Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем Страница 16

— Небось забыла Варфика, а? — спросил вдруг мальчишка. — Забыла, какие он тебе трепки давал? Ты же трусиха — должна помнить… А помнишь, клушку испугалась?

В начале лета Василиса Андреевна посадила на яйца парунью в фанерный ящик, под кровать. Из ящика торчал только хвост. Заметив, что хвост время от времени шевелится и дергается, Мурка однажды подкралась к ящику и хотела было заглянуть в него, да тут вдруг наседка как вскинет голову, как по-вороньи каркнет — Мурки как не бывало. После этого она посматривала под кровать не иначе, как из-за косяка.

Юрка чуть усмехнулся при этом воспоминании.

— Забыла все начисто. Тогда иди отсюда, мерзни! Вспомнишь — придешь. — И он спихнул кошку на пол.

Глава вторая

НОВЫЕ ЗАМЫСЕЛ

Утром в школе была линейка третьих и четвертых классов. Директор Константин Андреевич, высокий и седой, пришедший в школу из суворовского училища, расхаживал перед учениками, говорил о том, как начат учебный год и как его следует продолжать, говорил, что близится конец четверти и нужно приложить максимум стараний, то есть как можно больше, и исправить текущие грешки и промахи. Затем высказался кое-кто из учителей, а затем слово взял опять Константин Андреевич, но заговорил уже каким-то другим, мягким тоном.

— Ребята, на днях были подведены итоги районной выставки летних работ учащихся. Мне приятно сообщить вам, что из семи наших работ три заслужили благодарности, а одна вообще прославилась и заняла второе место. Автору выдается грамота и ценный подарок. — Директор с улыбкой обвел взглядом шеренгу учеников. — Вы, конечно, догадываетесь, какое это произведение и кто его автор…

При этих словах Юрка коленкой толкнул Валерку — мол, слышишь, но Валерка не успел ответить, как Константин Андреевич, стоявший в другом конце строя, крикнул:

— Теренин Валерий, три шага вперед!

Валерка отсчитал три шага и замер против бюста Гоголя.

— Еще шаг вперед! — скомандовал директор, заложив руки за спину.

Валерка сделал еще шаг.

— Кругом!.. Вот, ребята, автор. Ну, а его портальный кран вы, конечно, помните… Теренин, налево!.. Подойди сюда.

Валерка сразу сбился с шага и замахал руками не в ритм, глядя под ноги и краснея. Константин Андреевич взял между тем с подоконника что-то завернутое в газету, развернул и протянул подошедшему Валерке аккуратный ящичек. Мальчишка взял подарок и прижал его к животу.

— Тише, Теренин, не изомни грамоту. — И Константин Андреевич зааплодировал.

Классы подхватили приветствие.

А Юрка вдруг, перекрывая плеск ладоней, крикнул, оглушая соседа: Ура-а!

— Ура-а! — подхватили двести с лишним человек.

Учителя, взмахивая руками, кинулись к своим классам, точно испугались этой не предусмотренной ритуалом выходки. Да и Константин Андреевич тоже поднял обе руки, и по движению губ чувствовалось: «Чш-ш-ш…»

Еще когда расходились по классам, Валерку со всех сторон спрашивали: что там, что там? А когда расселись по партам, шепот и оклики стали настойчивее и Галина Владимировна разрешила Теренину раскрыть ящичек, чтобы удовлетворить общее любопытство. Валерка и сам не знал, что в нем, в этом желтом ящичке, а потому с радостью откинул крючки и поднял крышку. Это были инструменты. Набор столярных принадлежностей. Валерка поднял весь набор к груди и повернулся к классу. И класс, насколько хватило одного вдоха, протянул: «У-у-у!»

Обычным чередом шли уроки. Но Валерка чувствовал себя необычно. Он любил школу, любил эту комнату, любил занятия и никогда не задумывался над тем, быстро или медленно проходит урочное время. Сегодня он торопил время. Скорей! Скорей!.. От напряженного ожидания конца занятий у Валерки замозжило голову, и последний урок он просидел, стиснув виски, однако изредка совал руку в парту и ощупывал гладкую крышку ящика.

Но уже на половине пути домой голова проветрилась. Мальчишка почти бежал, изредка приостанавливаясь, чтобы сменить руку — набор был тяжелым. У моста Юрка на миг отстал от друга, чтобы согнать в воду дремавших у камышей уток. Когда же он это сделал и оглянулся, Валерка уже исчез за поворотом.

На крыльце сидел, устало отдуваясь, Василий Егорович. Около него стояла корзина с виноградом и яблоками, а у ног, на земле, лежал широкий мешок, наполненный чем-то на треть и оттого похожий на огромную репу с увядшей ботвой.

Дверь была закрыта.

— А мы, пап, тебя завтра ждали, — сказал Валерка, подходя.

