Марк Ефетов - Валдайские колокольцы Страница 15

— Я не плачу, Галочка. Я не плачу. Это так… — Она прикладывала кончики косынки к щекам, как прикладывают промокашку к тетради. А щеки все равно были мокрые. — Галочка, а где Яков Павлович?

— Он там, у себя. Все к нему звонят. Из молокозавода со смены все пришли и хотят идти в лес. Только меня и Юрика не пускают — говорят, маленькие. А мы разве маленькие?

— Маленькие, Галочка, совсем маленькие. Ох…

Галочка молчала. По всему видно было, что она хочет помочь в беде, что ей очень жаль Нину Васильевну.

— Знаете, тетя, — сказала Галочка. — Юрик уже совсем не маленький. Он за грибами ходит в лес — далеко-далеко. И дома все-все по хозяйству делает. Ну почему Юрика не пустили? Мы и Якова Павловича просили пустить нас в лес. Он говорит — нет, и все. Юрик хотел, чтобы в лес колокольцы взяли, чтобы там звонили в них и звонили — может, Слава услышит их и откликнется. Но Юрин папа сказал, что не надо. «Без колокольцев найдем». А вы Якова Павловича и не знаете. Он, если за что взялся, обязательно добьется. Тетя Кира у него в райкоме.

Но Киры Матвеевны в райкоме не оказалось. Подходя к большому дому на горе, где помещался райком, мы увидели две грузовые машины с людьми. Одна тут же развернулась и ушла по направлению к шоссе. Оказалось, что Кира Матвеевна уехала с нею в лес. А вторая машина отходила чуть погодя, и Славина мама уехала с ней.

Я вошел к Якову Павловичу. Он сидел за столом, прижимая плечом к уху телефонную трубку, и что-то быстро писал, придерживая левой рукой лист бумаги.

Часы на стене пробили семь раз, и я подумал:

«Вторые сутки, как Славка пропал. Хлеб-то, конечно, давно съеден. Ну, это, может, еще не самое страшное. А вот ночи холодные. Он в легкой курточке. Где спал? На чем? Чем покрылся?» Мне вспомнились рассказы о медведях. Их в этих краях много. Как это Славка говорил мне, когда в первый раз просился в Валдай: «Медведи человека не трогают». «Да, не трогают! Басни… Почему Слава не подал голоса, когда ему кричали, аукали? Был бы жив, услышал бы — отозвался. А жив ли?…»

От этих мыслей меня оторвал голос Федотова. Он говорил в трубку:

— Нет, людей поведу я. А что сказал проводник?… Понятно!

Яков Павлович положил трубку на рычаг и повернулся ко мне:

— Киру Матвеевну видел?

— Она поехала в лес. И мать Славки тоже.

— А кто дома у Киры Матвеевны?

— Галя.

— Хорошо, — сказал Яков Павлович, — она толковая. Мне нужна какая-нибудь вещь Славы. Одежда, обувь…

Зазвонил телефон, и Федотов снял трубку:

— Слушаю. Кто? Коврига?… Так. Понятно… Сорок два человека? А ты говорил, пойдут двадцать… Понятно. Я буду скоро, очень скоро.

Потом Яков Павлович разговаривал по телефону с Тихоном Ильичом. Я вспомнил краснощекого сторожа подсобного хозяйства, вспомнил его разговоры об охоте и о медведях и подумал, что этот человек должен помочь. Такие, как Тихон Ильич, умеют ходить по лесу так, что ни одна веточка под ногой не хрустнет, ни один след не останется незамеченным.

Что говорил по телефону краснощекий сторож, я не слышал, но последние слова Якова Павловича меня не обрадовали. Он сказал в трубку Тихону Ильичу:

— Да, знаю, что там много болот. Да, к сожалению. Это и меня беспокоит. Ну, пока…

Только тут я заметил, что Федотов с зимы как бы постарел. Вокруг глаз, провалившихся на худом лице, появилась сетка морщин. Две складки легли треугольником от носа к углам рта. Раньше их не было. И седина тронула волосы, точно иней.

Снова зазвонил телефон, и опять разговор был о людях, которые шли в лес.

А потом телефон раззвонился протяжно, без перерыва. Федотов снял трубку, а в ней голос был так громок, что я слышал каждое слово, которое говорили Якову Павловичу:

— Райком?

— Райком.

— Говорят из парткома аэровокзала. В каком квадрате может быть мальчик? Хотим сообщить пилотам рейсовых самолетов.

Федотов прижал трубку плечом, высвободил руку и развернул на столе карту. Пальцы быстро скользили по квадратам на серо-зеленой карте.

Он перехватил трубку рукой и сказал:

— Квадрат шесть ноль один. Это трасса ближней авиации.

— Понятно, — прохрипела трубка. — Даем задание по линии. По пути снизятся. Просмотрят. Сообщат…

И опять звонки и голоса.

— Нет, — говорит кому-то Федотов, — ты же пенсионер. Тебе надо дома сидеть. Там в лесу народа хватает. Опытные охотники пошли.

Вначале голос из трубки я не слышал. Но пенсионер ответил Федотову, видимо, так громко, что последние его слова долетели ко мне:

— Из партии на пенсию не уходят. Я коммунист. Изволь сказать, куда мне явиться!

Федотов ответил:

— Люди идут в лес от сторожки, что на втором километре. Я буду там через полчаса.

Яков Павлович оторвался только на мгновение и сказал мне:

— Так ты сходи к Гале — возьми что-нибудь Славино.

Я не понял и спросил:

— Зачем?

— Для собаки, — сказал Федотов. — Из милиции собаку пришлют.

Я шел к Галочке и думал о том, какой город Валдай. Конечно, он во много раз меньше Москвы. Но сколько же в нем хороших людей! После работы они не подумали об отдыхе для себя, а только о том, чтобы помочь неизвестному им мальчику и его маме. Я как-то почувствовал этот большой мир вокруг: лесхозы и молокозавод, школы и железнодорожная станция, лесные сторожки, гаражи, стадион и главное — люди, люди, весь Валдай, связанный невидимыми нитями с этим вот домом на горе. И казалось мне, что не телефон звонит у Федотова, а сердца людей тянутся к его сердцу. И бьются все эти сердца вместе. И нет ни у Якова Павловича, ни у людей, с которыми он связан, твоего дела и моего дела — одно у них общее дело, одна цель.

40

Оказалось, что еще весной Серого и Рекса, двух служебных собак милиции, забрали в область. В городе так-таки и не произошло ни одного крупного преступления, при котором могли понадобиться собаки-ищейки. Когда же первый день розыска Славы ни к чему не привел, Федотов позвонил в область и попросил срочно прислать Серого.

Нет, не сразу согласились прислать лучшую розыскную собаку. В области посчитали, что, раз нет преступления, нечего гонять собаку за сотни километров. Но Яков Павлович настоял на своем. Он сказал: «Речь идет о жизни человека — о самом главном».

И вот мы с ним в лесу.

— Ау-у. Ого-гого! — неслось из чащи.

Где-то в дремучей глубине леса стреляли, кто-то прибегал запыхавшись: «Кажется, нашли». Но это каждый раз оказывалось ошибкой.

Солнце нагрело лесной воздух; он настоялся, как под подушкой чайник с заваркой, и пахнул прелой листвой, сосной, грибами. Это был неповторимый лесной аромат.

Якова Павловича я скоро потерял из виду. Только что он сидел на пеньке. Перед ним на коленях была расквадраченная карта.

Несколько мужчин и женщин стояли вокруг, докладывая ему, а Федотов, нагнувшись, делал пометки на карте.

В этот день я еще раз подумал о том, что Яков Павлович никогда не искал счастья только для себя одного, а всегда был человеком, который радовался чужой радости и всегда близко к сердцу принимал чужую беду. Таких людей всегда любят, хотя они и не стараются специально завоевать любовь, бывают требовательными, строгими, а порой и суровыми.

Из-за деревьев донесся голос Федотова:

— Правее держите! Погодите, я выведу вас на тропку. Иву… у… шки… ин! Второй квадрат. Вто… о… рой, слышишь?

Я понял, что весь лес разбит на квадраты и десятки людей, пришедших спасать Славу, поотрядно, квадрат за квадратом, прочесывают местность.

Ни Славиной мамы, ни Киры Матвеевны не было. Они пошли с отрядами в глубь леса.

Ждали проводника с собакой. Я держал в руке пакет со Славиной рубашкой, чулками и теплой курточкой. Кто знает, что потребует проводник собаки? А вот и он.

Проводник оказался совсем не таким, каким я мог его себе представить. Это был человек немолодой, худощавый, с бородкой, чем-то напоминающий Дон-Кихота. Он сутулился, держа собаку на коротком поводке. Появившись как-то внезапно из-за деревьев, он не сказал ни одного лишнего слова, не сделал ни одного лишнего жеста, спросил только:

— Вещи мальчика с вами?

Я протянул пакет.

В это время из-за кустарника вышли Славина мама. Кира Матвеевна и Яков Павлович.

Нина Васильевна увидела Славину рубашку и чулки, закрыла лицо руками и громко заплакала.

— Серый, тихо! К ноге! — негромко сказал проводник.

Он нагнулся и дал собаке понюхать Славины вещи.

Федотов стоял теперь рядом со Славиной мамой и держал ее руку в своей. А я их и познакомить не успел.

41

Вначале проводник не очень торопил собаку и, как мне показалось, действовал вообще-то довольно медленно. Он чуть поглаживал пса и шепотом разговаривал с ним, как с человеком. А я-то думал, что, как только появится собака, она сразу же кинется в поиск. И, сознаюсь, в первые же минуты у меня к этому медлительному проводнику появилась неприязнь.