Лидия Чарская - Том 20. Дом шалунов Страница 15

— А что если пройти в подвал и посмотреть? В подвал ведет крошечная дверка. Для того, чтобы попасть к ней, надо выйти на крыльцо и пробежать немного по садовой дорожке. Все очень просто. Совсем даже просто! — мелькает в голове Жени. — Пойду непременно! — решает проказница. — Если услышу опять возню в подвале, обязательно пойду и увижу, узнаю, какой-такой домовой бывает.

И она снова стала мечтать о прелестной гнедой лошадке, которую она попросит дядю подарить ей в день рождения.

Женя так ушла в свои мечты, что не заметила, как пролетело время.

Глухо и мерно отбили в соседней комнате стенные часы двенадцать ударов.

— Уже полночь! Как скоро! — удивилась Женя и вдруг вздрогнула.

Под полом спальни послышались чья-то беготня, прыжки, глухое рычанье и возня. Кто-то тихо ахнул, и — все смолкло.

Женя вскочила с постели, набросила на плечи накидку, проскользнула в коридор, оттуда на террасу и выскочила на крыльцо.

Светлая ночь охватила ее студеным дыханием. Ветер вздувал парусом длинную ночную сорочку и трепал густые косы девочки. Но Женя не боялась ни холода, ни ветра. Она пронеслась по дорожке и очутилась у двери подвала. И вдруг остановилась как вкопанная и даже протерла глаза, как бы желая убедиться, не спит ли она.

Дверца подвала, всегда плотно прикрытая, теперь была раскрыта настежь.

Дверца была в аршин вышиною, и, чтобы попасть через нее, приходилось лечь на землю и ползти в подвал так, как вползают обыкновенно собаки в свою конуру.

Женя постояла с минуту в нерешительности — ползти или нет?

Несомненно, ползти очень неприятно. Из подвала глядела на Женю жуткая, черная мгла. Слышались какие-то странные дикие звуки. Кто-то страшно хрустел зубами и возился в углу.

Но ей непременно хотелось разузнать, в чем дело.

— Посмотрим, что там за домовой такой возится и правду ли говорила няня! — произнесла она почти вслух и отважно поползла прямо вперед, в темноту черного подвала.

Что-то шарахнулось в темноте в сторону и, прежде чем Женя могла опомниться, больно впилось в ее плечо.

Луч месяца как раз упал в эту минуту в темное подполье, и испуганная девочка увидела черное мохнатое существо, больно схватившее ее за плечо зубами, но тотчас же отскочившее назад.

В тот же миг что-то блеснуло перед глазами Жени. Подвал осветился. И она тихо ахнула при виде того, что представилось ее глазам.

Спичка вспыхнула и прорезала светом темноту. Чья-то рука протянула огарок к спичке, и в подполье от зажженной свечи стало светло.

Женя увидела белокурого мальчика и черную собаку. Мальчик сидел на старом чемодане и кормил мохнатую собаку, которая радостно махала хвостом, время от времени отскакивая в сторону Жени.

— Котя!

— Женя!

— Кудлашка!

— Гам! Гам! Гам!

Вот так история!

Вот так домовой в подполье!

— Как ты сюда попал с Кудлашкой? — изумленно спрашивает Женя и, морщась, потирает плечо. — Ведь Кудлашка пропала две недели тому назад! Как же все это?

— Известно, пропала! — важно отвечает Котя. — Известно, пропала, коли я ее сюда перетащил и здесь все время прятал от всех. День она здесь одна сидела, а ночью я ей еду приносил, кости, которые собирал после обеда, да хлебушка, да воды. Выпускал погулять на волю, а потом опять запирал.

— Да как же она себя не выдала? Разве она не лаяла? — все больше изумлялась Женя.

— А я ей на мордашку ремешок надевал, вроде намордника, а ночью снимал, — пояснял Котя. — Она у меня умница и послушная. Свое положение, небось, поняла, — с гордостью говорил мальчик, лаская собаку, — тихохонько вела себя ночью. Только у самой дверцы сидит и ждет меня, значит. Знает, что еду я ей несу. И опять, как увидит, не залает ни за что. Храни, Господи! Только прыгнет на меня, визгнет раз-другой и все лицо оближет на радостях. Только и всего.

— Бедная Кудлашка. Сидит как в тюрьме, — участливо проговорила Женя и погладила мохнатую узницу.

— Лучше так-то, нежели вон отсюда! Сама, небось, говорила, что дяденька твой ее согнать со двора ладил, — сурово произнес Котя. — Доживем как-нибудь до зимы…

— А зимою как же? — встрепенулась Женя.

— А зимою замерзнет здесь насмерть Кудлашка. Здесь, небось, холодно, как в леднике, — мрачно произнес Котя и махнул рукой, как бы желая сказать: "Ну, чего пристала с расспросами. И без тебя ведь тошно!"

Женя притихла. Чуткое сердечко девочки забило тревогу. Она присела на холодный земляной пол подвала и стала нежно гладить Кудлашку.

Личико ее стало не по-детски серьезным и задумчивым. Она потерла себе лоб рукою, нахмурилась и вдруг улыбнулась.

— Слушай, Котя, — зашептала Женя, — Котя, иди домой и ложись спать. Тебя может хватиться m-r Шарль или Кар-Кар. Удивляюсь еще, как они не заметили, что ты каждую ночь исчезаешь из спальни? — прибавила она.

— Куда им заметить, — оживляясь, произнес Котя, — мы с Алеком чучело на ночь в мою постель кладем.

— Какое чучело? — изумилась Женя и высоко подняла свои темные брови.

— Обыкновенное, из соломы. Напихаем соломы в мою куртку и штаны и положим под одеяло. Пущай лежит. Благо, есть не просит.

И Котя засмеялся чуть слышно. Женя тоже засмеялась и, тряхнув по привычке головою, обняла Котю и сказала:

— Ступай спать, только не домой, в пансионскую спальню, а в мою классную, где мы учимся с Марусей. Знаешь? Да возьми с собою и Кудлашку. Я провожу тебя.

— А как же Ляксандра Васильич? Если увидит, беда будет. Ведь он тогда сгонит со двора Кудлашку-то, а? — робко осведомился Котя.

— Говорю тебе, положись на меня. Идем! Кудлашка, сюда, за мною! — повелительным голосом произнесла Женя, и все трое на четвереньках вылезли из подполья.

Глава 8

Александр Васильевич был не в духе. Ему жаль было наказывать двух провинившихся мальчиков, так как вообще он не любил крутых наказаний. Но в этот раз мальчиками выкинута была такая злая шутка, за которую нельзя было не наказать. И добряк-директор решил, что наказание необходимо. Но его душа болела при этом так, точно ему самому предстояло быть наказанным, а не Коте и Вите.

Но вот внезапно счастливая улыбка озарила нахмуренное лицо директора. Морщинки на его лице разгладились: он услышал за дверью шаги и узнал милую походку своей любимицы Жени.

Женя и Маруся попали к нему после смерти их родителей. Младшей племяннице, Жене, было тогда всего лишь два месяца. Марусе — два года. Александр Васильевич самолично, как нянька, выходил Женю, тогда еще слабенькую, хрупкую малютку, и немудрено, что он горячо привязался к ней. Жене ни в чем не было отказа. Вместе с годами к Жене пришло и здоровье. Она оправилась и окрепла. Но, уже начав баловать хрупкую, болезненную Женю, добрый дядя продолжал баловать и здоровую. Женя росла особенным ребенком. В ней было много мальчишеского, удалого. Ни одна гувернантка не уживалась у нее.

Шести лет она упросила сшить ей костюм мальчика вместо платьица и лазала, как белка по деревьям. Видя, что это не мешает ей быть чуткой и доброй девочкой, дядя не очень горевал и с улыбкой смотрел на мальчишеские замашки Жени.

Женя пулей влетела в кабинет дяди, взобралась к нему на колени и повисла у него на шее.

— Завтра чье-то рожденье! Завтра чье-то рожденье! — припевала она, осыпая поцелуями его бородатое лицо.

— Ну и что же, шалунья ты этакая? — так и расцветая улыбкой, спросил Макаров.

— А то, что я придумала себе подарок. Только это не вещь! — внезапно выпалила Женя и, прищурив лукавый глазок, взглянула искоса на дядю.

— Знаю, знаю. Пони, о котором ты уже не раз говорила, — засмеялся тот, возвращая ей поцелуи.

Женя вздохнула.

— Ах, не пони, — произнесла она уныло, — а если бы ты знал, дядя, как мне хочется пони!

— Так за чем же дело стало, шалунья? Подарю тебе пони, и дело с концом.

— Ай, нет, нет! Нельзя этого! Если я получу пони, то уже не посмею просить ничего другого!

— А какой же это другой подарок, позвольте узнать? — осведомился у нее дядя.

— Это не подарок, а просьба, — произнесла тихо Женя и скромно и лукаво опустила глазки.

— Какая же просьба, шалунья? Выкладывай скорее! Мне некогда. Сейчас уже восемь часов. Надо спешить в пансион.

— Зачем так рано? — удивилась Женя.

— Там будут наказывать двух шалунов, — нехотя отвечал Александр Васильевич.

— Дядя, прости их! Прости, пожалуйста, дядя! — так и взмолилась Женя, устремляя на дядю свои красивые глаза.

— Нет, деточка, эту просьбу я положительно не могу исполнить.