Эдмондо Де Амичис - Сердце Страница 47

— Пойдем, пойдем, доченька, пойдем, моя немуша, мое сокровище!

А девочка воскликнула своим хрипловатым голосом:

— Ка-кое солнце!

ИЮНЬ

Гарибальди

3 июня. Завтра день национального праздника

Сегодня вся страна в трауре. Вчера вечером умер Гарибальди. Знаешь ли ты, кто такой Гарибальди? Это тот, кто освободил десять миллионов итальянцев от тирании Бурбонов.

Он родился в семье капитана, в Ницце, и достиг семидесятипятилетнего возраста.

Когда ему было восемь лет, он спас жизнь женщине, в тринадцать — благополучно привел в гавань полную людей лодку, которая тонула, в двадцать семь — вытащил из воды на марсельском взморье утопающего мальчика, в сорок один — спас загоревшийся посреди океана корабль.

Десять лет сражался он в Америке за свободу чужого ему народа.

Он участвовал в трех войнах против австрийцев за освобождение Ломбардии и Триентской области.

В 1849 году он защищал Рим от французов, в 1860 — освободил Палермо и Неаполь, в 1867 — снова сражался за Рим, в 1870 — дрался с немцами, защищая Францию. Пламя героизма горело в его душе, и военный гений витал над ним. Он участвовал в сорока битвах, и в тридцати семи из них оказался победителем.

Когда он не воевал, то трудился, зарабатывая себе на жизнь или, удалившись на пустынный остров, обрабатывав землю. Ему пришлось быть учителем, моряком, рабочим, торговцем, солдатом, полководцем, верховным правителем. Он был великим, простым и добрым, ненавидел всех поработителей, любил все народы, защищал всех угнетенных. У него не было иной цели, кроме стремления к добру, он отказывался от почестей, презирал смерть, безгранично любил Италию.

Когда раздавался его голос, зовущий на бой, легионы смелых устремлялись к нему со всех сторон: синьоры покидали свои дворцы, рабочие уходили из мастерских, дети — из школ, чтобы сражаться в лучах его славы.

На войне он носил красную рубашку… Статный, белокурый, он был прекрасен.

В битвах он разил как молния, но сердцем был ребенок, а страдания переносил как святой.

Тысячи итальянцев погибли за свою родину, но они были счастливы, если видели, умирая, как он вдалеке проносится победителем.

Он умер. Весь мир оплакивает его. Ты не можешь понять этого сейчас, но потом ты прочитаешь о его подвигах и всю жизнь будешь слышать рассказы о нем. Ты будешь расти, но образ его будет расти перед тобой еще быстрее. Когда же ты станешь взрослым, то увидишь его перед собой гигантом. А когда тебя не будет больше на свете, когда не останется на земле ни сыновей твоих сыновей, ни детей, рожденных ими, и тогда еще люди будут видеть высоко над собой лучезарное чело освободителя народов, увенчанное, словно ореолом из звезд, именами его побед, и сердце каждого итальянца будет загораться гордостью и любовью при одном звуке его имени.

32 градуса

Пятница, 16 июня

За последние дни жара увеличилась еще на три градуса.

Теперь лето уже в полном разгаре, все устали и на лицах не видно больше яркого весеннего румянца. Шеи и ноги у всех похудели, головы склоняются, глаза готовы сомкнуться.

У бедного Нелли, который плохо переносит жару, личико стало совсем восковым, и он уже несколько раз глубоко засыпал, опустив голову на тетрадь. Но Гарроне всегда в таких случаях ставит перед ним открытую книгу, чтобы учитель ничего не заметил.

Нобис жалуется, что нас слишком много в классе и поэтому ему нечем дышать.

Ах, какие усилия нам приходится делать, чтобы всё-таки учиться.

Я смотрю из окон нашего дома на огромные деревья — в и густой тени так хорошо было бы побегать, — и мне становится грустно и досадно, что я должен идти в школу и сидеть в за крытом классе за партой. Но потом я приободряюсь, когда вижу, с какой тревогой мама смотрит мне в лицо — не слишком ли я бледен, — встречая меня при выходе из школы.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спрашивает она меня по вечерам, после каждой выученной страницы урока, и ежедневно в шесть часов утра, когда она будит меня, чтобы идти в школу, то говорит: — Ну, сделай еще одно усилие! Ведь осталось, всего столько-то дней, а потом ты будешь свободен и отдохнешь, гуляя в тени аллей.

