Марк Ефетов - Валдайские колокольцы Страница 16

«Ясное дело, — думалось мне, — из-за этой собаки столько разговоров было в области. То они ее требовали, то у них собаку обратно просили. Ну вот и прислали ищейку с проводником, которому давно на пенсию пора…»

А проводник между тем говорил и, как я вдруг понял, обращался вроде бы к собаке, а в действительности вел разговор и для нас.

— След, Серый, след… Знаю, что сухо, знаю. Запах мог выгореть на солнце. А ты ищи… След, Серый, след…

Серый пошел, ведя нос над самой травой. Я заметил, что проводник старался начать поиски с затененного места, где, очевидно, солнечные лучи не попортили след. Это я уже начал понимать, хотя впервые столкнулся с розыскной собакой-ищейкой.

А Серый тем временем шел все увереннее и быстрее. Проводник говорил ему теперь только одно:

— Хорошо, Серый, хорошо!

В лесной тишине я начал различать вкрадчиво возникающие приглушенные звуки. Где-то негромко защелкало, потом птичий голос засвистел с переливами и громко залился пронзительной трещоткой. Иногда в этом хоре мне чудился не то крик, не то плач Славы.

Серый не давал нам остановиться, оглядеться и осмотреться по сторонам. Он все время бежал вперед. Но вот собака засуетилась, вильнула из стороны в сторону и как-то вся будто обмякла.

— Рядом, Серый! — скомандовал проводник.

Собака села рядом с проводником, раскрыла пасть и часто-часто дышала.

В минуты таких передышек подтягивались мы, отставшие. Тяжелее всего приходилось, конечно же, Нине Васильевне. Но она старалась не отставать от нас.

Несколько раз Серый, видимо, терял след. Понять это было не мудрено. У собаки сразу же исчезала вся ее уверенность и, я бы сказал, упругость. В этих случаях проводник не торопил Серого, а только успокаивал его. И спокойствие этого худощавого, сутулого и так вначале не понравившегося мне человека передавалось собаке.

Но вот Славину маму успокоить нельзя было. Она и тут, в лесу, молчала, как едучи со мной в машине. Однако лицо ее, глаза говорили больше слов…

Да, в проводнике я ошибся, посчитав, что нам прислали самого плохого. Правда, я никогда не видел, как работают другие проводники розыскных собак, но об этом могу сказать одно: он знал свое дело отлично, работал уверенно и красиво.

Когда потерявший след Серый успокаивался, проводник вел его вбок и вокруг места, где исчез след. И этот прием нетрудно было разгадать. Описывая круги, проводник снова наводил Серого на след в стороне от того места, где какие-то посторонние запахи сбили собаку, помешали ей. Тогда Серый вновь натягивал поводок и бежал вперед, ведя за собой нас четверых. Я оглядывался — поспевает ли за нами Нина Васильевна. А она взглядом отвечала на мой немой вопрос: «Только бы вперед, только бы двигаться, искать, не стоять на месте. Я готова бежать так хоть сто километров, хоть тысячу».

42

«Всем, всем, всем! Самолеты, следующие по трассе, будут снижаться над квадратом шесть ноль один для поисков пропавшего мальчика. Эти машины пропускать и обеспечивать вне всякой очереди».

Слова приказа летели по воздуху на аэровокзалы и в пункты обслуживания авиации.

Снижая машины над квадратами трассы, летчики внимательно вглядывались в зеленую чащу леса. Но что в ней увидишь, даже с бреющего полета?! Все скрыто густой чащобой. Разве дымок поднимется из-за деревьев, и можно подумать, что это костер-сигнал.

Но взял ли мальчик с собой спички? Догадается ли он разжечь костер? Сумеет ли? Не побоится ли?…

В одном месте среди густого леса мы услышали какое-то журчание. Нет, это была скорее песенка, которую кто-то чуть слышно напевал, как говорят в таких случаях, мурлыкал себе под нос. А сделали мы несколько шагов — и в густой листве блеснул родничок. Прозрачная вода пробивалась сквозь черные узловатые корни огромной сосны, а потом, изгибаясь, бежала веселой струйкой, прячась и снова сверкая — уже более широким и медленно текущим ручьем.

Волга?

Кто знает?

Спрашивать нельзя было. Ни о чем, что не имело отношения к нашим поискам, нельзя было говорить. Никак нельзя было.

Нет, этот ручеек оказался не Волгой. Я узнал об этом немного позднее и расскажу, когда подойду к описанию того места, где нам сообщили нерадостные вести о поисках Славки. А пока что мы перепрыгнули, а точнее — перешагнули ручей. Вода в нем была такая прозрачная, что каждая песчинка виднелась на дне. Этот маленький ручеек с прозрачной водой, с ясно видным дном, чистый, как безоблачное небо, я запомнил навсегда. И вспоминается мне этот валдайский родник, когда я встречаю людей — простых и ясных, скромных, веселых, работящих. У таких ничего не спрятано на дне души; они идут вперед и вперед, и вокруг них теснее сплачиваются люди. А родник ширится — становится могучей рекой.

