Владимир Тарасов - Философские рассказы для детей от шести до шестидесяти лет Страница 5

О вещах беспокоиться не нужно

Накрапывал дождик, и трудно было решить, стоит ли раскрывать ради него зонтик. Это нерешение немного раздражало. – Вам в какую сторону? – Мне?!

В другую! – Как в другую?! Разве вы знаете, куда я иду? – А какое это имеет значение?!

И они разошлись в разные стороны. Дождь усилился и незаметно смыл, растворил их следы. Следы, когда они шли вместе, шли рядом, и довольно близко. Даже самый сильный и самый умный человек не в силах вернуть прошлое. И не важно, был ли зонтик открыт вовремя, хотя был момент, когда и это казалось важным. А зонтик – вот он, с ним-то ничего не случилось! Как и с этой булыжной мостовой, по которой веками бил дождь, и веками проходили люди, которых давно уже нет, проходили со своими судьбами, непониманиями и словами, сказанными мимо друг друга.

Фотограф

В свадебное путешествие он взял не только свою молодую жену, но и не менее любимый свой фотоаппарат, которым бесконечно снимал то горы в дымке, то закат на море, то веточку с полураспустившимся цветочком и капелькой росы на лепестке. Она все ждала, когда же он снимет и ее, но не решалась попросить. Тем более, что когда они еще только познакомились, он говорил, что не любит снимать людей. А когда он нацеливался объективом на впечатливший его объект и смотрел с прищуром в глазок своего фотоаппарата, у него было такое зверское лицо, что страшно было к нему обратиться с чем-нибудь более легкомысленным, что его занятие, а значит – ни с чем. Все же она надеялась, что когда-нибудь он ее обязательно снимет. Ведь не могут же они вернуться домой без единой ее фотографии! И вот такой момент настал. Он снимал большую статую Будды, к которой вела широкая каменная лестница с крупными крутыми ступенями, которую не так-то легко было одолеть. Но молодая жена радостной птицей взлетела по ней, как только он попросил ее подняться и встать рядом со статуей. Он сделал несколько снимков, а когда она, счастливая, спустилась к нему, произнес удовлетворенно:

– Ну вот, когда ты рядом с ней, видно, какая она огромная!

Летним вечером, когда мама в командировке

Он с трудом оторвался от компьютера, открыл холодильник, достал бутылку молока и с удовольствием выпил. Молоко легло на правильное место, и он налил еще.

– Надо бы оставить дочкам! – подумал он, но тут же решил, что потом еще купит. Вылил себе все молоко и вернул пустую бутылку в холодильник. Вдруг до него дошло, что он забыл забрать любимых дочечек из детсада. Мигом обулся, распахнул входную дверь и чуть не сшиб их с ног. Девочки стояли с довольными лицами. Старшая крепко держала младшую за руку, гордая тем, что сама привела ее домой из садика.

Как отец он был профессионально не пригоден и вскоре был дисквалифицирован.

Проводница и Единственный

Поезд Иллюзий прибыл на станцию Жизнь. Молодая проводница разбудила Единственного пассажира. Он проснулся, огляделся по сторонам и сошел с поезда. Следующая станция называлась совсем иначе, и ему туда не надо.

– Пишите письма! – пошутила Проводница.

– Обязательно! – весело откликнулся, уходя навсегда, Единственный.

Взрослый мальчик

Когда Сережа был маленьким, то очень хотел самокат. Тогда самокат был только у мальчиков из относительно состоятельных семей, а также у мальчиков в некоторых рабочих семьях, где отец был мало пьющим. Такой отец мог своими руками сделать сыну самокат из досок, дверной петли и колес из шарикоподшипников.

А его отец был техническим интеллигентом, патриотом свой родины и мог служить наглядным пособием к словам Наполеона «честность есть верный путь к бедности». Словом, парнишка хотел самокат, но его у него не было.

Так и хочется сказать, что он завидовал мальчикам, имеющим самокаты как настоящие, так и самодельные, но это было бы неправдой. Видимо, ему навсегда передался по наследству от отца некий – не то дефект, не то достоинство – полнейшее отсутствие всякой зависти к кому бы то ни было – ни зависти «черной», ни зависти «светлой». Но самокат Сережа все равно хотел.

Когда в семье появился легкий призрак достатка в виде теоретической возможности купить самокат, он уже подрос и не просил самокат потому, что уже хотел велосипед. Но на велосипед денег не было. Потом он совсем вырос, ему стало шестнадцать лет, и он пошел работать на завод, стал получать настоящую зарплату и теоретически мог накопить на велосипед. Но он уже хотел мотоцикл. Потом он закончил институт, начал зарабатывать достаточно, чтобы вместе с работающей женой содержать семью, и теоретически мог себе позволить мотоцикл, хотя бы недорогой. Но против мотоцикла возражала жена, да и сам Сергей уже хотел автомобиль.

Наконец, им удалось накопить денег и получить автомобиль – тогда автомобили продавались гражданам только по распределению – они приобрели не очень старый, табачного цвета «Москвич-412» – это было их первое транспортное средство. Но, конечно, он хотел бы новый автомобиль, а не старый. Время шло, и они приобрели новый автомобиль – салатного цвета одиннадцатую модель «Жигулей». Но, вообще-то, ему хотелось тогда не «Жигули», а «Волгу». Конечно, это хотение, как и прежде, было абстрактным и едва ощутимым, мало его тревожащим, поскольку с детства он был больше привязан к радостям ума, чем к бытовой стороне жизни. Наконец, закончилось время «распределительных» продаж автомобилей, и они появились в свободной продаже. Можно было купить любой советский автомобиль, были бы деньги. Но Сергею уже не хотелось «Волгу», а хотелось «настоящий», то есть западный автомобиль.

Так появились, один за другим – подержанные автомобили «Пежо-504», «Фольксваген Гольф», «Форд Сиерра», «Ауди-100». И вот, появились деньги на новый «настоящий» автомобиль. Они купили «Фольксваген Туарег» – хорошую и, как говорят приземленные люди, «престижную» машину. Но ему, вообще-то, хотелось «Ауди Олроад», деньги на которую были, но против которого возражала жена, считающая ее слишком хорошей и «привлекающей внимание». Таким образом, с самого детства его потребности все время убегали от его возможностей, и это удерживало его «в детстве».

Ему было уже немало лет, когда он решил, наконец, шагнуть из детства в юность и купить именно тот автомобиль, который он, Сергей Васильевич, действительно хотел, невзирая на деньги, на крайне неподходящее время, на экономический кризис, который объял мир, на протесты жены. Захотелось поставить в этом вопросе точку, и он купил именно то, что хотел. Хотел не когда-то, а хотел именно в момент покупки, без всяких компромиссов, а именно – он купил семиместную черную «Ауди Q7». Чтобы можно было посадить в нее всю семью. Наконец-то, никакой другой машины он не хотел. Сама-то такая машина была не очень-то и нужна. Редко, когда все семь мест могут понадобиться. Просто он устал быть ребенком!

С этим вопросом, а заодно и с детством покончено.

И в этом же месяце Сергей Васильевич вышел на пенсию.

Чудесное совпадение

Все пошли смотреть синтоистский храм, а я остался, чтобы рассказать компьютеру эту небольшую историю про довольно необычное совпадение. Перед отъездом в Японию ночью мне пришел в голову сюжет для маленького рассказа. Этот жанр мне полюбился в последний год. Сюжет, а собственно, уже и сам рассказ такой.

Воздушный шар несся над Океаном Небытия, теряя высоту. Я уже выбросил из корзины почти весь балласт – мешки с надписями «Любопытство», «Зависть», «Легкомыслие», «Тщеславие», «Ненависть», «Лень», «Честолюбие» и многое другое. Шар продолжал опускаться. Уже казалось, что соленые брызги достигают меня. Оставались два последних мешка в углу корзины: «Дружба» и «Любовь». Поколебавшись, решил было пожертвовать «Дружбой», чтобы продлить Бытие. Однако, подняв этот мешок, увидел, что за ним, а отчасти и за «Любовью», скрывался совсем небольшой мешочек с надписью «Неразделенная любовь». Вряд ли он мог продлить мой полет надолго, но все же, вернув «Дружбу» на дно корзины, решил освободиться от этого нового, не такого уж и привлекательного мешочка, причем без особого сожаления. Но не тут-то было! Он оказался совершенно неподъемным, я с трудом смог лишь немного сдвинуть его с места. А волны Небытия уже задевали дно корзины. Я, скрепя сердце, выбросил «Дружбу» за борт, и шар тут же рванул вверх. Мне до сих пор стыдно за этот поступок, но я надеялся, что, добравшись до берега, смогу как-то поправить ситуацию – лишь бы долететь! До боли в глазах я вглядывался в мрачную бесконечность, ища приметы берега, но безнадежно. Корзина же вновь опустилась, и волны уже постукивали об ее дно. Снова попробовал избавиться от «Неразделенной любви», яростно толкая и пытаясь поднять коварный мешочек, но тщетно. Оставалось пожертвовать «Любовью», но я не хотел с ней расстаться, это было выше моих сил. Подняв «Любовь» и прижав ее к груди, я уселся напротив «Неразделенной любви», ожидая погружения в Небытие со страхом и интересом. Громадная волна ударила по корзине, и я чуть не вылетел за борт – если бы не «Любовь», то так бы и случилось – когда шар пробкой от шампанского взмыл вверх, поднявшись над тучами. Я увидел пронзительно голубое небо и пустой угол перед собой. Похоже, что злополучный мешочек был выбит волной из корзины. Вдали виднелся долгожданный берег, а я обнимал «Любовь» и грустил о «Дружбе».