Сергей Иванов - Ольга Яковлева Страница 17

Дальше уже ничего почти не оставалось. Складной нож. Пакет полиэтиленовый. Ольга даже сперва не поняла, что в нём. Раскрыла — сухари! Вынула один. Это была горбушка батона за тринадцать копеек. Ольга отломала кусочек от острого сухарного края, положила в рот.

Вот и всё. На самом дне была толстая тетрадка в синей обложке. Написано чёрным шариком: «Дневник», ниже нарисованы две сабли крест-накрест. Ольга задержалась на секундочку, но всё-таки открыла. Тетрадка была пустая. Только на первой страничке стояло сегодняшнее число.

Из той комнаты опять послышался сухонький мелкий кашель. «Ох, сляжет… — тревожно подумала Ольга. — Что тогда делать?»

Опять началась школа. После болезни всегда чувствуешь себя новичком. Что-то незаметное для глаза, но заметное для сердца твоего изменилось в классе. Всё видится ярче и чётче. На уроках сидишь, особенно на арифметике: ого, куда ускакать успели! А ты сама всё ещё топчешься на старых задачках и на старых примерах. Поэтому сидишь теперь не шелохнувшись — скорей бы разобраться что к чему, скорей бы снова стать вместе со всеми. Вместе со всеми хорошо, как-то душе теплее!..

Первый день пролетел весь в школьных заботах. А на второй…

Вдруг во время большой переменки этаж хлынул к стеклянным дверям у лестничной площадки. Что, чего — никто толком не знал. И оттого было ещё интереснее и тревожней. Все неслись по коридору, будто с крутой горы. Уже образовалась толкучка и давка.

— А чего, чего такое? — теребила всех Ольга. Никто не отвечал ей. И вдруг:

— Смотри! Смотри!

Ольга приподнялась на мысочки и из-за чьего-то уха успела схватить одним глазком марш лестницы и милиционера, который не спеша спускался по ступенькам. Тут же по толпе, сгрудившейся у дверей, будто волна прошла. Ольгу оттолкнули, оттеснили, и она опять видела лишь суконную спину какого-то мальчишки.

Но зато все вдруг заговорили! И хоть это были отрывки, хоть слова наскакивали друг на друга и метались, как растревоженные муравьи, всё же Ольга поняла, в чём дело.

Говорили про Огонькова! Про Огонькова!.. Милиционер приходил разобраться. Все кричали: «Из дому убежал!» Ага, ясно! Значит, Борис Платоныч всё-таки позвонил в милицию. Значит, понял, что Огоньков убежал всерьёз, а не просто, чтобы попугать. Да и что пугать старика ботаники? Чем он плох? Чем мешал Генке? Да ничем!

С этими очень не радостными мыслями Ольга шла после уроков в огоньковский дом. Долго переминалась у дверей с ноги на ногу — не открывали. Уже собралась позвонить ещё раз\ но тут дверь отворилась… Ольга вздрогнула, отступили на шаг — перед нею стоял милиционер!..

— А-а… Б-борис Платоныч?..

— Заходи, — сказал милиционер коротко. — Да не бойся. Хозяин захворал малость. Лежит. Поняла? Я и открыл.

Старик ботаники лежал на своей резной деревянной кровати. Но не как больной, а просто будто не вставал ещё после ночи. А почему ей так показалось, потому что не было перед кроватью обычного столика (или табуретки хотя б), где всегда больным кладут лекарства, ставят стаканы с питьём, где в тарелке красуются яблоко и лимон с апельсином…

Старик ботаники лежал в пустой-пустой квартире, и некому было даже воды ему принести! Ольге стыдно стало… За вчера! Только о себе об одной заботилась…

А Борис Платоныч увидел такое её лицо и, наверное, всё понял. Тотчас головой покачал и произнёс тихо:

— Нет, нет, что ты! Я уже поправляюсь…

Но так слабо дребезжал его голос и так неулыбчиво было лицо, что сердце у неё сжалось ещё больнее. Далее страшно стало. «А Генка-то, Генка-то! — быстро подумала она. — Эх, Огоньков!..»

Старик ботаники посмотрел на милиционера, который стоял в дверях, будто часовой, посмотрел на Ольгу. Попросил:

— Пожалуйста, девочка, подожди там… в его комнате. Только не уходи!.. — Имени Огонькова он опять не произносил.

Ольга пошла в Генкину комнату. Здесь ничего и изменилось с тех пор, как она ушла. Даже свитер всё ещё сох на батарее. Ольга сложила его аккуратно, перевесила на спинку стула… Сквозь неплотно прикрытые двери она — хоть и не старалась совсем — легко слышала, о чём говорят старик ботаники и милиционер.

— Всё-таки это совершенно непостижимо! — резко говорил милиционера. — Вы меня, конечно, извините, профессор, но потерять двое суток!.. Подумайте, где мы его теперь искать будем? За двое суток можно весь земной шар объехать!..

