Александр Власов - Бун-Тур Страница 15

Васька так на нас посмотрел, что все мы почувствовали себя настоящими гвардейцами.

В четверг Катюша на сборе отчиталась о работе. Девчонки узнали, в какой школе учится Сысоева, и разговаривали с ней, даже испорченный воротник видели, но больше ничего разведать не смогли. Сысоева никого не подозревала. Врагов у нее не было. Кому помешало пальто — полная загадка.

Васька решил всю гвардию пока не двигать. На кого ее двигать? Противника еще не видно. Двинули нас с Буном и назвали эту операцию, как в детективе, «Ответный визит».

В пятницу у нас пять уроков. Портфели мы Катюше отдали, а сами — в троллейбус и едем к той школе, где Сысоева учится. Вышли, как нам девчонки сказали, на пятой остановке и сразу же школу заметили. Новенькая. За окнами первого этажа видны перекладины шведской стенки. Значит, и зал физкультурный есть. А у нас его еще только строят. Не строят, а пристраивают. Внутри школы его сделать негде. Его снаружи отдельным домом к школе подводят, а потом объединят одной крышей.

Сели мы с Буном на скамейку в школьном садике, ждем, когда шестой урок закончится. Бун мне кусок сахара сует.

— Съешь! — говорит. — Я где-то читал: от сахара глаза лучше видят.

Сидим хрустим.

— А ты их, — спрашиваю, — представляешь?

— Тех двоих — не очень, а который побольше, того помню.

Я сам попробовал представить мальчишек, за которыми мы гнались, и не получилось. Как представишь, если мы их спины видели. А когда они у ямы лицом повернулись, нам уж не до них было.

Просидели мы минут десять. Слышим — звонок. Кончились уроки. Дверь открылась, и посыпались мальчишки и девчонки, как из автобуса в часы пик.

— Смотри в оба! — предупредил я Буна. — Рано ты сахар дал, сейчас бы его сосать!

Но сахару не потребовалось. Мы одновременно увидели того парня, который на девятиклассника тянет. Ничего в нем приметного нету, а запомнился он нам обоим. Пустой он какой-то. И держится так, будто и вокруг него пусто. Прошел по школьному двору. Насвистывает что-то под нос и смотрит только перед собой. За таким следить — легче легкого! Я бы за ним вообще не следил. Мы с Буном вполне выдать ему смогли бы. Справились бы, хоть он и старше. Но Васька Лобов предупредил и даже кулаком погрозил, когда отправлял нас в разведку:

— Никого не трогать и ни с кем не заговаривать! Все испортите! Выследить и доложить!

А что за этим парнем следить? Не интересно! Идет себе, ни от кого не прячется и никого не боится, а мы в пяти шагах сзади за ним топаем. Хоть бы раз обернулся! Ни разу! Так и дошли до его дома. Дверь ногой распахнул и зашаркал подметками вверх по лестнице. Мы чуть-чуть подождали и тоже вошли в дом. Остановились на нижней площадке, а он где-то между вторым и третьим этажами подымается. Дверь чья-то хлопнула. Кто-то поздоровался с нашим парнем:

— Привет, старик! Отломал азбуку?

— Отлома-ал! — отвечает он сонным голосом.

— Ну, ломай, ломай, да про мемку не забывай!

— Будет.

— Когда?

— Получишь. Завтра в пять репетушка назначена.

Они вдвоем стали подниматься еще выше. До самого верха дошли — до пятого этажа, а мы с Буном на троллейбусе обратно уехали.

— Что это, — спрашиваю, — за мемка?

— Это, — говорит Бун, — блатное что-нибудь или сокращенное… Какой-нибудь мебельно-мыльный комбинат.

— А репетушка?

— Репетиция, наверно.

— Что же он — в драмкружке занимается? Не верится что-то.

— Не знаю, — говорит Бун.

Античастицы

Сбор в субботу был назначен на три часа. Мы успели сбегать домой, поели и в три собрались у школы — все: и девчонки, и мальчишки.

На уроках труда наш класс приготовил к весне много скворечников. В День птиц мы их развешивали в парке на деревьях, но осталось штук пятнадцать. Некуда их было повесить. В тот день все школы в парк пришли и все со скворечниками. Деревьев не хватило. Каждый тополек с боем брали. Пришлось унести часть скворечников обратно в школу. Не на фонари же электрические их вывешивать!

Разобрали мы скворечники, построились. И пошла наша колонна по улице. Прохожие смотрят, улыбаются. Любят взрослые, когда мы вот так, строем, идем куда-нибудь. А тут не куда-нибудь, а сразу видно куда: птичкам дома несем! Взрослые забыли, что День птиц уже прошел. А кто вспомнил, тот думает: может, второй День птиц по радио объявили или даже третий.

Идем и никаких разговорчиков в строю, потому что все роли уже распределены и каждый свое место знает. Васька — впереди, мы с Буном — в первой четверке, дорогу ему показываем.

Без четверти пять подошли к дому того парня.

— Вольно! — командует Васька. — Не расходиться! Тур — на пост!

Я побежал на лестницу, а весь отряд остался в строю напротив дверей. Задание у меня такое: предупредить наших, когда парень из квартиры выйдет. Он должен выйти — сам сказал, что у него в пять часов репетушка какая-то.

Вышел он без пяти пять, не успел до третьего этажа спуститься, а я уже Ваську предупредил. Отряд к двери вплотную придвинулся. Парень распахнул дверь, увидел нас и остановился на пороге. А дверь на крепкой пружине была. Она как трахнет его в спину, так он и влетел в середину нашей колонны и завяз, точно каблук в горячем асфальте.

Сначала он ничего не понял. Думал, что все это случайно произошло. Дернулся в одну сторону, в другую, чтобы из колонны выбраться. Но Васька — стратег настоящий. Все предусмотрел. Он в середину колонны поставил наших «лбов» — самых длинных и здоровенных мальчишек из школьной сборной по баскетболу. Они почти с того парня ростом. И куда он ни двинется — везде «лоб» стоит, не пускает. Бить его не били. Ни разу не стукнули. Держали со всех сторон — кто за штаны, кто за куртку. А в руки сунули скворечник.

— Пойдешь с нами! — сказал ему Васька и скомандовал отряду: — Шагом марш!

— Куда? — растерянно завопил парень. — Куда?.. Не хочу!.. Мне по делу! Я опоздаю!

Но его подтолкнули, и он пошел. И скворечник несет — осторожно, как сапер ржавую гранату с запалом. И все еще ничего не понимает. А понял он, когда меня заметил. Заметил и испугался по-настоящему. Даже скворечник выронил. Я поднял и опять ему в руки сунул:

— Держи крепче!

Вы бы на его лицо в ту минуту взглянули! Оно уж не пустое было, а все из страха слепленное. И не смотрит он на меня, а прямо языком подметку лижет. И голосок — липкий, медовый.

— Слушай! — говорит мне. — Дружище! Куда меня? За что? Я же пошутил тогда!

— Мы тоже, — говорю, — шутим. Хоронить тебя будем под свист. Могила готова, дружище!

Он как дернется! Но ребята наши не зевали — остановили и под ручки взяли. Мы как раз по перекрестку шли под зеленым светом. Слева будка стеклянная с милиционером. Парень как заорет свинячьим голосом:

— Товарищ милиционер! Дяденька!

Милиционер головой за стеклом завертел, забеспокоился. Прохожие оглядываться стали.

— Песню! — командует Васька.

Девчонки сразу же запели: «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше…»

И весь отряд подхватил. Парень орет, а мы поем, и никто его не слышит. Спокойно перекресток миновали.

Я и говорю:

— Ты же сам себе госбезопасность! Чего орешь?

А парень чуть не плачет. Канючит слезливым голосом:

— Отпусти-и-ите!

— Не съедим — отпустим! — говорит Бун. — Только не сразу!

— Разговорчики!.. Шире шаг! — командует Васька.

Так мы и подошли к нашей школе, но не спереди, а сзади, где физкультурный зал пристраивают. Суббота — рабочих не было. Высятся кирпичные стены. Двери еще не навешены, и рамы не вставлены.

Вошли мы в будущий зал. Там груда досок лежала. Парня в угол поставили, а сами расселись вокруг на досках. Он стоит, трясется и, как треснутая пластинка, твердит одно и то же:

— Отпусти-и-те!..

— Прекрати трясучку! — говорит Васька. — Бить не будем! Ты на сборе отряда! Мы тебя сейчас спрашивать начнем, а ты отвечай! Не станешь — отведем в милицию.

Парень, наверно, думал, что мы ему здесь темную устроим — исколотим до полусмерти и досками прикроем. Но увидел, что бить его не собираются, и осмелел.

— А за что, — спрашивает, — в милицию?

— За почтовые ящики, за пальто, которое у Сысоевой испортили! — сказал Васька.

— Это и не я!

— А кто?

Быстро же этот парень очухался! Даже улыбнулся — показал редкие зубы. И голос у него опять поленивел:

— Есть одна компаха!

— Ты у них за главного?

— А что?

— Ничего… Ты только объясни, зачем жгли ящики и пальто чернилами облили? — спросил Васька.

— Волю, — отвечает, — воспитываем!

— Это как же? — удивился Бун.

Парень опять показал свои зубы и смотрит на нас, как на муравьев.

— А так! Что запрещено, то мы и делаем! Свободу пощупать хотим!

— Ты бы, — крикнул я, — свой ящик сжег и пальто свое испортил!