И она права, напоминая мне о мальчиках, работающих на полях, под палящими лучами солнца, или на ослепляющих и раскаленных белых речных песках. А те, которые заняты на стеклянных фабриках и должны стоять целый день неподвижно, наклонив лицо над газовой горелкой! И встают они все раньше нас и никогда не имеют каникул. Итак, надо держаться! И тут Деросси тоже оказался среди нас на первом месте: он не страдает от жары, не хочет спать, он всё такой же живой и веселый, с теми же золотыми локонами, что и зимой, так же учится без всякого труда и подбадривает всех кругом.

И еще двое у нас в классе всегда бодры и внимательны: это Старди и Гароффи. Упрямец Старди щиплет себя за щёки, чтобы не заснуть, и чем больше размаривает его жара, тем сильнее сжимает он зубы и шире раскрывает глаза, как будто хочет съесть ими учителя.

А делец Гароффи увлечен тем, что мастерит из красной бумаги веера, украшенные картинками со спичечных коробок; потом он продает эти веера по два чентезимо за штуку.

Но самый большой молодец у нас Коретти: он, бедный, каждое утро встает в пять часов и помогает своему отцу носить дрова. Поэтому к одиннадцати часам, в классе, у него начинают слипаться глаза и голова опускается на грудь. Однако он изо всей силы борется со сном, стучит себя кулаком по затылку, спрашивает разрешения выйти, чтобы вымыть лицо, просит своих соседей, чтобы те щипали его.

Но сегодня утром он не выдержал и заснул мертвым сном. Учитель громко позвал его:

— Коретти!

Но мальчик не расслышал. Рассерженный учитель еще раз повторил:

— Коретти!

Тут сын угольщика, который живет с ним рядом, встал и сказал:

— Коретти с пяти до семи утра носил дрова.

Тогда учитель оставил его в покое и продолжал вести урок, а через полчаса подошел к парте Коретти и тихонько, дунув ему в лицо, разбудил его. Тот, увидев перед собой учителя, страшно испугался.

Но учитель взял его голову обеими руками, поцеловал в волосы и сказал:

— Я не буду бранить тебя, не бойся; не лень заставила тебя заснуть, а усталость.

Мой отец

Суббота, 17 июня

Я уверена, что ни твой товарищ Коретти, ни Гарроне никогда не ответили бы своему отцу так, как ты ответил папе сегодня вечером.

Энрико! Как мог ты это сделать?

Ты должен обещать мне; что пока я жива, этого больше никогда не будет.

Каждый раз, когда в ответ на замечание, сделанное тебе отцом, у тебя готово будет сорваться с языка грубое слово, подумай о том, что наступит день и твой отец позовет тебя к своей постели, чтобы сказать: «Энрико, я покидаю тебя!»

Когда ты услышишь его голос последний раз и потом, когда будешь один плакать в его опустевшей комнате, среди книг, которых он не откроет больше, тогда, при мысли о том, что ты когда-то отвечал ему грубо, ты сам себя спросишь с удивлением: «Неужели я мог это сделать?»

Тогда ты поймешь, что твой отец был для тебя всегда самым лучшим другом, и когда он вынужден был наказывать тебя, он страдал от этого больше, чем ты сам, и если он и заставлял тебя иногда плакать, то для твоего же блага. И тогда ты раскаешься и со слезами будешь смотреть на стол, за которым он провел свою жизнь, работая ради своих детей.

Сейчас ты не можешь еще понять, что твой отец, которого ты видишь всегда добрым и любящим, многое скрывает от тебя. Ты не знаешь, как часто он бывает совершенно разбит от усталости и тогда боится, что ему лишь немного дней осталось прожить на свете.

В такие минуты он говорит только о тебе и на сердце у него одна забота, — страх оставить тебя без средств и без помощи. Как часто, подавленный такими мыслями, входит он в твою комнату, когда ты спишь, стоит около твоей постели со свечой в руке и смотрит на тебя; потом он делает над собой усилие и усталый и грустный возвращается опять к своей работе.

Он часто ищет твоего общества, потому что ему хочется быть с тобой в те минуты, когда на сердце у него тяжело, когда у него бывают неприятности, как и у всех людей на свете; он ищет в тебе друга, чтобы утешиться и забыться, ему нужна тогда твоя любовь, чтобы обрести ясность, духа и мужество.

Подумай, как ему должно быть больно, когда, вместо ответной любви, он находит в тебе равнодушие и грубость!