Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни Страница 5

Георгий Георгиевич остался стоять, но неотрывно следил за Стеллой взглядом, пока она не вбежала в калитку.

Глава 2

А может, ещё ничего?..

Впервые она участвовала в организованной взрослой лжи. И неожиданно заметила, что в ней появилось что-то от исполнительного солдата, для которого главное — выполнить приказ.

«Приказ» был — обманывать Ваньку. А что значит обманывать? Не проболтаться, вести себя как ни в чём не бывало. Трудного тут, кажется, ничего нет. И всё же не раз и не два на дню она говорила себе: «Зачем мне только сказали? Не знала я, как было хорошо. А теперь зачем-то знаю!»

Но щекотала душу и некая глупая радость, что вот она тоже взрослая — участвует… Это была такая же радость, какая бывает, если переешь консервированного компота: во рту еще радость, а в животе уже не очень.

А Ванька щебетал, как весенняя лягушка. Такой жизнерадостный стал! Ещё бы! Вокруг тебя все пляшут и создают картину счастливого детства. Без конца он в центре внимания, словно юный солист из ансамбля Локтева. Да только он был не в центре внимания, а в центре обмана.

Приглядываясь, привыкая к этой истории, Стелла заметила, что Гора и Нина как-то даже излишне маскируются. До того уж натурально, что сама стоишь, как тот баран перед новыми воротами, и не поймёшь, где правда тут, где ложь…

А ведь они это делают не только для Вани — вот о чём она догадалась! Они это делают и для себя: боятся начинать и всё тянут и тянут.

Уже переехали в Москву, началась школа, но ничего не происходило. Так, может, уж ничего и не произойдёт?

Но память вела её обратно в летние дни. И почти с ужасом Стелла спрашивала себя: как же она не почувствовала этого раньше? Всё видела, а не почувствовала. Даже Ваня почувствовал, а она нет!

Слабея от обиды на себя, от мыслей, что вдруг могла бы ещё что-то сделать… Могла: ведь она равноправная! Ванька действительно мал. А Стелла может сказать, что думает.

Вспоминалось… Они поехали в отпуск не вместе. Сказали тёте Маше: «За ребятами присмотри». А чего присматривать? Всегда присматривала соседка Вероника Петровна. Стелла и сама присмотрит. Суп разогреть — много тут нужно присмотра!

Однако она не учуяла ничего. Лишь досада дразнилась: хотели в Прибалтику, а теперь сиди на даче.

И тут вспомнила случай, как Нина вечером, после работы, входит на террасу. Сумку поставила — и в шезлонг, устала. А Гора читает газету через очки, а Стелла пьёт чай с продолговатой сладкой баранкой — аппетит портит.

И Гора говорит: «Что же ты не предупредила? Я бы тебя встретил… с ребятами». Она только плечами пожала так, слишком спокойно, потом Стелле: «Налей чаю». А Гора ещё раз взглянул на неё и опять газетой зашелестел. Только уже половину читает, половину не видит. А Нина отхлебнула два глотка и ушла.

И теперь Стелла просто поверить себе не могла: какие же ещё доказательства были нужны!

И один за другим проходили перед глазами похожие случаи… все другие, конечно, а похожие, не давали передохнуть недоумению и обиде на себя.

В школе она подсела к Маше Кучаевой. Сделала вид, что случайно. И Машка сделала вид, что случайно… Машка была единственным взрослым человеком в классе. По крайней мере, из тех, кого Стелла как следует знала.

Итак, они сели вместе. В начале года это ведь просто. Учителям дела нет: сами уж не маленькие — как хотите, так и садитесь. А среди народа тоже прошлые связи расшатались. Ну, сидел ты на этом месте — ну и что? Когда это было-то? В прошлом году, при царе Горохе! А теперь новая эра.

Так получилось и у Стеллы: вошла в класс, а Машка на неё смотрит-улыбается.

— О! Приветик-хаудуюдунчик! — И села к Машке. И где-то там внутри отчётливо подумала: не уйду!

Через какое-то время является некий гражданин два уха (который раньше с Машкой сидел):

— Эй, Романова, давай зашныривай в своё дупло.

А Машка:

— Ладно. Что тебе, целины мало? Дай людям общнуться.

А парт действительно свободных целое море. Ещё никто не успел прийти. Он тыр-мыр… ну не драться же — ушёл в неизвестном направлении. Туда тебе и дорога!

Посидели, поглазели друг на друга, позадавали глупые вопросы. Сначала как-то неловко разговаривать по-серьёзному, вроде ты слишком умная. Вот и гонишь эту самую, под названием «пена»…

Тут звонок — ну Стелла и осталась. И на следующем уроке, и на следующем. Потом пошли на биологию, в другой кабинет — и снова они вместе, уж вроде на законном основании.

Но Стелла точно знала, что недаром она оказалась рядом с Кучаевой. И Машка сама тоже кое-что заметила. Дня три прошло, она говорит:

— Романова? Ты чего? — И смотрит так прищуренно.

— Чего?

— Жмёшься!

— Ничего я не жмусь.

— Ну ладно. Потом сама скажешь.

Вот это в ней было очень ценно — она никогда не выспрашивала. Как хороший мальчишка. И всё же Стелла на всякий случай сказала:

— Ничего нет, Маш, честное слово, ничего!

Дочь и мать

Она почти знала, что делает ненужное, не то. И суетливо продолжала организовывать счастливую жизнь. Ей казалось, что, если Нина и Гора пока не расходятся, это из-за неё. Может, во многом так оно и было.

Сидели за ужином. И когда Гора хотел было подняться, она сказала, краснея от своей неуклюжей шутливости:

— Нехорошо-нехорошо, очень невоспитанно — ещё не все поели.

Тут Ванька прикончил свою порцию, посмотрел на чайник, который собирался зашуметь никак не раньше, чем минут через пять. Встал и вышел, как будто Стеллиных слов вовсе не было. Да пожалуйста! Это как раз и входило в её планы. Мигом она доела скучавший на тарелке голубец, выскочила из кухни, плотно закрыв дверь. И через стекло стала смотреть, как за столом неловко сидели друг против друга отец и мать.

Гора повернулся к ней, как бы не понимая. А Нина продолжала сидеть не глядя на дочь. Словно бы она всё знала, что будет дальше. Да ведь и знала!

А Стелла, улыбаясь неизвестно кому и краснея, показывала, как она крепко держит ручку двери и даже запирает дверь на ключ. Хотя, разумеется, никакого замка в кухонной двери не существовало.

Гора в ответ ей кивнул: ценю, мол, юмор, и бесцветно улыбнулся. А Нина продолжала всё так же сидеть. Не то чтобы она сердилась или ей была как-то особенно неприятна Стеллина выходка. Просто она знала, что тут ничего не перевернёшь, а как началось, так и пойдёт дальше. И жалела дочь.

Такого рода случаи происходили раз за разом. Не очень уж часто, правда. Но каждый из них слишком хорошо запоминался. И однажды мать наконец сказала:

— Ты поговори с ней, Георгий.

— Я?.. А почему я?

— Не знаю. Мне кажется, ты.

— Я не буду!

А Стеллина борьба продолжалась. В субботу вечером она остановилась перед сидящим на диване Горой:

— Дай мне два рубля!

Сказала подготовленно-смело, с улыбкой такой пиратской. Чтобы потом лучше получилась шутка. Но шутка должна была получиться только завтра. А сейчас получилось некрасиво, будто она пользуется положением.

Гора молча открыл шкаф, вынул из пиджака кошелёк, протянул ей трёшник. Опять она почувствовала, что делает ненужное, не то. Но уже не могла остановиться в своём нетрезвом, как у лунатика, состоянии… Говорят, раньше такие были лунатики: встанет на карниз — и пошёл. Внизу двенадцать этажей, а он даже не покачнётся. Только бы их не разбудить, иначе улетят с этого карниза — и прямо на мостовую!

А Стелла вот проснулась.

На следующий день она опять так же точно остановилась перед Горой, который опять сидел на диване, словно вся другая территория квартиры была залита ледяной водой.

— Вот вам, Георгий Георгиевич, сдача — рубль, а вот вам четыре билета на шестнадцать десять в кинотеатр «Спорт».

Гора потушил папиросу, отложил газету, снял очки. И теперь они могли посмотреть друг другу в глаза.

— Зачем ты это делаешь, Стрелка?

И понял, что вопрос был задан пустой: совершенно ясно, зачем она это делает.

И понял, что сам он слишком спокоен, слишком ещё весь в газете, чтобы разговаривать. Подумал: «Неужели она переживает сильнее, чем я? Не может быть». И немного успокоился.

Да, он переживал, наверное, сильнее, но Стелла — острей. Георгий Георгиевич из-за взрослости своей не понял этого. И продолжал немного уже уверенней:

— Наша семья… Эти билеты, Стелла… нашей семье… ну… не нужны!

Потом ещё какие-то были слова — «умная девочка», «должна понять». И «во всём разобраться» и… тому подобное. Стелла их не слушала. А может, они не были произнесены, а только остались в глазах у Горы… Стелла выхватила билеты назад:

— Да это вчерашние. Шутка!

Раз и два — разорвала четыре синих жалких бумажки. Но не бросила клочки, понятно! Положила в карман. Пошла к двери. И потом в ванной комнате брякнула щеколда.