Владимир Добряков - Король живет в интернате Страница 4

Он стал уговаривать ее. Она — на своем: садись за уроки! Ну и он рассердился — схватил шапку и хлопнул дверью. Спускается по лестнице, а навстречу — Евгения Константиновна. Остановила его и спрашивает:

— Ты чего такой бука?

Андрей хотел пройти мимо, а она — опять, ласково так, участливо:

— Обидел кто-нибудь?

Тогда и сказал, что собрался идти с ребятами в кино, а мать денег не дает. Она раскрыла черную замшевую сумочку и вынула две монетки.

— Хватит?

Он начал было отнекиваться, а она улыбнулась, подморгнула большими своими глазами с бархатными ресницами и сунула деньги в его карман.

— Глупышка. От денег не надо отказываться.

— Спасибо, — покраснев, пробормотал Андрей.

Она потрепала надушенными пальцами его по щеке и добавила:

— А на мать не обижайся. Что от нее требовать! Если бы родная была…

Андрей глаза вытаращил.

— А ты разве не знал? Бедненький. Да, сиротка ты. Она взяла тебя в Доме ребенка еще совсем маленьким. Ты, разумеется, не можешь помнить…

В этой неожиданно открывшейся новости его больше всего поразило и обидело то, что он ничего не знал о своем прошлом, что мать все эти годы скрывала от него правду. Переживая и мучаясь в одиночку, он несколько дней не говорил матери об этом ни слова, ни о чем не спрашивал. Но стал груб с ней, нарочно не выполнял никаких ее просьб. Ирина Федоровна не могла понять, что с ним творится. Начинала ругать — он становился еще грубей. Пробовала подойти с лаской — он лишь пренебрежительно усмехался. А когда однажды, вконец выведенная из себя, она за что-то начала отчитывать его, он зло оборвал:

— Не кричи на меня! Не имеешь права! Ты мне вовсе не мать!

Это будто громом сразило Ирину Федоровну. На неделю слегла в постель. А он с тех пор «отбился от рук».

Зато с Евгенией Константиновной, наоборот, подружился. При встречах она улыбалась ему, а по утрам, поливая на балконе цветы, приветливо говорила: «Доброе утро!» Иногда приглашала даже к себе. У них в квартире хорошо. Красивая мебель, ковры, телевизор, радиола, много разных книг и журналов. Бывало, она угощала его фруктами, а иной раз, выходя из спальни в новом платье, говорила, словно рассуждая сама с собой:

— Вы, дети, очень непосредственны и почти никогда не кривите душой… Скажи, Андрюша, тебе нравится это платье?

Все ее платья казались Андрею чудесными.

…И вот сейчас, увидев Евгению Константиновну, сидевшую под ивой, Андрей медленно направился по дорожке к тому месту, где она могла бы его сразу же заметить. Ему очень хотелось, чтобы она взглянула на него, улыбнулась, как обычно, может быть, даже подозвала бы к себе — посидеть рядышком.

Наконец, перевертывая страницу, она подняла голову и действительно увидела Андрея. Но не улыбнулась, как он ожидал, не кивнула, не подозвала к себе. Она просто скользнула по нему равнодушным взглядом и опять склонилась над книгой.

Король постоял еще с минуту. Потом изо всей силы пнул ногой камешек на дороге и зашагал прочь.

Шахматы

Королю хотелось драться. Это он ясно понял, когда в другом конце двора, среди кустов акации, увидел Фимку Жердева. Фимка играл в шахматы с Вадиком.

Когда-то Андрей занимался в одном классе с Жердевым. Но это было когда-то. Фимка учился здорово, и не только ни разу не оставался на второй год, но еще и грамоты получал. И потому он перешел теперь уже в восьмой, а Король — только в седьмой класс. Жердев был хороший товарищ, не хвастун, не забияка. Но сейчас Андрею все было неприятно в Жердеве — и высокий рост, и тонкая, как у девочки, шея, и то, что он хороший товарищ и отлично учится.

Остановившись в двух шагах от играющих, Король сразу же увидел: хитрым ходом коня Фимка хочет захватить в вилку Вадикова ферзя и ладью. А Вадик — глупый пятиклашка. Схватил пальцами кончик носа и — все внимание на левый фланг. А там ничего опасного нет. Просто коварный Фимка для отвода глаз залез туда своим слоном прямо в середину его фигур.

Когда Вадик взялся за пешку, намереваясь сделать бесполезный ход, Король, выпятив губы, сказал:

— Разиня! Смотри направо.

Это было, конечно, не по правилам. Сам Король ни за что не потерпел бы такого вмешательства со стороны. Но у него чесались руки подраться, и он нарочно предупредил Вадика. Жердев недобро взглянул на Андрея и отчетливо произнес:

— Я попросил бы без суфлеров!

Честно говоря, в этом требовании не было ничего оскорбительного. Все же Андрей расценил слова Фимки как вызов.

