Радий Погодин - Ожидание (три повести об одном и том же) Страница 6

– Что с ним? – спро­си­ла она. – Мо­жет, его ма­ши­ной за­де­ло?

Ста­рик уго­стил её си­га­ре­та­ми – рас­пе­ча­тал ко­роб­ку «Фе­ми­ны».

– На­прас­но так ду­мае­те. Кто же ж та­ко­го хлоп­ца за­де­нет? Слав­ный хло­пец. И вы то­же слав­ная жен­щи­на.

Ста­рик по­про­щал­ся с Ван­дер­бу­лем. И ко­гда он ушёл, Ван­дер­буль по­чув­ст­во­вал, что ос­тал­ся один на всем све­те.

СЕРЬ­ЕЗ­НАЯ МУ­ЗЫ­КА

Ван­дер­буль по­зво­нил сво­ему то­ва­ри­щу Гень­ке. Гень­ка рас­пах­нул дверь и по­та­щил Ван­дер­бу­ля по тём­но­му ко­ри­до­ру.

– Хо­чешь, я те­бе элек­три­че­ский грам­мо­фон за­ве­ду? – ска­зал Гень­ка в ком­на­те. – Серь­ез­ная му­зы­ка ус­по­каи­ва­ет нер­вы.

Ван­дер­буль по­смот­рел на не­го пус­ты­ми гла­за­ми.

– Не нуж­но. Ме­ня из боль­ни­цы про­гна­ли.

Гень­ка ос­та­но­вил­ся с пла­стин­кой в ру­ке.

– Жал­ко.

Гень­ка всё знал про боль. И ни­кто не ви­дел, как он пла­чет.

Сей­час он сто­ял пе­ред Ван­дер­бу­лем, рас­смат­ри­вал грам­мо­фон­ную пла­стин­ку, слов­но она раз­би­лась. Ван­дер­буль то­же смот­рел на эту пла­стин­ку, пе­ре­ми­нал­ся с но­ги на но­гу. Гень­ка вы­тер пла­стин­ку ру­ка­вом, по­ста­вил её в про­иг­ры­ва­тель. В ди­на­ми­ке за­гре­ме­ли тру­бы, за­ве­ре­ща­ли скрип­ки, ро­яль сы­пал зву­ки, слов­но па­да­ла из шка­фа по­су­да. Му­зы­ка бы­ла очень гром­кая, очень по­бед­ная.

– Что де­лать? – спро­сил Гень­ка ти­хо.

Ван­дер­буль уже знал: нуж­но сде­лать та­кое, что­бы лю­ди по­от­кры­ва­ли рты от вос­хи­ще­ния и что­бы смот­ре­ли на те­бя, как на чу­до.

– По­зо­вём ре­бят, – ска­зал Ван­дер­буль.

При­шли Лёш­ка-Х­валь­ба, Шу­ри­к-Про­сто­к­ва­ша, дев­чон­ка Лю­цин­д­ра.

Си­де­ли на кух­не.

– Я опу­щу ру­ку в ки­пя­щую во­ду, – ска­зал Ван­дер­буль. – Кто бу­дет счи­тать до пя­ти?

У Лёш­ки об­вис­ли уши. Лю­цин­д­ра вце­пи­лась паль­ца­ми в та­бу­рет. Шу­рик про­гло­тил слю­ну.

– Ты опус­тишь?

– Я.

Шу­рик за­бор­мо­тал бы­ст­ро-бы­ст­ро.

– Да­вай луч­ше зав­тра. Зав­тра суб­бо­та.

Гень­ка, ни на ко­го не гля­дя, за­жег газ. По­ста­вил на огонь ка­ст­рю­лю с во­дой.

– Я бу­ду счи­тать,– мед­лен­но ска­зал Лёш­ка-Х­валь­ба. Он встал, при­сло­нил­ся к сте­не, при­лип к ней, как пе­ре­вод­ная кар­тин­ка. – Ес­ли че­ло­век хо­чет, пус­кай хоть за­стре­лит­ся.

Лю­цин­д­ра и Гень­ка пе­ре­гля­ну­лись и по­блед­не­ли.

– Не­туш­ки, – про­шеп­та­ла Лю­цин­д­ра. Она по­вер­ну­лась к Лёш­ке, ска­за­ла с не­ожи­дан­ной зло­стью: – А ты мол­чи, мол­чи! Я са­ма бу­ду счи­тать. – И спря­та­ла под та­бу­рет ис­ца­ра­пан­ные ло­дыж­ки.

– Счи­тай, – Лёш­ка плю­нул на чис­тый ли­но­ле­ум. – Толь­ко вслух.

Огонь под ка­ст­рю­лей был по­хож на го­лу­бую ро­маш­ку. На дро­жа­щих её кон­цах пе­ре­хо­дил в ма­ли­но­вый с мгно­вен­ны­ми яр­ко-крас­ны­ми ис­кра­ми.

Ван­дер­буль пы­тал­ся пред­ста­вить се­бе ге­ро­ев, с улыб­кой иду­щих на казнь. Ве­ли­кие ге­рои ока­ме­не­ли, как па­мят­ни­ки, за­не­сён­ные сне­гом.

До­ныш­ко и сте­ны ка­ст­рю­ли об­рос­ли пу­зы­ря­ми. Мел­кие, бле­стя­щие пу­зы­ри на­ли­п­ли на алю­ми­ний, слов­но вы­лез­ли из всех его ме­тал­ли­че­ских пор. Не­сколь­ко пу­зырь­ков ото­рва­лись, по­ле­те­ли квер­ху и рас­тво­ри­лись, не дой­дя до по­верх­но­сти. По­том вдруг все пу­зы­ри дрог­ну­ли, стре­ми­тель­но ри­ну­лись вверх. На са­мом дне во­да уп­лот­ни­лась, за­бле­сте­ла се­рым свин­цо­вым бле­ском, под­ня­лась мяг­ким уда­ром и за­кру­ти­лась, со­тря­сая ка­ст­рю­лю.

– Ты ко­го-ни­будь ру­гай на чём свет сто­ит, – нау­чил его Гень­ка. – То­гда не так боль­но.

В кух­не бы­ло ти­хо и очень без­молв­но. Толь­ко кло­ко­та­ла во­да, бес­по­щад­но го­ря­чая.

– За­ки­пе­ла, – про­шеп­тал Шу­рик.

Лёш­ка ска­зал, от­сту­пя от сте­ны:

– Ну, да­вай.

Лю­цин­д­ра за­хлоп­ну­ла рот дро­жа­щей ла­до­нью.

«Ко­го бы ру­гать? – по­ду­мал про се­бя Ван­дер­буль, – Мо­жет быть, ге­не­ра­ла Фран­ко? Фран­ко ду­рак. Фа­шист. Ну да, ду­рак, под­лец и мер­за­вец!» Пе­ред ним всплы­ва­ла фи­гур­ка, по­хо­жая на ко­тен­ка в пи­лот­ке. Лох­ма­тень­кое су­ще­ст­во ска­ли­ло рот. Оно бы­ло смеш­ным и жал­ким.

Ван­дер­буль за­су­чил ру­ка­ва, по­смот­рел на ре­бят, оне­мев­ших от лю­бо­пыт­ст­ва. Взял свою ле­вую ру­ку пра­вой ру­кой, слов­но бо­ял­ся, что она ис­пу­га­ет­ся.

«Фран­ко, ты ду­рак! Без­зу­бый убий­ца. Всё рав­но всем вам бу­дет ко­нец!»

Су­нул ру­ку в ки­пя­щую во­ду.

«Фра-а­-а!!» – за­кри­ча­ло у не­го внут­ри. Он за­был сра­зу все сло­ва и про­кля­тья. Мох­на­тень­кое су­ще­ст­во ос­ка­ли­лось ещё ши­ре и про­па­ло в крас­ных кру­гах. Воль уда­ри­ла ему в ло­коть, ри­ну­лась в но­ги. В го­ло­ву. Воль пе­ре­пол­ни­ла Ван­дер­бу­ля. Вы­шла на­ру­жу.

«Ба-ба­-ба…» – сту­ча­ло у Ван­дер­бу­ля в вис­ках. Он от­чет­ли­во слы­шал, как ре­бя­та пе­ре­ста­ли ды­шать, как гро­мы­ха­ет в ка­ст­рю­ле во­да, как жа­лоб­но трёт­ся о фор­точ­ку за­на­вес­ка. Как Лю­цин­д­ра счи­та­ет с пу­ле­мёт­ной ско­ро­стью, поч­ти кри­чит:

– Раз­дват­ри­че­ты­ре­пять!

Он вы­хва­тил ру­ку из ка­ст­рю­ли. Шаг­нул к ра­ко­ви­не. Гень­ка уже от­крыл кран.

Под хо­лод­ной стру­ёй боль опа­ла. Но­ги пе­ре­ста­ли дро­жать.

«Мо­жет быть, зря, – мед­лен­но ду­ма­лось Ван­дер­бу­лю, – мо­жет быть, я ос­та­нусь те­перь без ру­ки». Но это его не пу­га­ло.

Ру­ка на­бу­ха­ла на гла­зах. Паль­цы рас­то­пы­ри­лись в раз­ные сто­ро­ны.

Лю­цин­д­ра за­пла­ка­ла.

Лёш­ка-Х­валь­ба то от­кры­вал, то за­кры­вал рот, слов­но же­вал что-то горь­кое.

Шу­ри­к-Про­сто­к­ва­ша по­до­шёл к ка­ст­рю­ле, ус­та­вил­ся в бур­ля­щую во­ду. Под­нял ру­ку…

Гень­ка от­толк­нул его и вы­клю­чил газ.

В боль­ни­це Лю­цин­д­ра кри­ча­ла ох­рип­шим го­ло­сом:

– Нам нуж­но без оче­ре­ди! Не­сча­ст­ный слу­чай слу­чил­ся.

Маль­чиш­ки поч­ти­тель­но мя­лись за Ван­дер­бу­лем. Ру­ка у не­го об­мо­та­на по­ло­тен­цем. Боль уда­ря­ет в ло­коть толч­ка­ми, жжёт пле­чо, кри­вит шею.

Ван­дер­бу­лю бы­ло спо­кой­но, слов­но сва­ли­лась с не­го боль­шая за­бо­та, слов­но он по­бе­дил вра­га бес­по­щад­но мо­гу­чей си­лы.

Лю­ди про­во­жа­ют его взгля­да­ми, в ко­то­рых со­чув­ст­вие и со­стра­да­ние. А он улы­ба­ет­ся. И со­стра­да­ние пе­ре­хо­дит в оби­жен­ный ше­пот:

– И че­го улы­ба­ет­ся? Мо­жет, ему ру­ку от­ни­мут…

А он улы­ба­ет­ся.

Док­тор – мо­ло­дой па­рень – по­сту­чал ка­ран­да­шом по гу­бе, по­про­сил са­ни­тар­ку вый­ти и то­гда спро­сил:

– Сколь­ко дер­жал в ки­пят­ке?

– Не знаю. Лю­цин­д­ра счи­та­ла до пя­ти. Толь­ко бы­ст­ро, по-мое­му.

По-твое­му – док­тор за­ло­жил ру­ки на­зад и за­хо­дил по уз­ко­му ка­би­не­ту. – Ух, – го­во­рил док­тор, сжи­мая за спи­ной чис­тые-чи­стые паль­цы. – Глу­пость всё это.

«Хо­ро­шее де­ло быть док­то­ром, – ду­мал Ван­дер­буль. – Док­то­ру нуж­но всё по­ни­мать». Он улыб­нул­ся вра­чу, и тот на­хму­рил­ся ещё боль­ше, – на­вер­но, за­стес­нял­ся сво­его не­со­лид­но­го ви­да.

– Очень бы­ло боль­но?

– Как сле­ду­ет.

– Не орал, ко­неч­но.

Док­тор ос­то­рож­но об­мыл ру­ку жид­ко­стью, по­ду­мал и на­ло­жил по­вяз­ку.

– Без по­вяз­ки луч­ше. По­вяз­ку я для тво­ей ма­мы де­лаю. При­хо­ди, – ска­зал док­тор.

– Спа­си­бо, при­ду, – ска­зал Ван­дер­буль. – А как вас зо­вут?

Док­тор опять рас­сер­дил­ся.

– Я те­бя не в гос­ти зо­ву. В гос­ти ко мне хо­ро­шие де­ти хо­дят.

Ван­дер­буль за­сме­ял­ся. Док­тор по­крас­нел и до­ба­вил, не умея сдер­жать до­са­ду:

– Бу­дешь хо­дить на ле­че­ние и на пе­ре­вяз­ку. Ге­рой.

«Я бы к вам да­же в гос­ти при­шёл, – по­ду­мал Ван­дер­буль, гля­дя, как док­тор пи­шет в кар­точ­ку свои ме­ди­цин­ские фра­зы. – Ко­неч­но, док­то­ра долж­ны уметь и кри­чать, и ру­гать­ся, но так, что­бы от это­го ста­но­ви­лось лег­че боль­ным и ра­не­ным лю­дям».

– Лю­цин­д­ра то­же хо­чет стать док­то­ром, – ска­зал он, про­ща­ясь. – Ей это де­ло пой­дёт. Она очень до­б­рая, хоть и де­ла­ет вид.

Док­тор вы­ста­вил Ван­дер­бу­ля за дверь.

Ко­гда ре­бя­та уз­на­ли, что ожог не та­кой без­на­дёж­ный и ру­ка бу­дет це­ла, уш­ло чув­ст­во по­дав­лен­но­сти. Ре­бя­та воз­ли­ко­ва­ли. Они кру­жи­ли во­круг Ван­дер­бу­ля, тро­га­ли его бес­страш­ную ру­ку, за­гля­ды­ва­ли в гла­за и бы­ли го­то­вы по­ве­дать ка­ж­до­му встреч­но­му о му­же­ст­ве и мол­ча­нии.

За­вис­ти не бы­ло. Лю­ди за­ви­ду­ют лишь воз­мож­но­му и же­лае­мо­му.

– Я ду­мал, ты стру­сишь, – го­во­рил Лёш­ка.– Гад бу­ду, ду­мал.

– И я ду­мал, – бор­мо­тал Шу­рик.

– А я зна­ла, что вы­тер­пишь. Я все­гда зна­ла, – ли­ко­ва­ла Лю­цин­д­ра. – Я ещё то­гда зна­ла.

Гень­ка шёл впе­ре­ди, рас­се­кая про­хо­жих.