Мы спустились в лесной овражек. Почва пружинила у нас под ногами, точно матрац. С трудом поспевая за проводником, мы поднялись из овражка. И снова лес и лес кругом. А мы в нем будто одни в целом свете. Больше того: казалось, что мы первые люди, ступившие сюда ногой. «Нет, — думалось мне, — не мог Славик здесь проходить».

Лесная речушка бежала теперь вдоль такого густого ельника, обвитого колючим можжевельником, что получался сплошной зеленый коридор. Тишина. Темно-зеленых елей стало поменьше, а белоствольные березки то разбегались, открывая светло-зеленые полянки, то вдруг собирались в тесный хоровод.

Слышно было, как поскрипывают мои ботинки, и даже дыхание наше было слышно. Казалось, что ничего живого нет вокруг. Но я знал, что за березками и соснами, за елками и овражком, где протекает родник — справа и слева, впереди и позади нас, — так же идут люди на выручку Славе. И даже над нами, в воздухе, внимательные глаза летчиков ищут пропавшего мальчика.

43

Как-то мы встретились с одной из поисковых групп. Случилось это неожиданно. Лес поредел, и Серый повел нас сквозь молодой березняк. Мы оттягивали деревца, и упругие прутики с очень светло-зелеными листиками послушно отодвигались, с тем чтобы, как только мы прошли, стремительно выпрямиться. Так захлопывается дверь на пружине.

Вот в этой березовой рощице с вкрапленным в нее ракитником мы вдруг услышали далекое:

— О…о…о!..

«О…о…» — ответило эхо. И снова мы услышали голоса, теперь уже куда более близкие. Мне показалось, что я слышу голос Славы. Но я пока что помалкивал.

Перекликаясь, мы пошли на соединение с поисковой группой.

Там, где кончался березняк и зеленела полянка, навстречу нам вышли две девушки. Славы с ними не было.

— Ну как? — спросил Федотов.

В тот день лишних слов говорено не было. Только самое главное, основное, имеющее прямое отношение к делу, которое привело нас в лес.

Одна из девушек протянула Якову Павловичу тетрадь:

— Вот. Архипкина ездила в теремок.

— А вы что же, — сказал Яков Павлович, — в даль старшую отпустили, а сами остались поближе к дому.

Тут обе девушки заговорили наперебой:

— Она нас не пустила…

— Сама хотела.

— Нам не доверила…

— На чем ездила Архипкина? — спросил Федотов.

— На попутной машине. А мальчик ведь тоже мог поехать на попутной. Это не обязательно, чтобы он только пешком…

— Не держите собаку, — сказал Яков Павлович проводнику. — Мы вас догоним. Да, да, идите, — кивнул он Славиной маме, а мне сделал знак остановиться. И, как только проводник и Нина Васильевна отошли, спросил девушку: — Там ничего?

— Ничего.

— А в тетради только те записи?

— Те… Есть и новые, но к мальчику…

— Понял. К мальчику не относятся. Ну, мы побежали за собакой. А вы?

— Мы пойдем искать группу Ивушкина…

Девушки ушли, а мы широким шагом, переходя иногда в бег, бросились догонять проводника и Нину Васильевну. При этом я так тяжело дышал, что не мог и слова вымолвить. А Яков Павлович ровным голосом рассказывал мне о том, что я не мог понять в его разговоре с девушками. Оказалось, что это были те две комсомолки, которые работают со знаменитыми доярками Архипкиной и Емельянцевой. Вот Архипкина и вызвалась пойти в самый дальний квадрат, намеченный Федотовым для поисков Славы на карте. Немолодая уже женщина отправилась в те места, где маленьким ручейком начиналась Волга. Было это довольно далеко от тех мест, где искали мы, и, значит, ручей, который мы недавно перешагнули, был не Волгой. А ведь Славик еще зимой очень заинтересовался самым началом Волги. И, кто знает, может быть, он на попутной машине отправился в тот теремок. Нет, оказалось, что не было Славика и там. «Архипкина очень толковая, — говорил мне Федотов. — Она побывала там и в деревне, и в самом теремке, взяла тетрадь, положенную там школьниками специально для записей посетителей».

Забегая чуть вперед, скажу, что после поисков Славы я прочитал эту тетрадь. В ней Яков Павлович надеялся найти запись Славика, если бы он побывал в теремке. Такой записи там не оказалось. А ведь всех, кто бывает в этом теремке, привлекает эта тетрадь, и какие только путешественники не расписывались в ней: