Василий Васильевич - Валерий Михайлович Воскобойников Страница 2

Тут по реке мимо дворца проплыл пароход и раза два зычно гуднул, так что Василий Васильевич даже вздрогнул.

«И где здесь искать общежитие? — думал он. — Прохожие говорили, где-то здесь оно, близко».

— Где общежитие, не знаете случайно? — спросил он у новых прохожих.

— Иди назад, вон оно, — показали ему в сторону дворца.

Василий Васильевич снова прошёл мимо дворца, снова полюбовался на красивое здание. «Где же общежитие?» — думал он, вышагивая назад.

— Общежитие вон там, что ж ты уходишь от него, — сказали другие прохожие и опять показали на дворец.

«Да неужели во дворце общежитие? — подумал Василий Васильевич. — Ведь и милиционер говорил про дворец».

Тут его обогнала группа ребят в форме. Ребята шли строем. Они поднялись по каменным ступеням и вошли внутрь дворца.

Василий Васильевич решил их догнать. Он тоже взбежал по каменным ступеням, проскочил мимо богатых дверей, а дальше идти забоялся.

Остановился перед стенами, украшенными золотом и мраморными фигурами сказочных птиц.

— Если ты в ремесленное, — значит, сюда, — сказал ему пожилой сторож, который сидел у дверей.

ВЕСЁЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

Весёлый человек на другой день повёл группу новеньких ребят в кладовую. В кладовой висели брюки, гимнастёрки, ремни и фуражки — ремесленная форма.

Человек постоянно говорил стихами, и всем это нравилось.

— Как наденешь красивую форму, у станка перевыполнишь норму.

Или ещё:

— Выбирайте себе по росту, чтоб работать в ней было просто.

И все стали подбирать себе по росту брюки, гимнастёрки, а уж ремни были одинаковые.

Только Василий Васильевич не мог подобрать.

Наденет гимнастёрку, а рукава до колен висят.

Померяет брюки, а они — на шее застёгиваются.

Многие уже переоделись, ремнями затянулись и фуражки себе примеривали, а Василий Васильевич все еще копошился среди брюк и гимнастёрок.

— Группа готова, а ты — не готов. Меряешь снова. Кто ты таков? — спросил у него человек.

— Я — Иванов, Василий, — ответил Василий Васильевич.

Он опустил голову и держал в руках длиннущие брюки.

— А можно, я их сам укорочу? Я умею, — сказал он тихо.

— Матери скажешь, она и ушьёт. Будешь ходить, словно граф, на завод, — ответил человек.

— Я сам, — сказал Василий Васильевич и опустил голову ещё ниже.

И тут человек первый раз заговорил не стихами.

— Почему сам? — спросил он. — Матери нет, что ли? Ах да, я забыл, ты, наверно, приезжий.

— Мама умерла недавно, — прошептал Василий Васильевич.

— Прости, я ведь не знал. — Человек сказал это тоже тихим голосом. — А отец?

— Отец погиб, на границе.

— Так ты один живёшь?

— Почему один? Меня колхоз поднимает. Учиться к вам прислал. Можно, я брюки в общежитие возьму и сам ушью?

— Конечно ушивай. А если получаться не будет, я помогу.

Больше в тот день весёлый человек стихами не разговаривал.

ИДУТ РЕМЕСЛЕННИКИ ПО ГОРОДУ

По Кировскому проспекту, по широкой мостовой строем идут люди.

Чётко они маршируют.

— Да кто же это такие? — спрашивают прохожие. — Неужели бойцы Красной Армии? Уж больно они молодые!

— Это ремесленники, — объясняет всем знающий прохожий. — Это молодые рабочие люди. Они живут во дворце на Кировских островах, а сейчас идут строем учиться.

— А вон тот, самый последний, уж такой маленький! Неужели и он — ремесленник? — удивлялись прохожие и показывали на Василия Васильевича.

Это он шагал последним.

— Глядите, как он чётко отбивает шаг, красиво сидит на нём ремесленная форма. И фуражка на голове — красота!

Идёт Василий Васильевич, на прохожих не смотрит — некогда ему по сторонам оглядываться, — но слышит, чувствует: о нём говорят на Кировском проспекте, на него любуются. И радуется он, даже петь хочется от счастья.

И вдруг он почувствовал: шнурок развязался на левом ботинке.

Болтается шнурок, а нагнуться нельзя. Нельзя останавливаться, чтобы завязать, — ведь он в строю.

«Хоть бы не наступить на него! Хоть бы не упасть! Такой ведь позор, вся улица смотрит», — думает Василий Васильевич.

А виду не подаёт, шагает, как все. Гордо поднял голову, не смотрит по сторонам, под ноги себе не заглядывает.

Так и дошёл он до завода, не упал, строй не сбил.

Никому об этом не рассказывал, потому что пустяк — шнурок развязался, подумаешь.

А только вечером воспитатель ему сказал:

— Молодец, Василий, не сломал ты строй на улице, за это моя тебе благодарность.

ВЕЧЕРОМ В ОБЩЕЖИТИИ ВСЕ УКЛАДЫВАЛИСЬ СПАТЬ

В это время не разрешалось ходить между коек, петь песни или громко разговаривать.

— Чтобы днём хорошо учиться, надо хорошо отдохнуть, — любил повторять строгий воспитатель и следил за тишиной.

Соседа Василия Васильевича звали Николай. Он был тоже деревенский, из соседней области, большого роста и толстый. Когда он он укладывался спать, кровать под ним громко скрипела.

Однажды Николай получил посылку из деревни.

Он положил фанерный посылочный ящик в тумбочку и никому не показывал, что там ему прислали.

А вечером, когда все легли спать, Николай закрылся с головой одеялом. И вдруг Василий Васильевич услышал из-под одеяла хруст.

Это Николай жевал своё деревенское посылочное угощение. Он специально спрятался под одеяло, чтобы никто не видел, как он ест. Специально ждал до ночи, чтобы никого не угощать.

Василию Васильевичу даже обидно стало: что он, попрошайка-нищий, чтобы от него прятаться, или грабитель какой?

Скоро и Василий Васильевич получил гостинец. Сам председатель