Пётр Столповский - Дорога стального цвета Страница 16

19

Очнулся он от невыносимой тяжести и тишины. Фроська навалилась на грудь расплывшимися телесами и гладила Зуба по голове.

— Тебе плохо, фазанчик? Плохо? — дышала она ему в лицо душным водочным зноем. — Чего ты стонешь, миленький? Поспи еще, поспи. Вишь, желтый какой.

Зуб застонал, с трудом повернулся на бок. И от этого снова стал проваливаться, кувыркаться, делаясь невесомым.

Потом наступило пробуждение. Было оно тяжелым — с чугунной головой, со страшной ломотой во всем теле и пересохшим, шершавым ртом. В хибаре разговаривали Чита и Панька. Но сначала Зуб не воспринимал смысла слов.

Он чуть приоткрыл глаза. Керосиновая лампа на столе сеяла блеклый свет. Чита и Панька сидели друг против друга и ели кашу прямо из чугунка, сдабривая ее матюками, которые сыпались через каждое слово. За окном стояла темень. Значит, проспал Зуб весь день.

— ...С контейнерами они теперь за будкой ставят, — говорил Панька.

— Чего это за будкой?

— Откуда я знаю. Ставят, и все.

— Ладно, нам лучше. Если и сегодня туда поставят, то дело выгорит.

— Кто бомбить будет?

Чита помолчал, громко чавкая, потом ответил:

— Я думаю так: мы со Стаськой стрелков пасем, а ты с Фроськой и этим фраером — шмонать.

Они какое-то время ели молча. Потом Чита глухо и угрожающе сказал:

— Ну, Паня, гляди у меня! Пустит слюни — я и тебя не пожалею.

— Да ладно, — обиженно протянул Панька и швырнул на стол ложку. — Сказано ж было... Куда он теперь денется?

— Куда денется! — передразнил Чита. — Пока он рыло не замазал, глаз чтоб не спускал!

Чита снова громко зачавкал, а Панька, чтобы, видимо, переменить неприятный для него разговор, спросил:

— Куда карга смылась?

— На вокзал пятаки сшибать поковыляла. — Чита помолчал и тихо, так, что Зуб не все разобрал, добавил: — Пусть, ведьма, сшибает... нам сгодятся...

Панька в ответ зловеще хохотнул, а Зуб вспомнил, как Чита стоял на крышке подполья и, ухмыляясь, говорил, что грешница зажилась.

От страшной догадки его кинуло в пот: хотят убить. Выждут время, и старухи не станет. Как же сообщить, как дать весть милиции?..

Чита отпихнул от себя чугунок, вздохнул и сказал с задумчивой мечтательностью:

— Обрыдло мне, Панечка, в этих дурацких Лисках. Разворота тут нету. В большой город, Панечка, хочу.

— В большом городе — лафа, — согласился Панька. — Помню, в Таганроге...

«Главное — вида не подавать, — решил про себяЗуб. — А то живым отсюда не выберешься. Пойду с ними, а там выберу момент, и поминай как звали».

— ...В Таганроге лафа была. В Харькове тоже правильно шмонали, пока не накрыли в малине.

— Дундуков всегда накрывают.

— Чо дундуков! Ты ж не знаешь, как дело было. Вошли Стаська и Фроська.

— Вы все обжираетесь? — громко сказала Фроська. — А чего это фазанчик до сих пор дрыхнет? Опоили мальчика, гады!

— Фраер! — позвал Чита, но Зуб не пошевелился. — Стаська, ну-ка!

Стаська с готовностью шагнул в угол, и Зубу в бок впился его тупой ботинок. На несколько секунд перехватило дыхание. Зуб открыл глаза, делая вид, что не понимает, где он и что с ним. А в душе у него накипала злость на всю эту шваль, особенно на вареного Стаську. Прямо руки зачесались смазать ему по сонной физиономии. Так бесцеремонно и безнаказанно Зуба еще никто не бил, да еще ботинком.

— Пить надо меньше, сосунок! — гоготнул Панька. — Вставай, пожри, что осталось.

Пошатываясь, Зуб поднялся с полу. Он в эти минуты не чувствовал никакого страха перед Читой и его шантрапой. Страх вытеснила злость. И если бы Стаська не отошел в другой угол хибары, он, наверно, врезал бы ему от всей души.

Чита подмигнул Зубу:

— Что снилось, фраерок? Давай, наверни пшёнки да на дело надо идти. — Он прищурился и спросил с угрожающей ухмылкой: — А может, не желаешь? Так ты сразу скажи, не стесняйся. Люди свои, обмозгуем полюбовно... как тебе потроха проветрить.

При этих словах Чита молниеносно махнул рукой, и у ног Зуба в пол воткнулся неизвестно откуда взявшийся нож.

— Ну чего ребенка пугаешь, Чита? — нерешительно завозмущалась Фроська. — Не бойся, фазанчик, это он так...

А Зуб и не боялся. Может, спросонья, а может, от нахлынувшей на него решительности, но он даже не вздрогнул. Несколько секунд он в задумчивости смотрел на нож. Потом наклонился, выдернул его из половицы и потрогал лезвие.

— Острый, острый, — заверил Чита и гоготнул. — Будь спокоен.

В детдоме Зуб искромсал все доски в дальнем углу забора — учился метать нож. Рука должна хорошо помнить бросок.

Неожиданно для самого себя он коротко размахнулся. Нож сверкнул над столом и со звуком «вау-у» глубоко ушел в дощатую стену хибары.

Панька удивленно присвистнул. Фроська ахнула:

— Ой, фазанчик!

Стаська, кажется, никогда ни на что не реагировал. Он тупо смотрел на происходящее, и руки у него висели как привязанные. Чита же на нож даже не взглянул, а сразу сказал деловым тоном:

— Понял, фраерок, вопросов не имею. Значит, ты это... по-быстрому порубай, и мы пилим на станцию. Панька! Чо шары выкатил? Дай рассолу человеку! Фраерок, а может, ты того, опохмелишься?

Зуб с отвращением замотал головой. Для него было противным одно упоминание о выпивке. Голова еще кружилась, внутри было пусто. Казалось, при каждом выдохе живот прилипает к пояснице. Во рту гадко до пошлости.

Панька не посмел ослушаться Читу. Он неторопливо черпнул из какой-то кастрюли кружкой и поставил ее на стол.

— Это у него случайно, — сказал он с кривой усмешкой.

Удивляясь собственной смелости, Зуб решительно и даже грубо потребовал:

— Дай нож!

Панька поколебался, раздумывая, не дать ли ему сразу по физиономии. Но Чита... Натянуто ухмыльнувшись, он выдернул из стены нож и протянул Зубу. Тот пил рассол — крепкий, вонючий — и не взял нож, пока не опорожнил кружку. А Панька ждал, хоть у него и кипело внутри. И Зубу очень нравилось, что он стоит и терпеливо ждет с протянутым ножом.

«Хватит с вами чикаться», — подумал он, как говаривал мастер Ноль Нолич.

Чита молча и с интересом наблюдал за всей этой картиной.

— Нарисуй круг, — сказал Зуб, беря у Паньки нож.

— Духарится мужик! — обращаясь к Чите, презрительно бросил Панька.

Но Чита кивнул на стену — рисуй, мол, рисуй.

Найденным на подоконнике гвоздем Панька нацарапал на стене маленький, размером чуть больше кружки, круг.

— Ладно, шкет! Не попадешь — по рылу смажу, чтоб не духарился, — сказал он, разобиженный такой неожиданной решимостью Зуба и его пренебрежением к своей персоне.

— Идет, — стараясь быть спокойным, ответил Зуб. — А попаду, вмажу тебе.

— Га-га-га! — заржал Чита. Такого Панька уже не мог вынести.

— Чего-о?! — двинулся он на Зуба.

— Ты, параша! — грозно привстал над столом Чита, и Панька покорно отступил.— Фраерок правильно говорит, чтоб по справедливости. Ты, фраерок, только попади, а насчет вмазать я на себя беру.

— Ну ладно — в бессильном гневе задышал Панька, не смея идти против

Читы. — Ну ладно, сосунок! Гляди, зарвешься...

— Чего вы надумали, подонки? — закричала

Фроська. — Делать нечего? Фазанчик, брось нож, не связывайся с ними.

Зуб словно и не слышал ее. Он старался собраться в кулак. Больше всего его волновало, что легкое головокружение, оставшееся после коньяка, и вялость во всем теле не дадут ему попасть в круг.

Он отошел к противоположной стене. Стоял он так, что нож должен был пролететь очень близко от головы сидящего за столом Читы. Зуб посмотрел на него в упор, уверенный, что он не выдержит и отодвинется. Но Чита, шевельнувшись было, продолжал сидеть, выжидающе поглядывая на метателя. В его глубоко посаженных глазах угадывалось даже не напряжение — он хорошо знал, где пролетит нож, — а какое-то нетерпеливо-тоскливое ожидание броска.

Зуб отвел взгляд от Читы и взвесил на руке нож. Сталь отполирована до зеркального блеска, ручка разноцветная, наборная. Сквозь одно прозрачное звено просвечивались три слова: «Вашим от наших».

В избе висела тяжелая тишина. Все ждали.

Чтобы нож воткнулся точно в цель, надо самому поверить в это на все сто процентов. Зуб хорошо помнил «механику» броска. Он вытянул перед собой руку с ножом, держа его в ладони как в лодочке, и так замер на секунду — ровно на столько, чтобы мысленно увидеть, как нож летит, переворачиваясь, и вонзается в центр круга.

Короткий взмах. Блеск летящего ножа. Вау-у!

— Ой, фазанчик! — выдохнула Фроська.

Скосив глаза и увидев торчащий из центра круга нож, Чита, немного как бы обмякнув, подмигнул Зубу и спросил:

— Кто еще вопросы поимеет?

— Я! — с вызовом сказал Панька.

Он грубо оттолкнул Зуба плечом и стал на его место. Быстро выхватил из голенища свой нож и в то же мгновение пустил его с большой силой. Вау-у! Теперь из круга, теснясь, торчали два ножа.