Андрей Некрасов - Завидная биография Страница 17

Сразу точно молодой лесок вырос над партами — все подняли руки. Одна Валя не подняла и покраснела еще больше.

— Единогласно, — сказала Ольга Петровна, — значит, решено. Поздравляю тебя, Валя. Постарайся оправдать доверие товарищей, будь примером в учебе и в поведении. А вы, девочки, уважайте Валю, помогайте ей. А теперь начнем урок: в последний раз мы с вами…

Ольга Петровна рассказывала, спрашивала, вызывала девочек к доске. Валя сидела, слушала, а сама все не могла успокоиться. Раньше она была просто ученица, а теперь — староста целого класса. Легко сказать!

С этого дня началась у Вали совсем новая, особенная жизнь. Училась она и раньше неплохо. А теперь понимала, что все девочки на нее смотрят, все по ней ровняются, — значит, не то что троек, а четверок и то нельзя получать. И в мятом воротничке тоже нельзя приходить, и в рваных варежках. Раньше Валя нет-нет, да и «выручит» кого-нибудь из подружек — даст списать урок. А теперь и думать об этом нечего. Да и девочки сами понимают: дружба дружбой, а списывать, да еще у старосты, никак не годится. Валя и раньше никогда не опаздывала в класс, а теперь стала приходить раньше всех. Придет, проверит, есть ли мел на доске, тут ли тряпка, у всех ли чисто в партах…

И подруги теперь совсем по-другому стали относиться к Вале. Что бы ни случилось — первым делом к ней. И если радость какая, еще издали кричат:

— Валя, а у меня папа вчера из Сибири приехал, кедровых шишек привез. Вот такие… И с орехами…

А уж если горе, выберут минутку и где-нибудь в сторонке признаются шопотом:

— Валя, а я кляксу в табеле посадила. Я не нарочно, вот честное пионерское. Ну, что мне теперь делать?

И приходится Вале итти говорить с Ольгой Петровной, улаживать все дела… А за день-то сколько таких дел наберется! В классе сорок человек, а она одна за всех — староста. И чем больше привыкала Валя к тому, что она староста, тем больше прибывало у нее забот.

Вот хотя бы с цветами что получилось.

У Вали был дома кактус. Она сама его отсадила у соседки, у тети Жени, сама вырастила, и он стоял у нее на окне такой смешной, колючий, как ежик. Валя очень гордилась и очень дорожила своим кактусом. Почти все Валины подружки тоже разводили дома цветы. Зайдешь к другой — у нее целый ботанический сад на окне. А в классе подоконники были скучные, пустые.

Валя подумала, посоветовалась с Ольгой Петровной, а на перемене предложила:

— Давайте, девочки, все принесем по цветку. Пусть наш класс будет самый красивый.

И на другой день в колпаках из газеты, укутанные платками и теплыми шалями, появились в классе цветы. Столько принесли, что на подоконнике едва места хватило. И герань, и аспарагус, и пальмочку А Зара Эльдарова принесла лимонное деревце, а на нем два лимончика. Один совсем еще маленький, а другой порядочный, с грецкий орех, даже чуть побольше…

Вот с этим лимончиком и вышла целая история.

Девочки расставили цветы, а горшки решили оклеить цветной бумагой. После уроков Валя сбегала к нянечке, попросила плитку, разогрела клей. А потом кто-то капнул нечаянно на плитку клеем, клей затрещал, загорелся, и такой нехороший запах пошел по классу, что все девочки расчихались.

Потом все разошлись, а Валя прибралась в классе, вспрыгнула на подоконник, открыла форточку и пошла отдавать плитку. Отдала, пошла одеваться, а тут встретила Ольгу Петровну и, конечно, заговорилась с ней. У них с Ольгой Петровной теперь всегда было о чем поговорить. Поговорили, попрощались. Валя оделась и пошла домой.

А дома Валю встретила мама. Она в тот день пришла пораньше с завода, и Валя очень обрадовалась. И мама тоже очень обрадовалась.

— Набегалась, стрекоза, — сказала мама, — иди, мой руки и садись обедать.

Они вместе с мамой пообедали, а потом сели учить уроки. Валя свои, а мама свои. Только Вале на этот раз совсем немного задали, а маме очень много. Валя уже сделала все, а мама долго еще сидела над книгой, что-то записывала в тетрадку. А потом они с мамой сели пить чай и разговорились.

— Мамочка, ты ведь давно уже большая, — сказала Валя, — а почему ты все учишься?

— А как же, Валя, иначе? У нас все учатся. Учусь, чтобы лучше работать.

— А ты и так хорошо работаешь. Я же знаю, я про тебя все в газете прочитала, когда тебе орден дали.

— Потому и работаю хорошо, что учусь, — сказала мама, — затем и учусь, чтобы хорошо работать.

Валя налила себе еще чаю, положила сахару и маме хотела налить.

— Спасибо, дочка, не хочется больше, — сказала мама и о чем-то задумалась. И Валя тоже задумалась, вспомнила класс…

— Ой! — вдруг крикнула она, побледнела и вскочила из-за стола. — Ой, мамочка, что же я наделала!

— Что такое, что случилось? — испугалась мама.

— Лимон, мамочка, понимаешь, лимон!

— Ничего не понимаю, какой лимон? Расскажи толком…

— Потом, мамочка, потом расскажу! — крикнула Валя и бросилась в переднюю одеваться.

— Никуда ты не пойдешь, — сказала мама строго. — Что это за прогулки на ночь глядя?

— Ну как же, мамочка, мне весь класс доверяет, и Ольга Петровна доверяет… Все доверяют, а я забыла…

И Валя рассказала маме, как это все получилось, и про лимон, и про форточку…

— Да, это дело серьезное, — сказала мама. — Ну вот что. Пойди постучи к тете Жене, объясни ей все толком и попроси разрешения позвонить по телефону. Номер ты знаешь?

— Номер в табеле есть, — сказала Валя, — только я боюсь по телефону. А вдруг завуч подойдет?

— Ну и что же, что завуч? А ты объясни, кто звонит и зачем. Только спокойно, не торопись, не волнуйся…

— Ой, нет, все-таки страшно…

— Не знаю, Валя, если бы я была старостой, я бы не побоялась, — сказала мама. — Как можно бояться? Тебе весь класс доверяет, а ты боишься. Когда выбирали, не боялась, а теперь страшно. Стыдись…

Валя вспомнила, как дружно поднялись за нее руки, и хоть страх не прошел, она пошла все-таки к тете Жене, объяснила ей все и набрала номер.

Она боялась, что завуч подойдет, а подошел сам директор. Валя сразу узнала его по голосу. У нее совсем упало сердце от страха, но она вздохнула поглубже и, стараясь не сбиться и не спешить, сказала:

— Здравствуйте, Сергей Петрович. Это говорит Валя Кленова, староста третьего класса «Б». Я забыла закрыть форточку у нас в классе, а там на окне живой лимон, и я боюсь, как бы он не замерз… Я хотела сама прийти, а мама меня не пускает.

— Вот оно что, — сказал директор. — Какого класса?

— Третьего «Б», — повторила Валя.

— Ну, очень хорошо, — сказал директор. — Я сейчас попрошу, чтобы закрыли. Спокойной ночи, староста!

Валя поблагодарила тетю Женю и пошла домой. И ей вдруг стало хорошо, так хорошо, как никогда еще не бывало. Она с налету распахнула дверь и замерла: мама стояла взволнованная, чуть покрасневшая, опустив глаза, и слушала радио.

Валя тоже прислушалась. Диктор назвал мамин завод, а потом торжественным голосом сообщил, что маму выдвигают кандидатом в депутаты Верховного Совета…

И хотя каждое слово отчетливо прозвучало у Вали в ушах, она не сразу поняла то, что услышала. А когда поняла, кинулась к маме на шею и крепко-крепко прижалась к ней.

А вечером, лежа в кровати, Валя укрылась с головой и начала дремать. Ей представилось, как мама сидит в Верховном Совете, в Кремле, и сколько новых дел и новых забот будет теперь у мамы.

Валя приоткрыла одеяло, прислушалась…

— Мамочка, — шопотом спросила она, — ты не спишь, мамочка?

— Не сплю, детка, не могу заснуть!!!

— Мамочка, а это трудно быть депутатом?

— Трудно, дочка.

— А ты справишься, мамочка?

— Постараюсь, дочка, должна справиться. Справлюсь. Старостой тоже трудно, а ведь ты справляешься.

ВЕРНОЕ РЕШЕНИЕ

В воскресенье приехала тетя Вера и привезла ореховый торт в высокой коробке. Можно было дождаться, пока сядут пить чай, но Димка, проглотив слюну, решительно перекинул через плечо ремешок полевой сумки, постоял, подумал о чем-то и направился в сад, где сидели взрослые.

— Я пошел, мама, — сказал он таким голосом, будто ему совсем и не хотелось уезжать с дачи, — наверное, пора.

— Пора, — согласилась мама, взглянув на часики, — ты ничего не забыл, Димка: ключ, деньги, билет, чистый платок? — И, поправив воротничок на Димкиной ковбойке, она с ног до головы оглядела сына. — А может, останешься все-таки? День-то, смотри, какой!

— Ну, что ты, мама, ты же знаешь, — возразил Димка, протягивая руку. — До свиданья, тетя Вера, до свиданья, папа… — Он повернулся налево кругом, по-военному, хлопнул калиткой и быстро зашагал на станцию самой короткой дорогой, прямо через лес.

На душе у Димки было неспокойно. До последней секунды все казалось, что какое-нибудь неожиданное препятствие разрушит его планы. И только когда голубая дача скрылась позади, за деревьями, Димка вздохнул свободно, подобрал корявую палку и пошел не спеша, сбивая на ходу мухоморы и головки поздних цветов. Вдруг на краю тропинки в пожелтевшей примятой траве что-то блеснуло. Димка нагнулся. Оказалось, что это зеркальце, совсем новенькое, круглое, в белой костяной оправе. Димка поднял его, вытер о штаны и оглянулся по сторонам. Кругом никого не было. Димка раскрыл сумку, сунул туда находку, но сейчас же достал снова и поднес к лицу. В зеркальце, как в круглой рамке, он увидел коричневые быстрые глаза, облупившийся от загара нос и два ряда ровных зубов, приоткрытых в улыбке.