Александр Богаделин - Кикимора и другие. Сказки-притчи Страница 51

Но не ведали они, за какое дело взялись. Дитяти ни минуты на месте сидеть не хотела. То на елку взобраться норовит, то бегать наперегонки по топи непролазной предлагает, а то сядет на кочку и в три ручья заревет. Мол, скучно ей тут, и к папке немедленно она хочет.

К полудню горе-воспитатели и не рады уж были, что Болотному согласие свое дали. Хорошо, что Щасвернус вовремя додумался загадки загадывать.

— В деревне первая невеста, ей пол-локтя довольно места, — говорит. — Зелены кудри мягче воску, а белый сарафан в полоску.

Надеялся он, что долго дитяти ответ искать будет, а та ногами топает.

— Береза это! — кричит. — Нечего такие простые загадывать!

Пришлось бесу с чертом рога чесать да все загадки, которые знали, припоминать. Да только Марфуша не дослушавши сразу ответ сказывает, а потом бегает вокруг, за хвосты дергает и рожицы строит.

Разозлился Пшелты не на шутку.

— Простые, говоришь? — и на Болотницу смотрит грозно. — Вот тебе тогда мудреная загадка будет. Кто утром на четырех ногах ходит, днем на двух, а вечером на три ноги становится?

Хотела Болотница что-то сразу сказать, но видит — не очень ответ ее подходит. На кочку посреди болота вскарабкалась, щеку кулачком подперла, думает, аж уши шевелятся.

Возрадовались черт с бесом и под кустом отдохнуть от трудов праведных прилегли.

— Это кто таков будет? — Щасвернус шепотом беса спрашивает.

— А кто ж его знает, — тот ему в ответ. — Не успел я трактат заморский до отгадки дочитать.

— А как же она догадается?

— Пускай помучается. Глядишь, передых нам до вечера будет.

Только недолго им радоваться пришлось. Послышался вдруг свист негромкий, и аккурат в кочку перед Марфушей стрела каленая воткнулась, опереньем красным украшенная. Взяла она её в руки, в стороны разные вертит, понять ничего не может.

Но вскоре треск кустов раздался, и вышел к болоту добрый молодец. Кафтан узором золотым сплошь расшит, шаровары шелковые в сапоги сафьяновые заправлены, а улыбка аж в шапку бобровую упирается. Сразу видно — себе на уме.

Болотница поначалу под корягу сигануть хотела, но быстро передумала. Лягушкой большой оборотилася, и на молодца с любопытством поглядывает.

А тот по сторонам посмотрел, видит, нет никого больше.

— Ты это, того, стрелу назад возвертай, — к Марфуше-лягушке обращается.

А у Болотницы сразу план хитрый народился. Взяла она, да на руки ему и прыгнула.

Вздохнул смертный горестно:

— Ну что ж, видно судьба у меня такая, — говорит, и назад в лес направился.

Черт с бесом, как опомнились, сразу за ним бросились.

— Слезай немедленно, — требуют.

А плутовка им и отвечает:

— Скажите отгадку, тогда и слезу.

Так и унес молодец лягушку с собой.

А это Иван-царевич был, младший сын царя-батюшки. Время сыночкам подошло суженую себе выбирать. Вот и пустили они в небо стрелы каленые. У старшего стрела на двор княжеский упала, у среднего — на двор купеческий, а у младшего самого в лес дремучий залетела.

Как вернулся царевич с лягушкой на руках, стали над ним все потешаться. Обиделся Иван и в покоях своих заперся. Глядит Марфуша, а все стены у него нимфами невиданными увешаны. Кто у моря-окияна на песочке под солнышком сияющим лежит, кто в ручье журчащем купается. И захотелось ей такой же красавицей стать. Взяла от одной глаза волоокие да ресницы великие, от другой — волосы пышные, от третьей — формы округлые, да девою и обернулась. Иван где стоял, там и сел.

А как опомнился, сразу обниматься полез. Но тут черт с бесом подоспели и быстро его окоротили. А потом голоском ласковым и добавили, мол, нечего раньше времени руки свои распускать.

Иван красавицу такую сразу батюшке с матушкой показывать повел. Глядит Марфуша, все ей кланяются, мужики шапки с голов сдергивают, а невесты братьев старших прямо-таки от зависти почернели. Царь-батюшка на пиру по праву руку от себя усадил, икрой заморской потчует. А как пляски начались, прям проходу не дают.

Возвратились ввечеру Иван с невестой в горницу свою, а там уж черт с бесом их дожидаются.

— Повеселилась и хватит, — Марфуше говорят. — Пора в болото родимое возвращаться.

А та ни в какую.