Тогда он поставил свой ботинок на лавочку — между шахматной доской и худыми коленями Жердева. Ботинок был довольно старый, разлапистый, в пыли. У Фимки на скулах задвигались твердые желваки. Но у него хватило выдержки стерпеть и эту обиду. Да и не было расчета ввязываться в драку. Плечистый Король сильнее его.

А Вадик, сбитый с толку репликой Андрея, никак не мог сообразить, откуда ему грозит опасность. Наконец схватился за фигуру, но снова не за ту.

— Дурила! На коня смотри. Вилку готовит.

Фимка побледнел.

— Ну, знаешь!..

— Что — знаешь? — прищурился Король.

— А то, что не мешай и уходи! И убери ногу!

— А мне так удобно, — издевательским тоном сказал Король.

Фимка взорвался. Стиснув кулаки, крикнул ему в лицо:

— У! Дурак! Еще и водкой от него несет!

— Что?! — угрожающе проговорил Король и вдруг со всего размаху ударил снизу ногой, по шахматной доске. Доска с грохотом отлетела метра на три, фигуры еще дальше.

Фимка вскочил. Губы его дрожали.

— Что ты наделал! — взвизгнул он, замахнулся, но не успел ударить: Король толкнул его в грудь. Фимка окончательно рассвирепел и бросился на Короля. Однако в ту же секунду получил такой удар, что зашатался и рухнул на землю. Из носа у него закапала кровь. Фимка размазал ее кулаком по лицу, всхлипнул и вынул носовой платок.

— Негодяй! — с ненавистью выговорил он и, зажимая нос платком, поднял шахматную доску. Вадик, с опаской поглядывая на Андрея, принялся собирать фигуры.

Андрей постоял, посмотрел на них и, вполне удовлетворенный, отправился домой.

Король врать не любит!

Как только он вошел в комнату, Ирина Федоровна спросила:

— Ты что же не обедал? Салат утром приготовила — стоит. Борщ — стоит.

— Да я перекусил, — быстро проходя в комнату, кинул Андрей.

— Где это ты успел?

— Ну… с ребятами, в общем…

Она подозрительно взглянула на него, но не стала допытываться. Только спросила: будет он сейчас есть?

— Ага, поем, — с готовностью сказал Андрей, хотя есть ему совсем не хотелось. Помыв руки, он сунулся было на кухню, чтобы самому налить себе борща, но вовремя спохватился: вдруг в тесной кухоньке мать услышит запах водки.

После обеда, чтобы не торчать дома, Андрей вызвался сходить за Нинкой в детский сад.

Нинка ему обрадовалась: изо всех сил обхватила ручонками, ногами и повисла на нем.

— Нам сегодня малину с молоком давали! — затараторила она. — А еще мы рисовали дом. Я нарисовала такой красивый, что лучше всех! А еще нарисовала тетю с зонтиком и синий дождь. А Елена Ивановна сказала, что синие дожди не бывают. А я сказала — бывают. Ведь правда бывают?..

Нинка болтала без умолку. Новостей у нее был целый ворох.

Курносенькая, в коротком сиреневом платьице, со смешными бантиками на голове, она не выпускала руки Андрея и через каждые три шага подпрыгивала на одной ножке. Поглядывая на нее, Андрей не мог удержаться от улыбки. Забавная эта Нинка!

— А малина вкусная-превкусная! — снова похвастала Нинка. — Я бы две тарелки съела!

— Подумаешь, малина! Я могу такими вещами угостить, что тебе и во сне не снились.

— Правда? — Нинка открыла рот и даже остановилась.

— Король врать не любит! — важно сказал Андрей. — Пошли!

Они свернули за угол и скоро очутились на шумной, многолюдной улице. В гастрономе Андрей подвел Нинку к стеклянной, выгнутой витрине кондитерского отдела, где было выставлено великое множество лакомых вещей, и сказал, как настоящий король:

— Выбирай!

Это совсем не легко было сделать. Нинка долго ходила вдоль витрины, не зная, что выбрать. И эти конфеты красивые, и те, а вон те — еще лучше. Потом все-таки решилась. Несмело показала пальчиком: вот эти.

— «Тузики»? — Андрей посмотрел на цену, и у него зачесался затылок. Но он все же сказал: — Что ж, можно и этих.

Через минуту в руках у Нинки лежали пять одинаковых великолепных конфет.

На улице Нинка начала честно делить конфеты; две — ей, две — Андрею, а последнюю пополам.

— Чего уж там! Бери три.

Нинка ела конфеты, и на лице ее было написано такое блаженство, что Король совсем расщедрился и купил ей эскимо.

Счастье улыбалось Нинке. Съесть три вкусные-превкусные конфеты, получить мороженое, обмазанное сверху шоколадом! Ну разве можно не любить Андрея — такого доброго и такого богатого! Закрыв от блаженства глаза, Нинка лизнула холодный шоколад и спросила: