Владимир Добряков - Приключения послушного Владика Страница 19

— Ну, чего заявился! — Лицо у Наташи было решительное, брови сдвинуты. — Другого места не нашел, да? Кати дальше!

— Понятно, — всем своим широким лицом усмехнулся Петро. — Покачу дальше. — И, оттолкнувшись ногой, он опять уселся на скрипучее седло, крутнул педали, и древний велик его, будто собираясь развалиться на части, снова затарахтел, запрыгал по узкой тропинке.

Не меньше минуты Наташа смотрела на поплавок, покусывала губы. Потом вскинула глаза на Владика:

— Помнишь, кто это?

— А тот — воланчиком на лужайке перекидывался с Витькой.

— Правильно, — почти весело подтвердила Наташа. — Он самый. Петро. Витькин дружок.

— Что-то клевать перестало. Надо свежего червяка насадить.

— Не боишься? — продолжая весело, будто с вызовом глядеть на Владика, спросила Наташа.

— Чего бояться? — Владик вытащил леску. — Ого, и червя нет. Съели…

— Петро обязательно Витьке доложит.

— Что доложит?

— Что вместе ловили… Ты и я.

— Ну и что?

— Что?.. Хотя, действительно, что? — Наташа подняла плечи, мотнула косами. — Конечно, ловили — и все. Ничего особенного… Дай-ка, тоже посмотрю — и у меня, может, съели червяка?..

Схватка с великаном

Когда Владик уезжал из дома, Зинаида Аркадьевна строго-настрого наказала ему, чтобы он регулярно сообщал о своей жизни у тети Нины и дяди Вани. И даже четыре конверта дала, на которых Владик собственноручно четким почерком первого ученика школы написал свой городской адрес и по бледным крапинкам в нижнем углу аккуратно вывел цифры их почтового индекса.

Эти готовые к отправке конверты с рисунком голубого космического корабля были очень красивы, а предстоящая поездка так радовала, что Владик горячо пообещал маме:

— Как приедем, в тот же день обязательно напишу!

— Так-то быстро ни к чему, — заметила Зинаида Аркадьевна, — а дня через три непременно отправь письмо. А то с Татьяной сплошное волнение, да еще за тебя переживать — разве хватит тут нервов!

Обещать-то Владик обещал (он же был послушным мальчиком), но вот уже прошла неделя, как живет здесь, а письмо пока не отправлено. Нет времени. Да и столько всяких событий — где тут вспомнить о письме! Впрочем, в тот день, когда с Наташей возвращались с рыбалки и он с гордостью нес целлофановый мешок, в котором любой встречный мог видеть почти с десяток плотвичек и окуней, Владик подумал, что обязательно напишет домой письмо. Разве не приятно будет папе, маме, да и Тане (она уж, наверно, совсем одурела от своих учебников и репетитора) прочесть о его рыбацких успехах!

Однако в тот день написать письмо Владик не успел — чистили с Наташей рыбу, собирали на кустах ягоды, обедали, потом всем отрядом пошли купаться.

А вечером разговаривали с дядей Ваней и смотрели фильм по телевизору. После фильма, хотя было еще и светло, Владик, разбуженный Наташей до солнышка, так захотел спать, что едва доплелся до кровати.

На другое утро отправились в патрульный обход, и вот тут-то обнаружили, что все их щиты бесследно исчезли. Ребята расстроились, приуныли. Толик предлагал привести к месту происшествия, к опушке березовой рощи, где они нашли углубление от вырванного кола, соседскую овчарку, чтобы она взяла след преступника. Но всезнающий Сережка сказал, что овчарка Толиного соседа беспородная, а может, и не овчарка вовсе, и вообще, как она сможет взять след, если злоумышленник никакой своей вещи не оставил? Хотя бы носовой платок или ботинок. А то ничего — пусто.

Даже целый «склад» пустых бутылок от ситро, обнаруженный вскоре Толиком в кустах, не мог утешить ребят. Какие хорошие были щиты! Так нет, вырвали, утащили! Чем помешали? Кому?

Щит у ручья тоже был уничтожен чьей-то злодейской рукой. На этот раз здесь, у ручья, ребятам пришлось немного понервничать. Двухметровый; здоровенный мужчина (ему бы не ведра, а бочки таскать!), по пояс голый, с волосатой грудью, в черных спортивных брюках, мыл свою огромную сиреневую «Волгу» на самом берегу ручья. Задние колеса чуть ли не в воде были.

Вначале на сердитые замечания патрульных хозяин машины и внимания не обратил. А потом чуть не во всю глотку заорал, чтобы убирались подальше, «указчики сопливые». Только что не заругался: видно, все-таки зеленые повязки и присутствие девчонки в наглаженной блузке удержали его от самых крепких выражений.

— Вы не посылайте и не орите! — побледнев, твердо сказал Егорка. — А грязнить ручей все равно не позволим!

— Это кто не позволит мне! — снова загремел великан с волосатой грудью. — Вы, сопливая команда, не позволите? Да я вам ноги повыдергиваю! Штабелем сложу!

— Руки коротки! — не дрогнул Егорка, лишь сильнее побледнел. — Уезжайте, откуда приехали. Это наш ручей.

— Советский! — звенящим от волнения голосом поддержала брата Наташа. — Народный. Он должен быть чистым. Это же природа. Она мать всем людям. А вы…

— Ты, девочка, сильно речистая, — чуть сбавил тон мужчина. — Что такое природа, мы и сами разумеем. Читаем газеты. Так что шагайте себе дальше, ребята. Ничего с вашим ручьем не сделается.

Но «шагать дальше» патрульные не собирались. Отступить, спасовать перед этим вредителем? Не дождется! Ладно, не желает убираться со своей машиной, тогда хоть на несколько метров пусть откатит ее от ручья.

Может, «вредитель» опять дошел бы до крика и ругани, но тут Сережка, вынув блокнотик и шариковую ручку, с очень серьезным видом стал записывать номер машины, а Наташа совсем доконала великана.

Владик ушам своим не поверил, когда она проговорила:

— Будьте добры, назовите, пожалуйста, вашу фамилию и адрес.

Хозяин сиреневой «Волги» поморгал, плюнул в сердцах и, ничего не ответив, полез за руль. Машину он отогнал метров на тридцать. Наташа даже рукой помахала ему:

— Достаточно. Хватит.

— Испугался! — довольно хихикнул Толик.

Футбол

Известие об уничтоженных щитах, как ни странно, не очень опечалило Ивана Петровича. Как и всегда, он лежал на кровати лицом кверху. И хотя щеки его, не бритые со вчерашнего дня, были бледны больше обычного и на вид он казался усталым, но рассказ ребят выслушал с неослабным вниманием.

— Я, ребятишки, так думаю про это, — сказал он, прикрыв один глаз, а другой нацелив на кругляшок солнечного зайчика в углу потолка, — значит, есть такие, кому наше обращение к человеческой совести сильно не по нутру. Не могут они видеть этого. Потому не могут, что совесть свою не совсем еще загубили.

— А нам из-за их совести — снова щиты рисовать? Ух, изловить бы! — Егорка стукнул кулаком по столу. Солнечный зайчик вверху, отраженный водой в стакане, запрыгал, затрясся.

— Слова такие же будем писать? — спросила Наташа. — Про красу, про здоровье?

— А плохие разве слова? — Не меняя положения головы, отец скосил карие, запавшие и все же веселые глаза на дочку. — Оттого и разорили наши щиты, что слова на них — прямо в цель.

Егорка угрюмо посмотрел на застывший в углу зайчик.

— Не в словах дело. Щиты, которые раньше вбивали, тоже кто-то поломал.

— Да, — вздохнув, согласился отец, — тоже поломали.

Владик вспомнил ребят из Каменного Лога, как заставляли его расстреливать из рогатки стекла, и сказал:

— Может, это какие-нибудь хулиганы? Специально.

— Нет, — Сережка решительно замотал головой, — такое не посмели бы. Природа — государственное дело. Даже законы приняты по охране природы. В Конституции записано.

— Мы еще крупней напишем! И вобьем крепче! — сказала Наташа. — Чтобы не смогли и вырвать!

— Ребятишки, — поддержал ее Иван Петрович, — а правда, чего носы повесили? Это же здорово — где-то враг затаился. Но он трусливый. И подлый. И боится нас. Дело-то, видите, какое наше — в самой Конституции записано. Правильно ты, Сережка, сказал: государственное дело.

— Папа! — вдруг радостно захохотала Наташа. Ты бы видел, как этот волосатый испугался! Скорей — за руль, и от ручья, от ручья! На километр укатил бы, да я пожалела, остановила.

Толик подхватил:

— Он, наверно, подумал, что в газету про него напишут!

Иван Петрович тоже засмеялся:

— Вот, ребята! Вот, вот! Гляди, какие мы сильные! Двухметровый мужик испугался. И то правда — и в газету напишем. И до районного Совета доберемся! Мы такие! Голыми руками не возьмешь!

— Вань! Вань! — в дверях показалась баба Катя. — Ты чегой-то шибко разошелся, сынок. Ночью спал плохо. Как бы худа не было. Вы бы, ребяты, побегли на улицу, побавились бы там.

Видно, Иван Петрович и в самом деле притомился, слушая рассказы ребят.

— Ну, побегайте тогда, а я подремлю. И не забудьте: в пять часов великий футбол по телеку — тбилисское «Динамо» — «Шахтер».

Побегать — это сколько угодно. Солнышко так и звало, манило на улицу.

Пока Егорка поддувал во дворе камеру футбольного мяча, Владик успел посмотреть на последней странице газеты «Известия» карту погоды. И, точно как отец, вслух удивился: