Евгения Ярцева - Принцесса льда Страница 41

Гоша только глазами хлопал.

– «Дракула Брэма Стокера»? «Лев зимой»? Ну хотя бы «Человек-волк» ты смотрел?

Гоша пожимал плечами и потихоньку хихикал. Машу тоже разбирал смех.

– «На грани», про то, как они по тайге с Болдуином ходили! Потерпели крушение на самолете, за ними медведь гнался… И это не смотрел?!

Оба смеялись уже в голос.

– О, я знаю, что ты точно смотрел! – победно воскликнула Маша. – «Знакомьтесь, Джо Блэк», они там с Брэдом Питтом!

Гоша поднял глаза к потолку, как бы призывая на помощь высшие силы.

– На этом месте я должен был бы сказать, – он простер руку в сторону: – «Ах, вот это кто такой!»

И уронил голову на стол, как герой анекдота, который со словами «жизнь удалась» падал лицом в тарелку с черной икрой.

Тут с Машей случилась смеховая истерика. Она тоже легла головой на стол и стонала от неудержимого хохота. А Гоша изображал, что рвет на себе волосы.

Скромный молодой официант боязливо спросил, можно ли убрать со стола посуду. «Да пожалуйста! Никаких проблем!» – воскликнули оба и снова взялись за свое: Маша – хохотать, Гоша – рвать на себе волосы. Другой, не менее скромный на вид работник кафе возил шваброй по полу, нерешительно взглядывая в их сторону, и, кажется, старался не шуметь и не приближаться. У Маши мелькнула мысль, что они с Гошей смотрятся чудаковато, почище великанов и инопланетян. Но за соседним столиком уже никого не было. Маша огляделась. Все столы были пусты и чисты, стулья – аккуратно задвинуты.

– Ой, – встрепенулась она, – сколько времени?

Гоша вынул из кармана мобильник.

– Двадцать два сорок пять.

– Мне же домой пора! К одиннадцати никак не успею!

– Ничего, машину поймаем, – успокоил ее Гоша, поднимаясь с места.

– До свидания, – пискнул им вслед тот, что орудовал шваброй.

– До-свиданья-спасибо, – пробормотали они вразнобой. Шагнули к выходу, и в глаза обоим бросилась надпись на стеклянной двери: «Часы работы с 10.00 до 22.00».

Они переглянулись. Просидели почти час после закрытия, и никто им слова не сказал!.. Обернулись и громко, с чувством, в один голос произнесли:

– Спасибо! До свиданья!

Гоша остановил бордовую «шестерку», назвал водителю адрес и открыл перед Машей заднюю дверцу. Сам уселся спереди и показывал водителю короткий путь:

– Сейчас направо. Здесь срезаем дворами…

Они фантастически быстро доехали до дома.

– Вон тот подъезд. Спасибо, счастливого пути, – Гоша протянул Маше руку, помогая выйти из машины. – Видишь, еще пять минут до одиннадцати, – он показал Маше экран мобильника.

А она смотрела на Гошу и удивлялась, будто видела его впервые. Будто разом отступило что-то, что прежде мешало его разглядеть.

– Ты о чем-то задумалась? – спросил Гоша. Он все еще держал ее за руку.

Маша кивнула:

– О Микеланджело. Он говорил что-то вроде: «Беру глыбу мрамора и убираю все лишнее». Вот и с людьми так бывает. Я не знала, что ты можешь быть… таким.

Гоша быстро взглянул ей в глаза:

– Только для тебя.

И чуть помедлив, осторожно к ней наклонился…

Маша до сих пор не посмотрела в Интернете, как правильно целоваться. Но теперь об этом не задумывалась. И не мучила себя вопросом, «любовь ли это». И так все было ясно…

Ночью она внезапно проснулась. Открыла глаза, громко произнесла:

– «Молчание ягнят» [4] !

Повернулась на другой бок с тихим счастливым смехом и тут же опять заснула.

Глава 36 «Кина не будет»

Физик, по его собственному выражению, был «убит в лучшем смысле этого слова».

– Я же говорил тебе, что у тебя способности к физике! – торжествовал он. – Материал знаешь, как никто в классе!

На тренировки в мае Маша ходила два-три раза в неделю, и только на вечерние: днем сдавала экзамены. Гоша каждый раз ждал ее у выхода с катка. Они пешком доходили до дома за два с лишним часа и еще столько же целовались в подъезде.

В один из таких вечеров группа всем скопом высыпала из раскрытых настежь дверей вестибюля; Илья шел позади Маши. Гоша шагнул ей навстречу, по обыкновению, перевесил ее сумку себе на плечо, Илья приостановился. Его темно-карие, почти черные глаза встретились с Гошиными серо-зелеными. Оба обменялись взглядами, не слишком дружелюбными: Илья независимо засвистел и легким шагом направился к автобусной остановке.

– Это кто? – спросил Гоша. – Где-то я его видел.

– Илья Лозовой, – ответила Маша. – Ты, наверное, видел его по телику, он на чемпионате Европы серебро получил.

– А, понятно. Мировая знаменитость, – сказал Гоша и искоса взглянул на Машу.

На следующий день Илья подошел к Маше в хореографическом зале.

– Послушай. Я только одного прошу. После тренировки задержись на чуть-чуть. Пожалуйста.

– Нет. Я должна уйти ровно в восемь.

…Вчера, когда они прогуливаясь возвращались домой, Гоша напомнил ей, как полтора года назад она отказалась сходить в кино, и, кажется, хотел спросить о причине, а Маша, в свою очередь, собиралась признаться, что отказалась в тот раз из-за «знаменитости». Но оба почему-то промолчали. Гоша сказал только: «Теперь сходим?» Она улыбнулась: «Теперь, конечно, сходим!» – «Завтра? На девятичасовой?» – «Ага!»

– Ты сегодня в полвосьмого заканчиваешь, – не отступал Илья, – у Васильича дела в Федерации, он нас отпускает на полчаса раньше. В общем, я буду ждать внизу, ладно?

– Ладно, – нехотя сказала Маша, прикинув, что успеет отделаться от Ильи, прежде чем Гоша за ней зайдет.

Пока она переодевалась, до восьми осталось минут пятнадцать.

«Ничего, и пятнадцати минут хватит», – подумала она.

Илья стоял у входа с большущим букетом.

– Зайдем в кофейню, – попросил он. – Неудобно на ходу разговаривать…

Они перешли через дорогу. Илья распахнул перед Машей двери кафе, в котором когда-то Вероника устроила ей памятный допрос и, пропуская вперед, приобнял. Маша отстранилась, обернулась взглянуть на часы, украшавшие большое угловое здание на перекрестке, и увидела, что времени уже без десяти восемь.

– Что тебе взять? – спросил Илья.

– Ничего.

Он заказал себе капучино. Но не пригубил, только водил ложечкой по кругу, смешивая корицу со снежно-белой пенкой.

– Может, тебе все-таки что-нибудь взять?

– Не стоит. Захотела бы, сама взяла. Я в состоянии за себя заплатить.

– Слушай. Так и быть, признаю, что ты действительно можешь на меня обижаться. Понимаешь, то, что я говорил тогда, ну, типа, умнеть два года… Это ничего не значило. Я так вообще не думаю! И потом, не я же тебе эту микстуру подсовывал!

– Это была подлость, – сказала Маша. – Подстава. Ты даже не счел нужным выразить свое отношение к этой подставе. Вероника говорит обо мне так, будто я третьего сорта, а ты и рад ей поддакивать.

– Но я же так не считаю! А Вероника – да пусть себе говорит, что ей вздумается. Почему я должен с ней ссориться?

– Ты мне ничего не должен.

– Да послушай ты… Она дочка такого человека, что… в общем, с ней лучше не собачиться. И потом, это у вас с ней контры. Я не встреваю в чужие конфликты, это мой принцип.

– Принцип? – усмехнулась Маша. – Я помню твои принципы. Что каждый свободен и может вести себя как заблагорассудится, не считаясь с теми, кто рядом.

Илья хотел возразить.

– Нет, пожалуйста, дай мне договорить. Знаешь, я и вправду поумнела. И теперь понимаю, что такое твои принципы. Это элементарный эгоизм, и ничего больше!

– Эгоизм? – перебил Илья. – Я, по-твоему, эгоист? Да ты спятила! Кого я бегал провожать? Кого на вечеринку приглашал? Только тебя! Я одной тебе уделял столько внимания!.. А мог бы и с другими девчонками ходить, любая была бы счастлива! По-твоему, выходит, я с тобой не считался?

– Но это же само собой разумеется… если люди вместе, то они не смотрят на других… – опешила Маша и даже не сообразила напомнить Илье, как он бросил ее одну в Финляндии.

– Вот именно, не смотрят и рассчитывают, что это будет оценено! Ни фига ты не поумнела, как была глупой, так и осталась! – С каждой фразой Илья повышал голос и будто бы становился выше ростом от сознания своей правоты. – Припоминаешь мне столько месяцев какую-то случайную обмолвку! И вообразила, что имеешь право меня бросить! Разве эта ерунда сопоставима с тем вниманием, которое я тебе оказывал?

Маша затравленно ловила ртом воздух, подыскивая слова и вместе с тем понимая, что объясняться бесполезно – все доводы отскочат от него, как от стенки.

– Дело не в словах, а в том, что ты проявил такие качества, которые мне…

Илья не слушал:

– Я тебя даже не упрекаю, что ты ходишь с каким-то невзрачным типом мне назло! А сколько я тебе цветов дарил? Они, между прочим, бешеных денег стоили!

– Что же, если ты меня провожал и дарил цветы, я всю жизнь должна тебе за это поклоны бить? Может быть, ты мне счет выставишь?