Александр Соколовский - Первый особого назначения Страница 15

Отец дарил маме в дни рождения одеколон или цветы… Может, и Тане тоже подарить одеколон? Тройной. И бутылка большая, и стоит недорого. Правильно, лучше всего подарить одеколон.

Узнав, что Степка собирается на день рождения к девочке, отец вынул из кармана новенький хрустящий рубль, и Степка побежал на Ленинскую в парфюмерный магазин.

В магазине стоял крепкий запах удушливых ароматов. Пахло так, словно Степка вдруг очутился в громадной коробке из-под пудры. На полках и под стеклами прилавков стояли флаконы, бутыли, пузырьки всех размеров и фасонов, лежали футляры и коробочки, тюбики с кремами, вазелином и зубной пастой. Вдоль полок, будто солдатики, выстроились патроны с губной помадой.

Степка долго вертелся возле прилавка, пока, наконец, молодая продавщица не спросила его с неудовольствием:

— Мальчик, тебе что здесь нужно? Полчаса тут вьешься и ничего не покупаешь.

— Мне… одеколон… тройной… — запинаясь, проговорил Степка и протянул скомканную, мокрую от пота рублевку.

— Девяносто восемь копеек, — сказала продавщица и достала с полочки зеленоватую бутылку.

В ту же минуту кто-то толкнул Степку в бок.

— Ты что здесь делаешь?

Степка обернулся. Перед ним стоял Женька Зажицкий.

— Вот… Покупаю… Тане подарок…

— Фью! — свистнул Женька. — Тройной одеколон! Ну она и обрадуется! Специально для девчонки подарок. Чтобы после бритья лицо протирать.

— После бритья? — растерянно пробормотал Степка.

— Конечно. А ты не знал?

И, протянув продавщице деньги, Женька важно сказал:

— Дайте «Камелию».

У Зажицкого были две рублевые бумажки. У Степки только одна. Разве купишь на рубль хорошие духи? Но тут его выручила продавщица, слышавшая весь разговор двоих приятелей.

— Возьми «Осень», мальчик, — сказала она Степке. — Видишь, и коробка красивая и духи хорошие. И стоит как раз ровно один рубль.

Из магазина Женька и Степка вышли вместе.

— Что же это? — проговорил Степка. — Подарки одинаковые. Ты — духи, и я — духи тоже.

— Ничего, ничего, — невозмутимо ответил Зажицкий. — Подарок есть подарок. А вот если другие гости тоже духи принесут — будет потеха!

Еще третьего числа, в первый день после праздника, Таня, улучив минутку, остановила Степку во дворе школы.

— Не забыл? — быстро спросила она.

— Что ты! — ответил Степка. — Я приду.

— Завтра в пять, — напомнила Таня и, махнув рукой, побежала к Оле Овчинниковой, которая позвала ее, чтобы вместе с другими ребятами побросать по кругу волейбольный мяч.

Четвертого, вернувшись из школы, Степка поспешно стал готовиться в гости. Время летело с такой быстротой, будто в часах что-нибудь испортилось. А ведь надо было выгладить рубашку, навести складку на брюки, вымыть шею и оттереть пемзой чернильное пятно на пальце. И, словно нарочно, оказывалось, что на рубашке не хватает пуговицы, что куда-то запропастились гуталин и щетка…

Мать ушла в магазин. А то бы, конечно, она помогла Степке.

Только в половине шестого Степка постучал в дверь сорок восьмой квартиры. Еще поднимаясь по лестнице на пятый этаж, он старался себе представить, как живут Таня и ее родители. Наверное, у главного инженера завода комната громадная, как школьный физкультурный зал. На окнах занавески. Посередке стоит большой круглый стол, и Танины отец и мать, сидя за ним, разговаривают только по-немецки.

Дверь отворила Таня. Увидав Степку, она вспыхнула от радости.

Вместо громадной комнаты Степка очутился в маленькой прихожей и неуклюже затоптался на месте, вытаскивая из кармана сверточек с духами «Осень».

— Это тебе… Подарок… — проговорил он в смущении.

— Спасибо, — сказала Таня. — Только зря. Не надо было. Хорошо, что пришел. — Она понюхала сверток. — Ой! Духи… Ну, ты уж совсем…

И Степке было приятно оттого, что серые глаза ее светились теплой радостью.

— Идем, — сказала Таня и потянула его за руку. — Не стыдно опаздывать? — добавила она с укоризной. — Все уже собрались. Слышишь?

Она приложила к губам палец, и Степка прислушался. Откуда-то доносились голоса, хохот, потом все на мгновенье смолкало и снова раздавался смех.

— В «города» играют, — объяснила Таня. — С папой. Он всех нас победил. Один Женька еще держится. Идем!

И, схватив Степку за руку, она потащила его за собой.

