание… Сергей Николаевич чувствовал, что кровь приливает к его щекам. Но Мирон Дмитриевич ласково усмехнулся и похлопал его по плечу: