Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи (книга 2) Страница 15

— Ну добре, хлопче! Так — не так, а к утру машина будет. Пойдем сейчас до моей хаты. Там я распорядился, чтоб нам жинка повечерять приготовила, бо такая перепалка, що некогда и поесть. Пошли! Берите свое имущество! Где оно есть?

Он ухватил рюкзак и потащил за собой ошеломленного Сергея Николаевича через двор к маленькой белой хате с железной крышей. Во дворе было темно, где-то нетерпеливо мычала корова, из ворот выезжал трактор.

— Ну як? Починился? Живо давай! Чтоб у меня к завтрему зерно в мешках было! — крикнул в темноту Мирон Дмитриевич, толкая дверь хаты и пропуская вперед учителя.

Хата была маленькая, уютная. Посередине стоял добела выскобленный стол, по бокам — табуретки. У стены на широкой никелированной кровати спали ребята. С двух сторон сползали с подушек кудрявые темные головы и торчали из-под одеяла маленькие босые ноги.

— Мала куча! — добродушно усмехнулся Мирон Дмитриевич, указывая на них учителю. — Ну, садитесь, будьте гостем! Он придвинул к столу табуретку и заглянул в сени:

— Ульяна!

Ульяна не откликнулась. За нее ответил с кровати детский голос:

— Мама во дворе корову доит.

— Давно пошла? — спросил Мирон Дмитриевич.

— Давно. Зараз придет, — сонно отозвалась девочка.

Она, видимо, привыкла к чужим людям и, не обращая внимания на Сергея Николаевича, отвернулась к стене и уткнулась лицом в подушку.

Мирон Дмитриевич стал собирать на стол. Вытащил из стенного шкафа тарелку с селедкой, очистил луковицу, порезал ее большими кружками, достал хлеб.

В хату, гремя подойником, вошла маленькая, кругленькая молодица в темном платке; оба конца, стянутые под розовым подбородком, были завязаны наверху тугим узелком. Она мельком взглянула на гостя и тихо сказала:

— Здравствуйте.

Потом поставила на лавку ведро с молоком и, обтирая о передник руки, вдруг быстро и сердито напала на мужа:

— А то что ж за порядки, Мирон, а? Скотина до ночи не пригнана, где-то того пастуха к черту заслали! Корова кричит, с фонарем выйти до сарая не можно. Тычешься во все углы, як та слепа курка! Это что за дело, я тебя спрашиваю, Мирон?

— А такое дело, що война, — обтирая рукавом губы и обсасывая селедочную голову, спокойно сказал Мирон Дмитриевич. — Война! Не привыкла, чи що?

— О! Бачишь! "Не привыкла"! Так я ж баба, а ты мужик. А такого крику наробив: "Затемняйтесь, та щоб я ниде свиту не бачив!" Таку панику на всих нагнав…

— Ульяна! — строго прикрикнул Мирон Дмитриевич, заметив улыбающийся взгляд учителя. — Это не твоего ума дело, понятно? Я директор МТС. Я за все отвечаю! — Он налил молока и махнул рукой: — Одним словом, прекрати разговор! Або перемени свой разговор… — добродушно закончил он, подмигнув учителю.

Сергей Николаевич, улыбаясь, взял стакан:

— Видно, нам всем нужно побольше выдержки и терпения.

Ульяна подсела к столу и, лукаво блеснув глазами, спросила:

— Ну, а кто ж его бачив, того немца, Мирон? Хоть одного?

Мирон Дмитриевич вытащил круглые часы, поспешно встал, пошарил рукой за шкафом, включил радио:

— Зараз Москву послушаем, товарищ учитель!

Сергей Николаевич с волнением слушал сводку, передаваемую по радио из Москвы. Кровь закипала гневом, бурно билось сердце. Он чувствовал, что где-то близко отсюда в жестоких боях уже бьются с врагами молодые, сильные, самоотверженные сыновья Родины. И ему казалось невозможным больше сидеть в этой хатке и ждать… "Приеду — пойду в райком партии… сейчас же…"

Поздно ночью хозяева внесли раскладушку и уложили гостя.

— Спите, товарищ, я разбужу, как машина придет, — уговаривал его Мирон Дмитриевич.

Сергей Николаевич лег, но уснуть было невозможно. Перед его глазами стоял лес, около раскинутых палаток теснились ребята. Он видел их встревоженные лица и, сжимая руками виски, думал: "Не могу ждать… Уйду. Лучше пешком, как-нибудь… Скажу, чтоб машина шла вслед за мной…"

Он решительно вытаскивал из-под головы свой рюкзак, потом снова клал его на место: "А что, если шофер, узнав, что я ушел, погонит машину обратно? Или в темноте я потеряю дорогу и машина пройдет мимо? И сколько я буду идти? Нет, надо ждать… Надо ждать…"

Ходики тихонько покачивали гирями. Время тянулось медленно.