В комнате, куда они вошли, было очень светло. Под потолком горела яркими лампами люстра из трех опущенных книзу плафонов. Ребята, сидевшие на стульях и на диване, даже не обратили внимания на появившихся Таню и Степку, настолько все были поглощены игрой.

— Милан! — воскликнул Женька, привскочив на стуле.

— Након-Паном, — помедлив всего секунду, ответил плотный плечистый человек, сидящий в кресле у небольшого письменного столика. Это был Танин отец.

Оля, примостившись у столика, торопливо стала листать страницы географического атласа.

— Таиланд… Таиланд… А тут нет Таиланда.

— Посмотри — Индокитай, — посоветовал инженер Левченко.

Оля опять начала листать странички.

— Ага! Вот! Страница сто пять. Таиланд… Нету.

— Да ну? — удивился Танин отец. — Не может быть!

На лице у Женьки появилось торжествующее выражение.

Но инженер сам взял книжку, полистал и сказал:

— Вот он где, на девяносто шестой странице, где карта Вьетнама.

— Верно, есть, — подтвердила Оля. — Након-Паном.

На лбу у Женьки выступили капли пота.

— Папа перед игрой сказал, что будет называть города только с окончанием на букву «м», — зашептала Таня Степке.

Наверно, у Женьки в запасе больше не было городов, начинающихся с буквы «м».

— М-магнитогорск… — пробормотал он неуверенно.

— Уже говорили, — сказал Костя.

Зажицкий и сам помнил, что «Магнитогорск» уже говорили.

— Тогда… Тогда… Мадрид.

— Тоже говорили.

— Когда говорили? Когда?

— На «Мадриде» Пончик вылетел!!

— Ну, тогда… — Женька шмыгнул носом и вдруг обрадованно подпрыгнул. — Манчестер!

— Ром, — быстро назвал новый город Танин отец.

— Нет такого города! — тотчас же загремело кругом. — Рим есть, а Рома нет… А Рим вы сами уже говорили!

Оля лихорадочно листала географический атлас.

— Есть и Рим и Ром, — засмеялся инженер Левченко. — Только Рим — в Италии, а Ром — в Соединенных Штатах Америки.

— Есть Ром, — сказала Оля с удивлением.

Зажицкий надолго задумался.

— Мурманск — говорили, Москва — говорили, Мариуполь… Магдебург… Нету больше городов на «м», — сдался он. — Штук сто уже, наверно, сказали.

— Нету? — переспросил Танин отец. — Да ну?

— А разве есть? — удивился Вовка.

— Конечно. Хотите, я назову десять городов на букву «м»?

— Наверно, опять какие-нибудь иностранные, — сказал Женька.

— Нет, зачем же. И у нас в стране еще много осталось городов, названия которых начинаются с буквы «м». Магадан, Мга, Мариуполь, Мама, Мензелинск… — Он считал, загибая пальцы. — Молодечно, Мстиславль, Мосты, Мелекес, Медногорск… Десять. Хватит?

— Вот это да! — только и произнес Женька.

— Но все-таки я себя победителем не считаю, — вдруг сказал Танин отец. — По правде говоря, я уже истощил все свои запасы городов, которые кончаются на букву «м». Так что еще одно последнее усилие, мой друг Евгений, и я бы сдался. Честное слово.

— Ну, что вы, — скромно ответил Женька. — Вас победить нельзя.

В эту минуту у двери раздался звонок.

— Это мама пришла! — закричала Таня, бросаясь в коридор.

— Ну, раз пришла хозяйка, — сказал инженер Левченко, — значит, надо кончать игры. Пошли встречать.

Он быстро встал и легко, как ходят только очень молодые люди, зашагал к двери. И ребята бросились за ним.

В прихожей снимала с себя пальто невысокая худенькая женщина, поразительно похожая на Таню. У нее были такие же, как у Тани, большие серые глаза и такие же золотистые волосы. Только у Тани они были заплетены в две косички, а у ее мамы уложены на затылке тугим тяжелым узлом.

— О! Собрались уже гости! — звучным чистым голосом сказала она и улыбнулась.

— Мы уж тут совсем расщелкались зубами, — сказал Танин отец. — Чайник кипеть устал.

— Вот это кстати. Я тоже умираю — хочу чая. Ну давайте все в столовую.

— Сюда, сюда! — уже звала Таня, распахивая дверь.

За дверью оказалась большая комната. Здесь стоял стол, а на столе Степка увидел чашки, тарелки, вилки, ножи и посередине — большущий пирог с румяной выпеченной цифрой «13». Тане исполнилось тринадцать лет.

— Ну, прошу гостей к столу! — пригласил инженер Левченко.

За стол усаживались молча. Но понемногу стеснительность прошла. Зазвякали ложечки в чашках, и пирог под руками Таниной мамы вмиг оказался нарезанным на аккуратные треугольные ломти. А Пончик даже до того расхрабрился, что украдкой вытер о скатерть руки. Впрочем, это не ускользнуло от внимания Оли, и она толкнула Вовку локтем.