Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни Страница 4

А починки происходили всё больше по вечерам, после того как Гора наработается на своём заводе, а Ванька на своём футболе.

Но в тот вечер у них всё было тихо. Гора не стучал, не пилил, а сидел у себя в кабинете. Ванька по третьему разу исследовал еженедельник «Футбол — хоккей». Нина стряпала. У людей есть разные увлечения. У Стеллиной матери было такое вот полезное хобби: она любила готовить.

Обычно считается, что от усердной готовки быстро портится кожа. А Нине хоть бы что, она ни капли не боялась разрумяниваться и потом резко остывать. И не страдала, что это дело очень долгое — хорошая стряпня. Если положено соус с грибами помешивать двадцать минут, так она его и помешивала ровно двадцать, на медленном огне. А иначе просто ешь отдельно муку, соль, сметану, сахар, специи, сухие грибы. Это так Нина говорит.

А Стелле, естественно, не хватает терпения. Но и стыдно, что мать по пять часов стоит у плиты, а дочь гоняет лодыря. И поэтому, когда Нину одолевает это вдохновение, Стелла к ней нанимается поварёнком. Не всегда, но время от времени.

Гора, тот Ваньку заставляет, а Стелла сама. И в этом большая разница. Потом Нина в своём деле чемпион, а Гора далеко не чемпион. И это ещё одна большая разница. «Пришла, — говорит обычно Нина, — явилась. Первой вкусненького попробовать!» А сама довольна. Всё-таки, когда творишь произведение искусства, подмастерья необходимы. Да и зрители!

За Ниной интересно смотреть. У неё от готовки разных блюд разные настроения… Ну, не от яичницы, конечно, не от манной каши, а от тех, которые требуют настоящего пилотажа.

Если, например, она раскатывает тесто и трёт цедру для лимонного пирога, то делается задумчивая, будто слушает сказку про ночь и волшебников. А если печёт сырники или оладушки, она весёлая, словно ожидает, что сейчас по телевизору выступит Андрей Миронов. Если же она готовит тот самый грибной соус, то вся сосредоточенная, как, наверное, космонавт, который ведёт свой корабль на стыковку.

Возможно, это сравнение кого-то рассмешит. Ну что в самом деле: соус и космос! Для космонавтов вроде даже обидно. Но дело в том, что Нина очень честно готовила и очень вкусно, так что ни для одного космонавта тут обиды быть не может.

Сейчас она затеяла готовить пирог с рыбой. С мелкой такой рыбёшкой, которая зовётся мойва свежезамороженная.

Распластанных, потрошёных, бесхребетных и безголовых, но все же совершенно целеньких мойвочек она клала на белый лист тонкого теста, каждую снабжала петрушинкой и лучинкой. А узкие проходы между рыбок засыпала круто сваренным рисом с кое-какими добавками, о которых никак нельзя говорить, потому что они являются секретом фирмы.

Это было новое блюдо. И Стелла почти наверняка знала, что Нина его изобрела сама. Может быть, даже сегодня. Интересно, какое у неё при этом будет настроение? Укладывание рыбок на тесто — дело точное и внимательное. Чем-то похожее на работу инженера за чертёжной доской… на работу Горы. И лицо, значит, должно быть такое же — сосредоточенное, серьёзное. А всё же лёгкое… Так думала про себя Стелла.

Но ничего подобного не увидела она. Лицо Нины было безразличным и каким-то холодным. Словно она готовила снежный торт со льдом вместо леденцов и с сосульками вместо именных свечей.

Стелла, готовая что-то спросить, тотчас забыла свой вопрос. Мать повернула к ней голову:

— Что?

— Я… Помочь не надо?

— Нет.

Стелла, как приговорённая, села на стул в углу. Но не успела ещё как следует испугаться, а странное продолжалось. Мать на полдороге оставила свой пирог, подошла к кухонной двери, крикнула:

— Георгий!

— Да? — откликнулся он из кабинета.

— Вот явилась Стелла, ты хотел с ней поговорить.

Почему не «Стрелка»?.. Сердце сжалось предчувствием какой-то неведомой вины. Она посмотрела на мать. Та отрицательно покачала головой. Дальше их молчаливый разговор не успел продолжиться — вошёл Гора. Как приехал из Москвы, так и остался в костюме, галстуке, рубашке. Только московскую шляпу снял. Впрочем, Гора её почти никогда и не надевает. Вечно она валяется в машине на заднем сиденье.

Стелла просто не представляла себе, как это он мог войти в кабинет и не переодеться. Это было для Горы очень важным делом. Всегда он, надевая дачные штаны и рубаху, вздыхает блаженно и грустно: «Господи, как я деревню люблю… А живу в городе!»

Нина тоже сразу заметила его московский наряд. Дочь успела перехватить этот взгляд: в нём чудилось какое-то непонятное превосходство, даже издёвка. Да что такое?! Нина ещё раз, теперь уже чтоб всем было понятно, с ног до головы осмотрела Гору, кратко бросила:

— Сыро.

Гора кивнул. Тут же снял городские штиблеты, сунул ноги в резиновые сапоги. Довольно странная получилась картина: светло-серые голландские брюки и резиновые сапоги.

— Стрелка, ты не будешь так любезна, не составишь мне компанию на предмет пройтись?

Это была обычная его манера изъясняться: он любил, чтоб получалось немного старомодно. Но удивил её Горин тон — слишком серьёзный, а не шутливый, как обычно. Зачем-то — а больше всего от растерянности — она обернулась к матери, и та кивнула чуть заметно, словно давая разрешение на эту прогулку. Нет, словно они были соучастницы чего-то. Что за соучастницы?

Но Гора успел заметить это!

И тогда Стелла, уж совсем не зная, что делать, просто вышла из дома и сейчас же услышала, как за ней протопали Горины сапоги.

Внешне ничего особенного. Так они часто гуляли. Именно вдвоём. Особенно когда Гора со своими конструкциями намается или с Ванькой накричится. А такое раз-два в неделю уж обязательно да бывает.

Ванька, глянувший на них из окна, остался равнодушен со своим «Футбол-хоккеем» в зубах: ему не нравились эти замедленные, слишком умные прогулки. Оказывается, родители на то и рассчитывали!

Они шли по улице, начинающей быстро темнеть, но такой знакомой, что, казалось, было совершенно не важно, темно здесь или светло. Ещё не утоптанные дождём, под ногами легко шуршали берёзовые листья.

— Вот что я тебе хочу сказать, Стелка…

Хоть и не «Стрелка», однако и не «Стелла», такое нечто среднее, — значит, всё не очень уж опасно… Так она быстренько и ничуть не задумываясь об этом, высчитала своё положение.

— Видишь ли, в этой жизни нет ничего раз и навсегда завоёванного… Ты уже проходила миф о Сизифе?

— Который камни таскал?

— Ну… до некоторой степени. Он вносил на гору камень, а камень тотчас падал к подножью. Такое наказание придумали Сизифу древнегреческие боги. А я тут подумал: это вовсе не наказание, а сама наша жизнь. Мы постоянно должны вносить камень на гору.

— Как это?

— Ну, сегодня выучила урок, завтра надо учить снова.

— А-а… — Стелла кивнула неопределенно. С Горой довольно трудно разговаривать. Он как-то не может сразу сказать дело, а берёт издалека.

Это интересно. Но только не когда волнуешься. Ты знаешь, например, что из тебя в конечном счёте будут резать ремни за неповиновение, а вынуждена слушать про то, как однажды к царю Соломону пришли двое спорящих и спросили…

Но у Горы есть и одна очень положительная черта. Он никогда не играет роль «авторитета». С ним хоть и трудно иной раз говорить, но с ним всё-таки легко. Его можно перебивать.

Он говорит про себя, что он демократ. На самом деле он просто хороший человек!

И сейчас Стелла, которая шла несколько впереди, повернулась к нему:

— Я про этот постоянный труд уже всё поняла. Ты мне, пожалуйста, скажи, что произошло, а?

— Да, сейчас. Непременно.

Значит, она не ошиблась — произошло…

— Все требует постоянного поддержания, Стелла. И особенно человеческие отношения. А когда они оказываются запущены по какой-либо причине, то…

— Ты мне скажи, пожалуйста, что произошло.

— Видишь ли, твоя мама и я… мы решили разойтись. И я уполномочен тебе об этом сообщить.

Невольно Стелла взяла его за руку… Горина рука при этом осталась неподвижна. Как бы ничего не почувствовала.

— Я уйду от вас…

— Это всё из-за нее, да?!

— Нет!.. Говорю тебе, тут никто не виноват. К сожалению, ты ещё недостаточно взросла, чтобы понять. Это само… — Наконец рука его шевельнулась. — Мама и я очень просим тебя подготовить Ивана.

Стелла ничего не понимала, словно участвовала в пьесе на китайском языке. Но не потому, что была «недостаточно взросла»!

— Ивану сначала скажем, что я уехал в командировку.

— А мы как? Мы оба остаёмся с… Ниной? — проговорив это, она почувствовала свою полную беззащитность. «Мы решили»… А я так не решала! Да как не стыдно вам! Будто это их личное дело. А нас вообще не существует? «Подготовь Ивана»! Я вам так подготовлю!»

Эти сбивчивые мысли проскочили в ней длинной острой искрой, оставившей боль, разочарование, злость. Стелла оттолкнула руку отца, которую машинально продолжала держать, и бросилась прочь.