Сергей Николаевич не знал, на что решиться. Казалось, что бы ни ожидало его впереди, ничто уже не будет страшней этой ночи бездействия и ожидания…

Мирон Дмитриевич часто выходил на крыльцо, потом осторожно, стараясь не стучать тяжелыми сапогами, возвращался в комнату, присаживался к столу, крутил козью ножку и что-то записывал в потертой записной книжке. Слышно было, как во двор въезжали тракторы, где-то приглушенно гудели машины. Откуда-то издали слышались глухие удары…

Мирон Дмитриевич хмурился и глядел на жену. Стучал по столу пальцем, видимо обдумывая что-то про себя.

— Ты вот что, Ульяна… Бери завтра детей и эвакуируйся в Макаровку…

— А, видчипысь! — с досадой отвечала Ульяна, заботливо укрывая ребят. — Куда я с ними эвакуируюсь? До Макаровки не близко. Як я поеду?

— Ну, особого транспорта у меня для тебя нету. А Сивка завтра запрягу, да и поедешь!

— Никуда я не поеду от своей хаты. Видчипысь!

Очевидно, спор этот шел с утра, и Ульяна сердилась на мужа.

Сергей Николаевич думал о своем… Конечно, Митя постарается успокоить ребят и будет ждать его, учителя. А если Митя двинется по направлению к селу? А он, Сергей Николаевич, будет искать их в лесу и потеряет время?..

Над хаткой с тихим воем пролетели самолеты. Сергей Николаевич прислушался. Внезапно сильный удар потряс землю. Хатка дрогнула. Сергею Николаевичу показалось, что над его головой сорвалась крыша и с грохотом покатилась по двору. Ульяна схватилась за голову и бросилась к детям.

— Ой, боже мий! — с ужасом простонала она, прикрывая руками их головы.

Младший проснулся и заплакал. Мирон Дмитриевич взял его на руки и, стоя посреди хаты, грозно сказал:

— Завтра же чтоб тебя здесь не было! Эвакуируйся!

Ульяна заплакала, прижимая к губам платок. Мирон Дмитриевич покачал на руках ребенка, коснулся сухими губами мягких волос на его лбу, подсел к жене.

— Ульяна, я человек партийный… Я должен свою жизнь по-военному располагать. Я на партию смотрю и партию слушаю. Мне может любой приказ выйти, — объяснял он жене, заглядывая ей в глаза, и тихо прибавил: — Чуешь, голубка моя?

Ульяна плакала…

Под утро гудение самолетов затихло. Только где-то вдалеке слышался мелкий дробный стук — казалось, что в лесу на каждом дереве сидит дятел и долбит носом кору. Сергей Николаевич, готовый к отъезду, стараясь не будить прикорнувших хозяев, вышел на крыльцо.

Солнце еще не вставало. Было свежо. На траве лежала холодная роса. Около сарая два хлопца выбрасывали лопатами землю из глубокой ямы. Еще один хлопец, почти подросток, в длинном тулупе, прохаживался у ворот.

— Что, не было машины? — спросил Сергей Николаевич.

— Легковой?

— Да.

— Из района?

— Да.

Хлопец не спеша вытер платком нос:

— Не було.

В сарае сонно закричал петух. Всполошились на насестах куры. Светало…

"Что делать? Вдруг не придет?" — мелькнуло в голове у Сергея Николаевича. Он с горькой досадой подумал о потерянном времени. Нужно было расспросить дорогу и еще вчера вечером пуститься в путь. Хлопец как будто угадал его мысли. Он высвободил из мохнатого воротника натертый докрасна подбородок, прищурил светлые глаза и пошевелил губами.

— А до якого вам места?

— До поворота, где река под горой, знаешь?

— Чего ж не знаю! Километров двадцать по шоссе. Пешком далеко…

Сергей Николаевич вошел в хату. Было еще слишком рано, чтобы снова звонить в райком. Он приподнял темную занавеску и стал смотреть во двор. Бездействие доводило его до отчаяния. В углу мирно тикали ходики. Стрелки медленно ползли к четырем часам. Хозяева спали.

Сергей Николаевич взял свой рюкзак и в нерешительности пошел к дверям.

Но Мирон Дмитриевич вдруг поднял с подушки нечесаную голову, провел ладонью по заспанному лицу и прислушался:

— А ну, подождите!

С дороги донесся тихий шелест и негромкий гудок.

— Эге! За вами!

Сергей Николаевич бросился к воротам.

Машина была легковая. Шофер, открыв дверь, окликнул:

— Кто тут будет товарищ учитель?

На ходу застегивая френч, выскочил Мирон Дмитриевич. Сергей Николаевич крепко пожал ему руку:

— Спасибо, Мирон Дмитриевич!

— Добрый ты хлопец, а горячий, — с улыбкой сказал ему директор.

Они обнялись.

Хлопцы окружили шофера:

— Ну, яки там новости?

Шофер был хмурый, невыспавшийся.

— Погано. Сильно напирает фашист, — хрипло сказал он.

Люди, встревоженные его сообщением, ближе придвинулись к машине.