Иосиф Ликстанов - Первое имя Страница 17

Всей своей громадой экскаватор на полной скорости повернулся к груди забоя. Блестящие стальные зубья ковша вонзились в уступ снизу вверх, отрывая руду от горы. Полный до отказа ковш полетел к вагону, постепенно снижаясь. Он прошел над бортом вагона не слишком низко, чтобы не повредить его, и не слишком высоко, чтобы не разбросать груз. И снова, еще на ходу ковша, откинулось днище, новый ровный слой руды лег в вагон.

— Ух, и стелет перинки! — с восхищением сказал Вадик.

— А то как же? — ответил Паня, внешне спокойный, но ликующий в душе.

Так мог привести ковш к разгрузке лишь мастер, безупречно владеющий машиной, чувствующий каждый килограмм 160-тонного экскаватора и каждый килограмм руды в ковше.

Снова шумят моторы и летит над землей ковш.

Стремительные и в то же время легкие, округленные движения машины завладели сердцами мальчиков. Вадик, широко расставив руки, орудовал воображаемыми рычагами: раз — рычаг подъема, два — рычаг напора, три — нажал ногой камешек, заменяющий педаль поворота… словом, суетился вовсю, а Паня сияющими глазами провожал каждый ковш и, когда машина поворачивалась к вагону, любовался своим батькой.

Он работает и ничего не видит, кроме горы, ковша и вагона. Его светлые глаза стали больше, и в них горит синий огонек. Над «Пятеркой» высится Гора Железная и грозит: «Не тронь, не тревожь — раздавлю!» Но Пестов, мастер из мастеров, напрягая свою волю, штурмует, теснит гору, и она, отступая шаг за шагом, сполна отдает богатство…

— Первый вагон готов за минуту пятьдесят секунд! — взглянув на ручные часы, объявил Гоша Смагин.

— Кто еще такое время покажет! — усмехнулся Паня.

— Никто и никогда! — горячо поддержал его Вадик.

Незаметно пролетели минуты погрузки. Положен последний ковш. Пестов дает сирену: «Готов!» Чусовитин отвечает коротким гудком: «Спасибо, уезжаю!» — и состав начинает подтягиваться к стрелке. Теперь, подавшись вперед, Пестов оценивает свою работу. Кажись, все сделано на совесть. Вагоны загружены вровень с краями, и посередине каждого вагона получилась аккуратная гладкая выпуклость.

— Вагончики с шапками, — отвечает Вадик. — Только Григорий Васильевич может так сделать.

В голосе Вадика звучит искренняя гордость работой Пестова, и за это Паня многое прощает своему другу. А тут еще Гоша Смагин схватил лопату, подбежал к рельсам и презрительным движением швырнул лопату прочь в знак того, что погрузка произведена чисто и на рельсы не попало ни одного куска руды.

Да, это работа! Это работа умельца!

Наконец-то Паня перехватил взгляд отца.

— Батя, можно? — взмолился он.

— Григорий Васильевич, пожалуйста! — присоединился к нему Вадик.

Не дожидаясь разрешения отца, Паня сдернул со своей головы и с головы Вадика пилотки и, прыгая через валуны-буты, добрался до уступа, вскарабкался метра на полтора, положил пилотки на выступавшие куски руды и вернулся к Вадику.

Машина зашумела. Ковш полетел над землей, не замедляя хода, приблизился к горе вплотную и тотчас же плавно от нее отошел. На стальных зубьях молодцевато сидели пилотки, будто в ковше экскаватора сидели два паренька.

— Ура! — закричали мальчики.

Пестов снизил ковш и положил руку себе на голову — мол, накройтесь, баловники, солнце голову напечет.

Вблизи экскаватора Паня почувствовал то, что неизменно чувствовал, приближаясь к этой машине: удивление, гордость и что-то вроде зависти. Невероятная махина! Стрела экскаватора не уступает ферме железнодорожного моста. Зубчатая рукоять, держащая ковш, напоминает пилу, но такой пилой можно распилить порядочный дом — ведь длина рукояти семь метров. И этот гигант так ловко снял пилотки с кусков руды, так услужливо подал их!.. Неужели Паня тоже когда-нибудь заставит машину двигаться ловко, сноровисто? Лишний вопрос! Конечно, он научится работать по-отцовски.

Тем временем Пестов показался в двери корпуса, по железной стремянке спустился на гусеницу экскаватора, широкую, как тротуар из стальных плит, и спрыгнул на землю.

— Что тебе сегодня утром было сказано? — стал он пробирать сына. — Тебе было велено идти прямо во второй карьер через пустырь. Почему явился в забой, да еще с Вадиком? Вдвоем вы вчетверо больше озорничаете, чем поодиночке, неслух!

Отец говорил строгие слова, но в его глазах светились радостные огоньки, как это всегда бывало после удачного рабочего дня. Кончилось тем, что в ответ на влюбленный взгляд Пани он подергал его за ухо.

У «Пятерки» появился машинист Калугин, молчаливый и добродушный увалень, о котором говорили, что он только на машине ловок, и начал приемку смены.

К мальчикам подошел Гоша Смагин.

— Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно! — сказал он и кукарекнул без тени улыбки на задумчивом лице с широкими скулами и маленькими глазами. — Первого сентября марширую в шестой класс школы рабочей молодежи. Возражений нет? Принято! Весь рудничный комсомол за ученье берется. Признавайтесь: у кого завалялись учебники для пятого класса? Требуется кое-что повторить…

Занятный парень помощник машиниста Гоша Смагин. В карьере он учится горному делу, а все свободное время проводит на водной станции спортивного общества «Металлург» плавает, как рыба, и ведет яхту, как старый боцман. Летом он выходит на работу в широких черных брюках, в полосатой тельняшке и в кепке, надетой козырьком назад, так что издали ее можно принять за матросскую бескозырку.

Ребята пообещали морскому волку Горы Железной собрать для него нужные учебники.

— За мной, мальчата! — сказал Пестов. — Надо мне сегодня в конторе второго карьера побывать.

«Знаешь, кто ты?»

Первый и второй карьеры соединены глубокой, узкой выемкой, пробитой в известняке. Почти отвесно поднимаются стены выемки; кажется, что они сейчас сомнут синюю полоску неба над головой. В выемке прохладно от непрерывного сквозняка, но стоит пройти ее — и начнется пекло.

Жарко было в первом карьере, а в Мешке — как горняки в шутку называют второй карьер — намного жарче. Зной, сгустившийся между уступами, так и прилипает к коже. По сравнению с первым карьером Мешок мал — можно одним взглядом окинуть все его забои, сосчитать экскаваторы, проследить разветвления подъездных путей, но в знойном мареве уступы как бы отдаляются… Жарко, душно… Комки сухой глины с треском рассыпаются под ногой, тонкая пыль висит в воздухе, сухо и шершаво становится во рту.

Все посетители — Пестов и вслед за ним мальчики — направились к экскаватору № 14, который работал в забое неподалеку от Крутого холма.

— Вот так здорово!.. Батя, видишь? — спросил Паня.

Было ясно, что на экскаваторе № 14 случилась неполадка. Полный ковш, висевший над вагоном, не разгружался. Пестов бессознательно выставил кулак и будто нажал большим пальцем кнопку мотора-дергача. Его нетерпеливый взгляд говорил: «Ну же, сработай!», но ковш продолжал держать груз. Наконец машинист оставил попытки открыть ковш обычным способом. Он повез его обратно в забой и нажал днищем на подошву уступа. Теперь трос дергача смог выдернуть засов, днище открылось, и руда вывалилась медленно, лениво…

Из будки паровоза, сердито пыхтевшего возле «Четырнадцатого», высунулся машинист Анатолий Костюков, в берете, натянутом до бровей, и с трубкой в зубах. Паня и Вадик почтительно отсалютовали уважаемому капитану сборной футбольной команды «Горняк».

— Маринадчики, Григорий Васильевич! — не вынув трубки изо рта, свистящим голосом сказал Костюков. — Скоро колеса травой зарастут, чуть ли не пятнадцать минут грузимся. А говорят, что транспорт их держит. Оно и видно!..

Не скоро еще после этого «Четырнадцатый» положил в вагон последний ковш.

— Комковато грузит… — заметил Паня.

Действительно, вагоны были загружены неровно, с горбами. То ли дело чистенькие, аккуратные, просто красивые вагоны, недавно выданные батей!

Степан Полукрюков вышел из машины, спрыгнул на землю и, широко улыбаясь, подошел к Пестову.

— Как поживаешь, Степа? С порожняком, говорят, стало полегче? — сказал Григорий Васильевич.

— Живу теперь лучше, — ответил Степан, осторожно пожав ему руку. — Порожняка получаем больше. Раньше был сплошной простой с промежутками для работы, а теперь все-таки работа, хоть и с простоями. Наши контрольные комсомольские посты помогли… Что насчет траншеи слышно, Григорий Васильевич?

— Сдвинулось дело, зашевелилось рудоуправление… Знаешь, как это бывает: заест затвор, никак днище не откроешь, однако помозгуешь немного, положишь, например, железку под пятку затвора — и все ладно пойдет. Сейчас наш партком очень траншеей интересуется… Что там у тебя с затвором не ладится, Степа? Давай посмотрим. — Он приказал мальчикам: — Вы меня не ждите. Собирайте рудники — и айда домой через пустырь. Набегались уже по карьерам, хватит…