— Вечно у вас не как у людей. Где мать?

— Не знаю. Я из школы иду… Да, пап, посмотри-ка. — И он протянул отцу подарок.

— Ведь знают же, что на двенадцатые сутки прибываю, так нет же… — беря ящичек, проговорил Василий Егорович. — Развяжи-ка мешок да брось Тузику горбушку. Видишь, вертится, чует.

Тузик в самом деле вертелся, скулил, щелкал зубами, прыгал в сторону мешка и даже царапал землю. Пес, может быть, не столько чуял, что в мешке, сколько знал сам мешок, в котором хозяин обычно приносил ему хлебных кусков.

Валерка ненавидел этот куцый, грязноватый, всегда на треть наполненный мешок, с красной заплатой на одном углу. Ненавидел, как он, брошенный отцом, кособоко прижимался к нижней ступеньке крыльца, тупо ожидая, когда ослабят его туго стянутое горло и извлекут из него сухие, ноздреватые в изломе и местами заплесневелые хлебные куски. Эти куски Василий Егорович собирал в своем вагоне после ухода пассажиров.

Но сейчас, захваченный совершенно иными чувствами, Валерка точно забыл, что это за мешок. Он поспешно развязал его, кинул Тузику целых пол булки и опять встал перед отцом. Но Василий Егорович наблюдал за псом. Схватив горбушку, Тузик сперва несколько раз прошелся перед крыльцом, повиливая своим львиным хвостом и благодарно глядя на хозяев, потом только нырнул в конуру.

— Чего он не обрастает?

— Обрастет, пап. Ты вот ящичек посмотри.

Василий Егорович приподнял крышку и как-то даже промычал.

— Хорошие? — сияя, спросил мальчишка.

Василий Егорович оглядел коробку, выискивая какую-нибудь этикетку, не нашел и спросил:

— Сколько же это стоит?

— Не знаю. Меня наградили.

— Наградили?

— На районной выставке. За портальный край. Помнишь, такой высокий! Я его сделал, когда мы с Юркой со стройки приехали.

— Помню. Чего ж не помнить… Ишь ты. Долото. Сверло…

— А вот грамота. — И Валерка передал отцу грамоту. — На машинке напечатана.

— И правда. — Василий Егорович прочитал. — Смотри ты. За произведение «Портальный кран». Теренину… Значит, ничего вышел кран-то?

— Ну видишь — второе место.

— Да. Теперь рамку сделай и над кроватью… Рубаночек… Дорогие, наверное. И охота ведь кому-то заниматься всякими выставками.

Видя, как жадно грызет Тузик корки, Василий Егорович спросил, не голодны ли куры.

И тут Валерка вспомнил Мистера. Вспомнил — и моментально вылетели из головы и грамота и инструменты. Он с боязнью глянул на отца.

— Пап, у нас петуха украли.

— Кто украл? — быстро подняв лицо и снимая набор с колен, спросил Василий Егорович.

— Дядька один.

— Какой дядька?

— Да тут ходил по Перевалке. — И Валерка, потупив глаза, сбиваясь, рассказал обо всем случившемся.

Василий Егорович сплюнул, поднялся и направился в курятник. Остановился, оглянулся.

— Ну что-нибудь у них да случится без меня, ну что-нибудь да случится!.. То цыплята в пол-литровых банках тонут, то кошки огурцы поедают, то побирушки петухов тащат! Дождетесь, что и самих какой-нибудь дьявол уволокет!.. Неси-ка пшеницы.

— Дом-то закрыт.

Василий Егорович махнул рукой и пошел выпускать кур, которых обычно запирали в сарайчик, когда в доме никого не оставалось. Валерка поднял с заслеженного крыльца ящичек, вытер дно рукавом и подумал, что отец все-таки не сильно ругается и что это, наверное, повлияла грамота. И если уж он сперва такой мягкий, то потом тем более. Самое опасное — сперва, а это уже прошло.

Пришла Вера Сергеевна с хлебом. Удивилась, увидев Василия Егоровича.

— То-то меня беспокойство брало. Стою в очереди, а что-то вроде торопит-торопит. Думала, быстро схожу, да хлеб продавец принимал.

— Значит, отделались от петуха?

— Ой, не говори, Вася… Занялась этой побелкой — голова кругом… А ты уж поторопился, выложил, — полусерьезно сказала Вера Сергеевна Валерке, пропуская его вперед в комнату. — Могли бы приврать чего-нибудь: мол, суп сварили.

— Суп, — усмехнулся Василий Егорович, улавливая в тоне жены настороженность. — Вы думаете, утаили бы?

В доме было чисто и светло. Василий Егорович осмотрел печку, потолок, стены.

— На два раза?

— На два.

— Ну вот, а то как в чулане. Даже сапоги снять стоит… Валерка, покажи-ка матери свои награды.