Любовь Воронкова - Алтайская повесть Страница 15

– Ну, Костя, ты что это дикий какой! Сегодня уж так будет – весну всегда в венках встречают. Раз пошел с нами, так и подчиняйся!.. Девочки, выходите, надевайте мальчикам венки – сегодня такой день!

И ребятам пришлось подчиниться. Кто с досадой, кто со смущением, кто с удовольствием, но все надели венки. И никто не заметил, как Чечек со своим нежным венком из лиловых фиалок подбежала к Косте вслед за Настенькой… и не успела! Она хотела было сдернуть с Костиной головы Настенькин венок из баранчиков и курослепов, но вовремя удержалась и тихонько отошла за спины подруг.

Больше всех был доволен этой затеей Алеша Репейников. Он весело сдвигал свой венок то на одно ухо, то на другое. И до тех пор двигал, пока не разорвал его и желтые цветы не распались на звенья.

– Эх, ну и сплели! – сказал он. – Не могли получше сделать!

Он собирал обрывки венка, пытаясь связать их. Что это: все в венках будут, а он – нет!

– Да вот у Чечек еще венок есть! – крикнула Лида Королькова. – Чечек, надень свой венок Алешке!

Все расступились, пропуская Чечек, и как-то вышло, что Чечек и Алеша стали друг против друга и все глядели на них.

– Ну, надевай скорей! – сказал Алеша, подставляя свою круглую белесую голову.

Но Чечек гордо поглядела на него, поджала губы, бросила лиловый венок на траву и отошла. Алеша, смеясь, поднял его:

– Ох, ты! Бросает!.. Ну и не надо, я и сам возьму!

– Становитесь в хоровод, ребятишки! – сказала Марфа Петровна. – Запевайте дружно!

Весна, весна красная,Приди, весна, с радостью,С радостью, с радостью,С великою милостью!..

Далеко улетела песня по окрестным горам. Ей вторили птицы в тайге. Ей улыбались сквозь сон раскрывающиеся цветы. И, может быть, сама Весна, услышав призывные молодые голоса, ускоряла свой шаг, поднимаясь в Алтайские горы…

Домой возвращались немножко усталые, с большими букетами трав и цветов для гербария. Мальчики теряли по дороге свои венки или вешали их на ветви лиственниц. Алеша Репейников надел шапку, а венок хотел оставить где-нибудь в кустарнике, но поглядел на душистые лиловые фиалки и надел его поверх шапки – уж очень красивый венок сплела Чечек!

Всем было хорошо, все были веселы и голодны, смеялись, подшучивали друг над другом, предвкушали веселый час ужина. И никто не знал, какой серьезный разговор разгорается у трех подруг, идущих сзади.

– Чечек, не отказывайся, – строго сказала Лида Королькова, – ты на Алешку злишься!

Чечек сдвинула черные брови:

– А что мне его – целовать?

– Фу, Чечек! – крикнула Мая. – Не притворяйся! Ты его просто ненавидишь! Я уже давно заметила. Тогда Анатолий Яковлич сказал: «Подержи мешок с овсом, пусть Алеша покормит кроликов», а ты сразу мешок и положила!

– Удивительно! – пожала плечами Лида.

– И еще и еще!.. – продолжала Мая запальчиво. – У него кролик убежал в сад, Алешка ищет, а ты видела, где он, и молчала. Почему это? И сегодня – взяла и бросила венок на землю!

– Ну и что же? – угрюмо сказала Чечек. – Ну, вот взяла и бросила. И не хочу Алешке надевать на голову, а буду всегда бросать!

– О-ей! – удивилась Лида. – Почему это? Он тебя, может, ругал?

Чечек сердито молчала.

– Никогда он ее не ругал, – сказала Мая. – За что это он будет ругаться?

– Это нехорошо, Чечек, – с упреком обратилась к ней Лида. – Он, может, какой-то приставучий и суетливый какой-то… ну, а все-таки он же наш пионер, товарищ наш…

– О! Товарищ! – возмутилась Чечек. – Очень хороший товарищ! А кто про меня хотел Анатолю Яковличу сказать? Все не хотят, а он: «Пойду скажу! Надо сказать!» Только ребята не дали, а то бы побежал. А что ему? Только бы мне назло! Чтобы я обратно домой убежала – вот что он хотел!.. Да, товарищ!

Мая всплеснула руками:

– Ой, что говорит!

А Лида Королькова нахмурилась:

– Ну, Чечек, ты совсем заблудилась. А вот хочешь знать? Если бы я считала, что надо про тебя сказать Анатолю Яковличу… ну если бы считала, что это тебе даст пользу… я бы тоже пошла и сказала.

Чечек остановилась:

– Про меня? Ты?..

– Да, про тебя. Да, я.

– А я думала – ты моя подруга!

Чечек вдруг сорвала с головы свой красный венок, забросила его и хотела бежать. Но Лида схватила ее за руку.

– Что ты, Чечек! Да, конечно, я твоя подруга, – твердо сказала она. – Ну, ты же выслушай меня сначала, а потом убегай! Вот если бы я думала, что если я скажу Анатолю Яковличу, как ты сочинения списываешь, и это тебе поможет, и ты больше не будешь списывать, а будешь хорошо учиться, – я пошла бы и сказала…

Чечек попробовала выдернуть руку, но Лида держала ее крепко:

– Подожди, дослушай… Ну, а я и другие подумали, что ты и так поймешь, и можно Анатолю Яковличу не говорить, – вот и не сказали. Ну, а Алешка считал, что для тебя будет лучше, если Анатолю Яковличу сказать, – ну, он и хотел…

– Чтобы для меня было лучше?

– Ну конечно! – подхватила Мая. – Что же ты думала, что он назло?

– Да, назло!

– Ой, Чечек! – задумчиво сказала Лида Королькова. – Что я думаю… что я думаю! Уж не рано ли мы приняли тебя в пионеры?

Чечек испуганно поглядела на подруг и опустила голову. Мая тотчас обняла ее за плечи:

– Ну, не говори так, Лида, не говори! Чечек подумает немного – и поймет. Мало ли, иногда человек живет, живет и чего-нибудь не понимает. А потом подумает – и поймет. А я вот тоже многого не понимаю. Думаю: почему так? В избе жить лучше, а наш дедушка все равно в аиле живет!.. И почему это: у меня отец алтаец, а волосы у меня белые? У мамы тоже волосы белые, потому что она русская. Но ведь у отца черные? Значит, надо, чтобы у меня половина волос была белая, а половина – черная. А почему же я вся белая?

Лида невольно усмехнулась:

– Да ну тебя, Майка!

А Чечек молчала всю дорогу и думала о чем-то. И подруги не мешали ей.

В домике Марфы Петровны

Прошел май. Прошли трудные, волнующие дни экзаменов.

В эти дни Костя не знал и не видел ничего, кроме книг, учебников, тетрадей, чертежей.

Ваня Петухов, которому Костя помогал готовиться к экзаменам, однажды сказал:

– А ты-то, Кандыков, что сидишь над учебниками не вставая? Ты и так сдашь!

– Как сдать… – ответил Костя. – Можно сдать по-разному. А я хочу – на пятерки.

Костя сдал на пятерки. И лишь на другой день после того, как в последний раз вышел из экзаменационного зала, он вдруг почувствовал, что жизнь хороша и разнообразна. Ему хотелось все: и побежать в сад проверить яблоньки, и взяться за арык, и послушать болтовню Чечек, расспросить о ее делах. Но отец сказал, что в колхозе нужны люди на посадку картошки, и Костя с удовольствием отправился в поле. А самой главной заботой его было – написать заявление и отправить в Барнаульский плодово-ягодный техникум.

Кроме всех этих забот, возникла еще одна: он вдруг, помимо своей воли, стал актером.

Однажды, возвращаясь с колхозного поля чуть-чуть усталый, он зашел в школьный сад. Нежная листва маленьких яблонь смутно зеленела в синеватых сумерках. Деревца стояли тихие, словно удивленные, что они живут, что у них под мягкой корой идут соки, что они, как и взрослые деревья, тоже сумели развернуть листья.

Костя медленно шел по саду и, задумчиво улыбаясь, думал: «Ухожу… И в классе уже кто-то другой будет сидеть на моей парте. И за моими яблоньками будет ухаживать кто-то другой. А меня здесь будто и не было… яблоньки мои и то меня забудут… Ну, это-то ничего. Лишь бы ребята их любили!»

В таком чуть-чуть грустном раздумье он вышел из сада на школьный двор. И тут же несколько голосов окликнуло его:

– А, вот как раз и он… Кандыков! Костя! Иди сюда!

На крыльце беленого домика, в котором жила Марфа Петровна, сидели ученики – и младшие, и старшие, и средние. И сама Марфа Петровна в своем белом, надвинутом на глаза платке сидела на верхней ступеньке. Настенька, Ольга Наева из шестого, Таня Чубукова, Алеша Репейников, Мамин Сияб – все кричали и звали Костю. И звонче всех кричала Чечек:

– Кенскин, иди сюда! Иди скорее! Бежи!

Тут же кто-то поправил ее:

– «Бежи»! Эх, ты, а еще в шестой класс перешла!

Произошел быстрый спор:

– Да, «бежи», потому что – «бежать».

– Нет, «беги», потому что – «бегать».

– Ну и пусть «бегать»! Вот еще! – И Чечек снова закричала: – Кенскин, бегай сюда!

Костя подошел, немножко удивленный:

– Что случилось? – и сразу посмотрел на Чечек: опять что-нибудь натворила?

Чечек поняла его взгляд и, мешая со смехом звонкие слова, зачастила:

– Нет, нет, Кенскин, я ничего! А ты у нас Петр Великий будешь! А Манжин будет арап! А Мая будет невеста! А я буду на пиру танцевать!

Костя растерялся:

– Я – Петр Великий? Манжин – арап?..

Все рассмеялись.

– Сядь, Кандыков, – улыбаясь, сказала Марфа Петровна. – Мы тебе сейчас все расскажем.

Оказалось, что драмкружок, перед тем как ученики уйдут из школы на лето, решил поставить прощальный спектакль. Но задумали ставить пьесу и снова вспомнили, что пьес-то у них нет. Старые, заигранные ставить не хотелось. Решили что-нибудь инсценировать. Так, на Новый год они ставили спектакль по книге Гайдара «Тимур и его команда». В марте разыграли сказку про бабку и деда: как бабка поехала в поле пахать, а старик взялся за домашние дела. Этот спектакль был такой веселый, что смех в зале ни на минуту не умолкал. Неизвестно, как сами артисты терпели, не смеялись. Но что же поставить теперь?