— Да, вы правы, — ответил старик ботаники, — И конечно, логически ваши доводы…

Дальше он стал говорить много непонятных слов, вроде этих «логических доводов». Прежде Ольга ни разу от него такого не слыхала. Она подумала: «Вот сейчас хоть в сто ушей подслушивай, а всё равно без толку?»

В общем-целом, она поняла, конечно: старик ботаники не хотел Огонькова с милицией разыскивать. Говорил, что это для них обоих обидно, «недостойно наших отношений» — так он сказал.

— Нет, профессор! — строго выговаривал милиционер. — Я всё-таки решительно отказываюсь вас понимать!.. Мальчик пропал — вы должны были заявить. Это же самая обычная вещь. И более того— ваш гражданский долг!..

Борис Платойыч промолчал. Вообще они, наверное, целую минуту не говорили друг другу ни слова. Наконец милиционер не выдержал:

— Ну хорошо! Вы хотя бы представляете, в какие края он мог податься?

От старика ботаники опять ни звука.

— Нет, просто удивительно! — воскликнул милиционер. — Ну как, скажите на милость, мы сможем его отыскать? Вы разводите руками, школа тоже…

Они ещё поговорили так некоторое время. Причём милиционер всё заметнее и заметнее поругивал старика ботаники… Всё же как это странно выходило. Он ведь такой хороший, Борис Платоныч, чуть ли не самый добрый на свете. А сколько он лет прожил! Ого-го! Он столько прожил, что даже настоящим стариком успел стать — седым, морщинистым, больным. Но всё равно каждый ругает его, кому только не лень. Словно Борис Платоныч какой-нибудь им мальчишка, какой-нибудь Генка Огоньков!..

Ольга вдруг без разрешения вошла в стариковскую комнату и громко сказала — чуть ли не крикнула:

— А вам уже пора лекарство пить!..

Борис Платоныч глянул на неё медленно и удивлённо, а милиционер наоборот — резко обернулся, хотел сказать что-то, даже рот раскрыл и… не проронил ни звука. Словно бы у него внутри крутились разные колесики, но за главный зубец не задевали. Милиционер будто вдруг забуксовал на своей гладкой и строгой речи…

Но стоять посреди комнаты с открытым ртом, да ещё милиционеру со звёздочками на погонах, конечно же, неловко! И милиционер начал вдруг кашлять. Вышло, что вроде бы не Ольга его сбила, а он сам закашлялся — и всё. Но вообще-то и Ольга, и старик ботаники, и сам милиционер знали, как было дело.

А милиционер между тем вынул из кармана белый чистенький платок, вытер губы и сказал:

— Словом, мы поняли друг друга. А что касается поисков, то, конечно, я приложу все усилия… — После этого он очень быстро ушёл.

Ольга и старик ботаники остались вдвоём. Молчали. Всё-таки взрослые должны первые что-то говорить. Но старик ботаники, видно, не знал этого правила. Ольга сказала:

— Может быть, я чайник пока поставлю? Она сказала «пока», словно бы у неё были ещё важные дела и разговоры со стариком ботаники, которые она откладывает на потом, а сейчас вот, «пока», чайку согреет. На самом-то деле ничего такого не было. Просто она неловко себя чувствовала перед Борисом Платонычем и совершенно не знала, о чём с ним говорить.

Поставила чай. Заглянула потом в холодильник: заросший холодом кусок мяса, кусок сыру, весь скрюченный, половинка творожного сырка — такая засохшая и в такой засохшей бумажке, будто здесь с позапрошлого года лежит… Да ел ли что-нибудь Борис Платоныч эти двое суток?!

Ольга побежала в комнату. Старик ботаники лежал, совсем её не слыша, уставя окостенелый взгляд в стену напротив себя.

— Вы покушать не хотите? — спросила Ольга тихо. — Я быстренько: в магазин — и обратно… Борис Платоныч!

— Спасибо, девочка, — ответил старик ботаники, а сам неотрывно продолжал глядеть в свою стену, словно там телевизор стоял!..

Ольга оделась, опять вошла в комнату:

— Ну, я пойду?

— Ступай, ступай…

Про деньги он, конечно, совсем не помнил. Разве до того ему было!.. Ольга стояла в дверях — что ей оставалось делать? Наконец старик ботаники отклеил глаза от своего невидимого телевизора, повернулся к Ольге, вопросительно на неё посмотрел.

— А-а!.. В шкафу, в пиджаке моём…

Ольга, ни слова не говоря, подошла к шкафу, открыла скрипучую зеркальную дверцу. Пахнуло на неё старинным нафталиновым запахом, знакомым по старой квартире, а теперь почти забытым. Она сразу нашла чёрный пиджак старика ботаники и в первом же попавшемся кармане кошелёк. Сунула его в карман — в тот же, где авоська лежала, — и выскочила на улицу…