Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи (книга 2) Страница 16

— Эге! За вами!

Сергей Николаевич бросился к воротам.

Машина была легковая. Шофер, открыв дверь, окликнул:

— Кто тут будет товарищ учитель?

На ходу застегивая френч, выскочил Мирон Дмитриевич. Сергей Николаевич крепко пожал ему руку:

— Спасибо, Мирон Дмитриевич!

— Добрый ты хлопец, а горячий, — с улыбкой сказал ему директор.

Они обнялись.

Хлопцы окружили шофера:

— Ну, яки там новости?

Шофер был хмурый, невыспавшийся.

— Погано. Сильно напирает фашист, — хрипло сказал он.

Люди, встревоженные его сообщением, ближе придвинулись к машине.

Сергей Николаевич тронул шофера за плечо:

— Поехали, поехали, товарищ! К большому лесу. По шоссе.

Машина загудела, попятилась назад и, вырвавшись на лесную дорогу, помчалась, мягко подпрыгивая на ухабах.

Глава 16

СНОВА В ПОХОД

Мазин вытер губы и повторил:

— Война!

Ребята, тесно сдвинувшись вокруг, молча и тревожно смотрели то на него, то на Митю. Митя, ошеломленный неожиданным известием, старался сохранить спокойствие; он неестественно улыбнулся, пожал плечами.

Мазин, прерываемый взволнованным Петькой, начал рассказывать:

— Мы вышли на шоссе, а тут — скот гонят, люди идут…

— Неожиданное нападение! — перебивая его, кричал Петька.

Ребята забрасывали их вопросами:

— А что говорят? Где сражение? Зачем скот гонят?

Девочки прижимались друг к дружке, смотрели широко открытыми глазами на Митю:

— Что же это, Митя? Война? Настоящая война?

Митя поднял руку. Он чувствовал, что надо успокоить ребят, что-то сказать им, но про себя он уже спешно решал вопрос, что делать: ждать учителя или двигаться к нему навстречу?

— Ребята! Война, конечно, является неожиданностью не только для нас, но и для всей нашей страны — Митя остановился, посмотрел на серьезные лица ребят. — Но у нас, у советских людей, у коммунистов, комсомольцев и пионеров, есть такое отличительное свойство: перестраиваться на ходу. Мы не теряемся ни при каких обстоятельствах. А потому наше дело: спокойно, стойко, как подобает пионерам, принять это известие и срочно перестроиться на военный лад… Трубачев, ты остаешься командиром отряда!.. — Митя посмотрел на мирную полянку, на дымящуюся на костре картошку. — Сей — час лагерь снимется с места и походным порядком выйдет на шоссе. Вареную картошку разделить — съедим на ходу. Консервы, мешки с мукой, лишнюю посуду и лишние тяжести сложить в яму и замаскировать. Уладится дело — заберем. Каждый идет налегке — понятно?

— Понятно! — серьезно ответили ребята.

Митя взглянул на часы:

— Полчаса на сборы.

На поляне закипела работа.

Снимали и связывали палатки, складывали в незаконченную землянку консервы, чугунки, удочки. Мазин и Русаков занимались маскировкой. Они искусно выложили дерном и забросали валежником яму. Синицына с Зориной раздавали горячую картошку. Кто-то из ребят потребовал соли. Синицына возмутилась:

— Какая соль еще? Война, а он "соли"!

Трубачев о чем-то советовался с Одинцовым. Через полчаса все было готово. Стоя посередине полянки с легкой ношей за спиной, ребята с сожалением поглядывали на изумрудную зелень, на затухший костер, на черные ямки в том месте, где так уютно стояли их палатки. Было странно, что они должны уходить отсюда потому, что на их землю пришел враг. Было непонятно и тревожно слово "война", знакомое ребятам только по книгам и рассказам.

— Нам не страшно… Нам только самую чуточку страшно, — сознавались шепотком девочки.

Ребята были настроены воинственно. У них появились толстые палки с острыми концами. Два кухонных ножа бесследно исчезли под чьими-то куртками.

— Готово? — спросил Митя.

— Готово!

— "Если завтра война, если враг нападет…" — решительно запел Трубачев.

— "Если темная сила нагрянет…" — звонко подхватили голоса ребят.

Они шли, крепко ступая по земле, презирая колючки и крапиву, ломая на своем пути сухие ветки. Шли с песней, как идут бойцы.

Когда первый боевой пыл улегся, стали решать, как быть, если Сергей Николаевич запоздает. Посыпались и другие вопросы. Ребята забеспокоились о родителях — что они думают? Мамы уже, верно, плачут. Надо послать телеграмму, успокоить их. И вообще, что будет дальше? И как это так все неожиданно случилось?

Над головой сквозь темную зелень розовело небо, трава была еще мокрая, но в воздухе уже не чувствовалось ночной свежести.