— Средь пиявок и водяных сами, — говорит, — живите. А мне и здесь любо.

Переглянулись Пшелты с Шасвернусом, подхватили Болотницу под белы рученьки и назад в лес понесли. И как ни пиналась та и ни ругалась словами нехорошими, и не думали останавливаться.

Ивану все это представилось, будто вдруг налетели на любимую мыши летучие, подхватили и в окно унесли. Успел он вцепиться в платье ейное, но только клок в утешение в руке один и остался.

Царевич сразу стражу призвал и Марфушу искать бросился. Но даже следов под окнами видать не было.

Всю ночь Иван глаз не сомкнул, а на утро заявился к отцу с матушкой и извещает с порога, что суженую свою он найти должен.

Пробовали родители отговорить его от затеи безумной. Мол, много еще невест в округе для него осталося. Но царевич с детства упертый был. Ежели чего в голову себе вобьет, ни за что с пути не своротишь.

Как Пшелты с Шасвернусом Марфушу к болоту принесли да из тела человечьего выдернули, так сразу под корягу до утра и засунули, а сами сверху сторожить устроились. Но только солнышко лучи свои первые показало, вылезла та на свет божий, на кочку уселась и реветь принялась. И так уж её черт с бесом утешали, и эдак, все без толку.

— Погляди, сколько леших да водяных кругом, — уговаривали. — Где это видано, чтоб Болотница замуж за смертного шла.

А та все про свое лопочет.

— Почему Василисе Прекрасной можно? Чем я ее хуже?

Пошли Пшелты с Щасвернусом к Бабе Яге советоваться.

— Иван невесту искать отправился, — Старая им на то отвечает. — Коль сумеет он суженую свою найти — так тому и быть. Ну, а ежели сплохует и назад повернет, не судьба, значит.

Возвратились на болото черт с бесом и слова Яги Марфуше сказывают.

— Сиди здесь и жди, — говорят. — Ежели доберется до тебя Иван, так и быть, отпустим к нему.

А сами к опушке лесной бросились.

Подъехал Иван к лесу дремучему, глядит, камень перепутный лежит, а на нем ворон черный восседает важно. То Щасвернус обратившийся был.

Поводил царевич копьем по надписям и в сторону леса направился.

— Стой! — завопил ворон голосом человеческим. — Ты что, читать не умеешь?

— Плохо я в буковках разбираюсь, — признался Иван. Так и пришлось Щасвернусу ему написанное читать.

— Налево пойдешь — сундук с золотом найдешь. Прямо пойдешь — коня потеряешь, а налево путь держать будешь — в болоте сгинешь.

Черт с бесом как думали. Иван, конечно же, за златом отправится. Тут они его и заплутают в буреломах непроходимых. А назад только тогда выпустят, когда он слово даст восвояси убраться.

Но царевич по-другому уразумел.

— На кой, — говорит, — злато мне надобно, коль без любимой свет белый не мил. Коня верного тоже жалко. Так что правильно надумал. Ежели Марфушу в первый раз на болоте нашел, может, и в другой сыщется.

Стали Пшелты с Щасвернусом криками его страшными пугать, деревья вековые перед конем валить. А Иван только песенки насвистывает, через завалы-буреломы перебирается.

Добрался он до речки-невелички, что в болото Марфушино впадала, и подкрепиться малость решил. Достал крючок костяной, в подпол кафтана воткнутый, нитку распустил и рыбу ловить принялся. Надергал с десяток пескарей и плотвичек и уж огонь развести собрался, только тут мурлыканье завораживающее послышалось. Это Пшелты, видя такое дело, Кота Баюна малость помочь попросил.

Заснул сразу Иван сном беспробудным, а Баюн рядом устроился, песнь свою продолжает. Но страсть как он рыбку свежую любил и на улов царевича все глазом одним поглядывал. Не удержался, да и съел плотвичку одну.

Пока Кот другого пескаря доедал, Иван просыпаться начал, но опомнился Баюн вовремя и опять песнь свою завел. Только не заметил он, очередную рыбину уплетая, как лягушка к молодцу подобралась и лапами уши его прикрыла. Очнулся Иван, видит, котяра обед его доедает. Разозлился сильно и с кулаками на вора набросился, еле Баюн лапы свои унес.

Поворачивается царевич, а там Марфуша его стоит, девой вновь обернувшаяся. Бросились они друг к другу, слова сказать от волнения не могут.

Только не могли черт с бесом такого допустить и за самоуправство быстро Болотницу скрутили и под водой спрятали. Привязали лилиями да травами к коряге разлапистой и сидеть смирно велят.

А та бушевать принялась, наружу рвется, того и гляди поранится.

Пшелты тогда и говорит: