Мария Парр - Тоня Глиммердал Страница 29

Когда он перестает играть, наступает тишина, которой Тоня тоже не может припомнить. Дрожа, она подносит трубку к уху.

«Ту-ту-ту…» — раздается в телефоне.

Хейди бросила трубку.

— Нет, нет и нет! Не хочу!

Уле стоит в углу кухни. Он надел рубашку с галстуком, но на этом всё застопорилось. Он не собирается идти на службу в церковь. Ни за какие коврижки.

— Хор будет петь, а Гунвальд — играть. Это круто, — настаивает Тоня.

— Я знаю, я в церкви бывал, — отвечает Уле. — Ничего не круто, скука смертная.

Тоня вздыхает, а Уле берет со стола большой нож для резки хлеба и делает выпад в воздух.

— Я останусь стеречь дом, — говорит он.

— Как знаешь, — пожимает плечами Тоня.

Перед церковью в Барквике очень красиво. Желтые нарциссы сияют на солнце. Тоня заметила, что все радуются, завидев в руках у Гунвальда скрипку. Только Гунвальд не улыбается. Он стоит и греется на солнце, у него скрипка в руке и сутулая спина. С тех пор как он вчера услышал короткие гудки в трубке, он не сказал и десятка слов.

Увидев, что все вошли в церковь, Тоня берет его за руку.

— Гунвальд?

— А?

— Во всяком случае, ты позвонил.

Они оба останавливаются. Гунвальд приседает на корточки, отчего у него хрустит в поломанной ноге, и кладет огромные ручищи Тоне на плечи.

— Что бы я без тебя делал, Тоня Глиммердал?

Тоня пожимает плечами, но не может ими пошевелить — такие у некоторых тяжелые руки.

— Ты бы, наверно, сдох, — говорит она.

И Гунвальд смеется.

— Скорей всего, — хохочет он. — Скорей всего.

И они входят в церковь.

Тоня любит бывать в церкви. Здесь можно тихо и спокойно устроиться себе наверху на хорах и смотреть на всё странное и красивое вокруг. Она садится, уперев подбородок в перила, и глядит на головы внизу. Она видит Брура, Гитту и их маму, видит папу, маму и теток. Дедушка с бабушкой тоже приехали, и попозже вечером будет большой праздник. Тоня радуется. Гунвальд сыграл уже несколько раз. Его костюмные брюки смотрятся еще короче, чем всегда, но он немного причесал волосы.

И вот последний псалом, который все должны петь хором: «В пасхальное утро уходит печаль». Тоня выводит эту строчку так, чтобы ее все слышали, и внезапно чувствует, что кто-то стоит у нее за спиной. Чувствует — и всё. Она удивленно оборачивается и в тени под лестницей видит человека. Большого человека.

— Хейди, — шепчет Тоня, разинув рот.

Хейди вышла к перилам, рядом с Тоней, встала как завороженная и смотрит вниз. Она смотрит на Гунвальда, который играет «В пасхальное утро уходит печаль». Она смотрит на Гунвальда, который закручивает последний звенящий звук и пропускает его сквозь люстру. Она смотрит на Гунвальда, который, опустив скрипку и смычок, стоит и слушает, как Лив-пасторша благодарит всех, кто пришел, и благословляет звонить в колокола. Хейди смотрит на Гунвальда, пока церковный колокол трижды звонит по три раза. Но когда колокольный звон стихает и Лив-пасторша кивает Гунвальду и хору, чтобы они начинали постлюдию — последний музыкальный номер, Хейди перестает смотреть на Гунвальда и снова скрывается в тени под лестницей.

Тоня решила, что Хейди уходит. Нет, только не это! Она уже собралась окликнуть ее — но увидела, что Хейди не уходит. Наоборот, в темноте она нагибается и что-то достает.

Хор из Барквики и Гунвальд дошли примерно до середины постлюдии, когда это случилось. В первые мгновения никто не среагировал, даже Гунвальд. Но вот люди начали удивленно оглядываться по сторонам. Где-то заиграла еще одна скрипка, точно выводя мелодию вместе с Гунвальдом и удваивая ее.

Тоня видит, как Гунвальд, не переставая играть, озадаченно открывает глаза и поднимает голову. Смычок останавливается. Тоня пугается, что и сердце у него сейчас остановится. Он стоит там внизу, как каменный столб. Но потом он снова крепко зажмуривается и возобновляет игру. Звучание двух скрипок сплетается с голосами хора и наполняет всю церковь до самого шпиля и дальше, во всю ширь весны. Они заканчивают в такой тишине, что Тоне страшно дышать. Такой музыки она никогда не слышала.

Весь хор смотрит на рослую женщину наверху. Она же по-прежнему смотрит только на Гунвальда.

И вдруг точно разошлись тучи и образовали просвет — Хейди улыбнулась. А Гунвальд, старый пень, стоит и лыбится на эту улыбку из-под щеток своих усов.

И тогда Тоня Глиммердал захлопала. Она хлопала как сумасшедшая. Такого счастья она еще не испытывала!

В круговороте людей перед церковью Тоня ведет Хейди к Гунвальду, который никак не отваживается выйти из церкви. Он стоит в дверях с совершенно голым лицом.

— Вот она, — говорит Тоня.

Хейди коротко улыбается. Похоже, ни она, ни Гунвальд не знают, что сказать. Но сейчас они могут еще некоторое время об этом не думать: всё вдруг перекрывает страшный шум. Кто-то шваркает дверь машины, во всё горло выкрикивая: «Спасибо, что подвезли!» — а потом с грохотом распахивает кованые ворота церковной ограды.

Это Уле. Он вбегает в толпу с криком «Тоня!». Рубашка выбилась из брюк, а галстук развевается за спиной, как хвост.

— Она вернулась! Ведьма вернулась!

Уле хватает Тоню за локоть.

— Ведьма, хозяйка собаки, она…

И Уле замолкает, словно уткнувшись с разбегу в столб: оказывается, ведьма совсем рядом. Несколько секунд он стоит молча и неподвижно, а потом набирает побольше воздуха и с яростью тычет пальцем в Хейди:

— Ты продала хутор! Я сам видел!

На церковном дворе повисает нехорошая тишина. Все глаза обращены к маленькой группке с Уле и Хейди в центре. Грудь Уле вздымается и опадает, как маленькая волна.

— Она приехала и спросила, где Гунвальд. Я сказал правду. Я ответил, что вы в церкви, а я стерегу дом. И я проследил за ней!

Уле рассказывает, что стал шпионить за Хейди, чтобы узнать, куда она уехала. И что он дошел до кемпинга «Здоровье», и там стояла ее машина.

— Я лег на клумбу и всё слышал — окна были открыты. Она продала хутор! Не уберег я его…

Уле в ярости, он даже плачет. Честное слово, объясняет он сквозь рыдания, он бежал изо всех сил.

— Но я опоздал. Этот мужик из кемпинга поблагодарил ее, а она сказала, что надеется, что он доволен сделкой.

Уле больше не в силах говорить, он с ревом кидается на ведьму.

Хейди останавливает его так же легко, как в свое время остановила кинувшуюся на нее Тоню.

— Будешь отпираться? — Уле беснуется в железных тисках Хейди. — Будешь отпираться? Ты подписала бумагу, он сказал спасибо! — выкрикивает он.

Хейди ставит его на землю.

— Я не отрицаю, но я…

У Гунвальда лицо совершенно серого цвета. Тоня чувствует, что из нее вытекли все силы.

— Хейди, — шепчет она. — Хаген всё угробит. Ты обещала не продавать ему.

Больше Тоня говорить не в силах. Хейди сглатывает.

— Хаген ничего не угробит… — начинает она.

— Угробит! И ты это знаешь! — кричит Тоня, уже не пытаясь сдерживать слезы. Она рыдает в голос на виду у всех.

— Прекратите плакать. Всё не так, — говорит Хейди, сконфуженно глядя на людей вокруг.

Она резко подбирает с Тониной щеки пару слез.

— Прекрати плакать, я сказала. Тоня, я купила кемпинг Хагена.

— Ну, пошло веселье! — крикнула тетя Эйр, когда первая машина въехала во двор. И как в воду глядела. Дом быстро заполнился снизу доверху гостями. Уле и Брур познакомились с Андреей и остальными из Тониного класса. Они приехали издалека, из Барквики. Петер привез Нильса и Анну, мама с папой позвали своих друзей. Салли пришла при полном параде. Она купила Тоне прекрасного стеклянного ангела. Давно уже в доме не собиралось столько людей.

И самое прекрасное: Хейди пришла. У Тони теплеет в животе каждый раз, когда она ее видит. Хейди в основном помалкивает. И Гунвальд тоже. Но они пришли со скрипками. Ближе к вечеру папа сдвигает мебель в угол — для танцев, и Хейди с Гунвальдом начинают играть. Тоня достает свой аккордеон и подыгрывает им.

— Ты не играешь, а хрипишь на нем, как простуженный слон, — кричит тетя Эйр, зажимая уши.

— Но постепенно ты научишься, — утешает Тоню тетя Идун.

Около часу ночи, когда первые гости начинают разъезжаться, Уле, Брур и Тоня подсаживаются на диван к Хейди.

— Ты по правде купила кемпинг Хагена, да? — спрашивает Тоня.

Хейди кивает.

— Клаус Хаген, кажется, устал от Глиммердала.

Уле отводит глаза.

— Что смотрите? — кричит Уле обиженно, заметив, что они смеются. — Откуда я мог знать? Обычно люди не покупают вот так, за здорово живешь, кемпинги. Что ты с ним, кстати, будешь делать? — спрашивает он сердито.