— А вдруг мы этих самых фашистов встретим? — тревожно оглядываясь, спросила Надя Глушкова.

— Встретим — так будем драться! — крикнул Трубачев, с силой сбивая палкой молодые кусты.

— Трубачев, отставить! — прикрикнул Митя. — Во-первых, мы их не встретим, во-вторых, таких вояк никому не нужно, а в-третьих, наша прямая обязанность — возможно скорей убраться восвояси, чтобы не затруднить собой взрослых.

— Как — восвояси? Сейчас же? Домой? — разочарованно протянули ребята.

— Да над нами все смеяться будут — скажут, что мы струсили.

— Тут война, а мы "восвояси"! — возмущался Одинцов.

— Ну, а куда же нам? Конечно, по домам надо, — рассудительно сказал Саша.

— Конечно. В школу надо… — задумчиво поддержал его Сева.

Трубачев был недоволен:

— Что мы, маленькие, что ли? В гражданскую войну и не такие, как мы, воевали!

— Я никуда не поеду! — решительно заявил Мазин.

— Я тоже! — крикнул Русаков.

Митя рассердился:

— Кто это смеет рассуждать, поедет он или не поедет! Как старшие решат, так и будет. (А старшие — то есть он, Митя, и Сергей Николаевич, — без всякого сомнения, посадят всех в вагон и вывезут. А потом Сергей Николаевич пойдет на фронт, а может быть, и он, Митя.) И прекратить лишние разговоры! Давайте лучше слушать, не горнит ли Сергей Николаевич.

Но горна не было слышно. Митя с каждым шагом испытывал все большее беспокойство. Что, если Сергей Николаевич не встретит их и потом будет искать в лесу? Поляна еще хранит следы пребывания лагеря. Учитель, наткнувшись на нее, вероятно, поймет, что Митя увел ребят в село. Но что будет, если, не услышав ответа на горн, учитель двинется в глубь леса и, разыскивая отряд, напрасно потеряет время? Надо было бы как-нибудь дать знать, куда снялся лагерь…

Митя подозвал Трубачева.

— Мы с тобой, брат, маху дали, — тихо сказал он.

— А что? — встрепенулся Трубачев.

— Да надо было Сергею Николаевичу какой-нибудь знак на поляне оставить, что мы ушли в село.

— Знак? Я оставил! Мы с Одинцовым письмо в клеенку завернули и над костром к железке привязали, — сообщил Васек.

Митя просветлел:

— Ну, тогда все в порядке! Если и разойдемся, то он нас догонит.

Шли долго. Дорога казалась очень длинной и незнакомой. Несколько раз останавливались, прислушивались и хором кричали:

— Сергей Николаевич! Ау!

Но в лесу не было слышно ни одного человеческого голоса. Мазин и Русаков то и дело забегали вперед — проверять свои дорожные знаки.

— До шоссе осталось два километра! — сообщили они.

Ребята заспешили.

До них доносились какие-то смешанные звуки: неясный равномерный шум, стук колес, гудки машин. Митя сквозь деревья увидел красноармейцев. Они шли и шли ровным, широким шагом. Кое-где двигались за ними орудия, ехали грузовики, торчали вверх черные стволы винтовок. Ребята замерли.

— Красная Армия пошла на врага! — торжественно сказала Валя Степанова.

— Бойцы! Бойцы!

Ребята врассыпную бросились к шоссе. Митя перепрыгнул через глубокий ров, отделявший его от дороги, и остановился, с волнением вглядываясь в суровые лица шагавших бойцов. Увидев пионеров, некоторые из них поворачивали серые от пыли лица и улыбались. Ребята радостно ловили эти улыбки.

Сева Малютин, подняв вверх худенькую руку, махал и махал ею в воздухе. Петька схватил Мазина за плечо.

— Пойдем за ними! — возбужденно зашептал он.

Мазин нагнул голову, раздумывая:

— Сейчас нельзя, не по-товарищески.

Трубачев, Булгаков и Одинцов стояли на пригорке, освещенные лучами солнца. В немом восхищении они отдавали салют идущим в бой красноармейцам… И вдруг за сплошной движущейся массой, откуда-то с другой стороны шоссе, раздался призывный звук горна.

— Сергей Николаевич!!!

Митя схватил за плечо Белкина:

— Давай! Давай!

Тра-та-та-та! — изо всех сил забарабанил Белкин.

Глава 17

ПЕРВАЯ РАЗЛУКА

Учитель с горном в руках стоял по ту сторону шоссе. Он видел взволнованные лица ребят, видел Митю. Тягостное беспокойство, которое он испытывал в последние часы, сменилось в нем горячей нежностью. Он махал ребятам шляпой, время от времени подносил к губам горн и, раздувая щеки, горнил еще и еще, извещая их о том, что он здесь.