Анника Тор - Маяк и звезды Страница 18

Но потом все развивалось очень быстро. Смотритель вернулся в дом за винтовкой, Эрик вскочил и побежал за ним. Он кричал, умоляя его не стрелять в чайку, и мы с мамой не знали, что делать. Потом раздался выстрел, мы выбежали на улицу, смотритель был ранен, и Эрик звал нас на помощь.

Маячник лежал в расщелине, его нога была жутко вывернута, наверняка причиняя ему чудовищную боль. Но в ту минуту он думал только о том, что надо скорее зажечь маяк. Поэтому мама и Эрик ушли, а я осталась с ним одна.

И тут, папа, случилось самое удивительное. Я сидела и думала, что так ему и надо, что это наказание за все то зло, которое он причинил мне и Эрику. И что он — дурной человек, первый по-настоящему дурной человек, с которым мне довелось встретиться в моей жизни.

Но потом я посмотрела на него и увидела, что ему больно, что он дрожит от холода, хотя мама укрыла его пледом, но при этом обливается потом. И тут, вопреки всему, мне стало жаль его, я захотела вытереть ему лоб, показать, что я ему сочувствую. Но стоило мне приподняться, как он отпрянул назад, и я увидела, что он боится. Теперь, слабый и беспомощный, он боялся меня! Я не могу объяснить это лучше, но мне кажется, что именно так оно и было. Он не дурной человек, ему просто страшно, и потому он запугивает других. Как по-твоему, папа, я права?

Потом мы увидели, как загорелся маяк, а потом пришли мама с Эриком, и мы вернулись домой. Мама наложила смотрителю шину, завтра она отправится с ним в Гётеборг, в больницу. Они привезут из города сменщика, который будет следить за маяком, пока смотритель не поправится. Завтра весь день мы с Эриком проведем здесь одни.

Я слышу, как за окном гуляет ветер, звезд на небе не видно, все затянуто облаками. Но маяк светит в мое окно красивым ясным светом, и мне кажется, что все изменится, хотя я пока не знаю как.

Серые рассветные сумерки окутывали остров, когда Тура, погасив маячный фонарь, возвращалась по тропинке к дому. На западе темные тучи так низко плыли над морем, что казалось, они скользят прямо по воде. Было по-утреннему холодно, Тура поежилась. Ей не хотелось ехать в Гётеборг. Но не потому, что ее беспокоило предстоящее путешествие на лодке. Она волновалась, как она оставит Эрика и Бленду одних на острове. Она спросила Карла, нельзя ли взять детей с собой, ведь их бы это очень обрадовало, но Карл сказал, что дети будут обузой.

В путь решили тронуться как можно раньше, на рассвете, как только Тура потушит маяк. Встав у причала Шепсбрун в Гётеборге, она побежит за подмогой, чтобы доставить Карла в Сальгренскую больницу. Доктора займутся его переломом, а Тура тем временем сходит в лоцманскую контору и попросит найти им помощника, который последит за маяком, пока Карл не встанет на ноги. Если все пойдет по плану, то еще до наступления темноты они втроем — Карл, сменщик и она сама — вернутся на маяк.

Но что, если план не сработает? Вдруг Карла положат в больницу? Вдруг в лоцманской конторе не найдется сменщика? Вдруг что-то случится с детьми на острове? В том, что они прекрасно справятся без нее, Тура не сомневалась: дома, в Хаге, они всегда оставались одни, когда она уходила на работу, но там рядом были люди — соседи, к которым, если что, можно обратиться за помощью. Здесь, на острове, не было никого.

Туре не хотелось ехать, но она понимала, что у нее нет выбора. Без ее помощи Карлу не добраться до больницы.

«А если бы это случилось, пока ты был на острове один? Что бы ты делал?» — спросила Тура смотрителя, когда они с Блендой перекладывали его на кровать. «Если бы я был один, этого бы никогда не случилось», — ответил смотритель.

Эрик стоял рядом и все слышал. Лицо мальчика потемнело, он сглотнул, словно у него в горле застрял ком. Заметив это, Тура разозлилась: Карл еще смеет обвинять во всем ребенка! Казалось, несчастье должно было смягчить его, сделать добрее, но он остался таким же жестоким и самоуверенным, как раньше.

Больше она не сомневалась. Карл никогда не изменится. Но как она теперь оставит его, совсем беспомощного? К тому же сказанное им вчера, в пылу ссоры, было правдой: ей действительно некуда возвращаться. Времена были тяжелые, в Европе шла война. И кто знал, найдет ли она жилье и работу в городе? Здесь они по крайней мере имели кусок хлеба и крышу над головой.

Тура осторожно открыла дверь на кухню. Эрик спал, будить его так рано не было никакой необходимости. Дверь в гостиную была распахнута настежь, стенные часы показывали без четверти шесть.

Но Бленду разбудить придется, без ее помощи она не сможет перенести Карла в лодку.

Карл позвал ее из спальни, Тура поспешила к нему, затворив за собой дверь, чтобы не разбудить Эрика.

— Ты потушила маяк? — спросил он.

— Да, конечно.

— Тогда давай, поторапливайся.

Можно подумать, без его приказаний она не знала, что делать!

— Я как раз собиралась будить Бленду, — коротко ответила она.

Молча кивнув, Карл отвернулся к стене. Тура знала, что ему больно, ночью он стонал. Каждый раз, когда она приподнималась на локте проверить его, она видела, что он лежит без сна, уставившись в темноту. Ей стало стыдно, что она не в состоянии проявить больше сочувствия. Она осторожно провела рукой по его небритой щеке и сказала:

— Я иду наверх. Мы скоро за тобой придем.

Бленда проснулась оттого, что кто-то легко тряс ее за плечо. Она неохотно открыла глаза. Солнце еще даже не встало, но мама была настроена решительно:

— Бленда, вставай! Ты должна помочь мне перенести дядю Карла в лодку.

Перенести? В лодку? Спросонья Бленда не понимала, чего от нее хотят. Постепенно она вспомнила, что произошло накануне. Она села, спустив ноги на пол.

— Иду, — сказала она. — Я только оденусь.

Внизу, на кухне, мама уже накрыла им с Эриком завтрак. Сама она стояла у плиты и быстрыми глотками допивала кофе. Увидев Бленду, Тура поставила чашку и сказала:

— Нам надо опять привязать его к лестнице. Когда спустим в лодку, отвяжем.

Они положили лестницу на кровать рядом со смотрителем и осторожно передвинули его на эти самодельные носилки. Бленда увидела, что маячник спал в одежде, в полосатой рабочей рубашке и брюках. Одна штанина была разрезана до самого бедра. Мама наложила на лодыжку деревянную шину, привязав ее чистыми полосками ткани.

Простыни испачкались, с одежды смотрителя ссыпались трава и песок. Бленда подумала, что надо будет постирать их, чтобы обрадовать маму, когда она вернется домой вечером.

Они взяли ремень смотрителя и еще один, более толстый, с американского сундука, и привязали тяжелое, грузное тело к лестнице. Потом подняли, протащили через дверь и понесли по тропинке к мосткам. Они несли его ногами вперед, и Бленда шла впереди — этот конец был немного легче. Идти было все равно тяжело, но Бленда знала, что у нее хватит сил дойти до лодки.

Бленда осторожно положила свой конец носилок на причал и залезла в лодку, на носовую банку. Тура тем временем поддерживала носилки. Теперь предстояло самое трудное. Нужно было снова взять лестницу, поднять ее на нос, потом встать на дно лодки и потихоньку отходить назад, опуская носилки, пока они полностью не лягут на банки. Потом, передохнув, снять ремни и пересадить смотрителя на корму.

Бленда слезла с носовой банки. Ей удалось сохранить равновесие, и она осторожно двинулась назад. Руки ломило от боли, но она не смела ни на секунду опустить лестницу — из страха, что у нее не хватит сил снова поднять ее. Тура побагровела от напряжения, но постепенно им удалось затащить смотрителя на борт. Бленда видела, что его лицо перекосило от боли, но он не произнес ни слова, пока не занял свое место у румпеля. Он взглянул на Бленду и сказал:

— Спасибо. Ты молодец.

Это была первая похвала, которой удостоил ее смотритель Нурдстен.

Бленда сошла на берег и стала ждать, пока Тура под руководством смотрителя заведет мотор. После нескольких попыток раздался равномерный стук, и из трубы на корме начала брызгать вода. Бленда отвязала швартовый конец и уже собиралась бросить его в лодку, когда заметила, что сзади нее кто-то стоит. Она обернулась и увидела, что это Эрик, босой, без штанов. С заспанным лицом и широко открытыми глазами.

— Мама, — сказал он, — вы же правда вернетесь вечером?

Бленда разозлилась. Она понимала, что мама взволнована и изо всех сил старается казаться спокойной и уверенной. А он ноет, как маленький ребенок!

— Конечно, вернутся! — опередив Гуру, прошипела Бленда. Но мама прошла на нос, и, глядя Эрику в глаза, сказала:

— Конечно, мы вернемся. Мы будем здесь до темноты.

Эрик проснулся в пустом доме. Ему было одиноко и страшно. В отличие от Бленды он сразу вспомнил, что произошло вчера: смотритель снился ему ночью. Он терял равновесие и падал. С жутким треском ломалась кость. Между сном и явью Эрик слышал его голос: «Если бы я был один, этого бы никогда не случилось».