Ганс Фаллада - Фридолин, нахальный барсук Страница 6

Потом он опять вернулся к дороге, которая вела вверх, на пологий холм. Поначалу ему очень понравилась эта местность, хотя тут и негде было укрыться. Она выглядела покинутой, пустынной и глухой, дорога была песчаная и почти не разъезженная, повсюду были разбросаны валуны, а между ними росли ежевика, дрок, терн и шиповник. Справа в первых утренних лучах блестело большое озеро, в камышах слышалось кряканье уток, слева, кажется, тоже была вода.

Изолейн продолжил свой путь и насторожился только раз, увидев впереди серые очертания домов. Но это был просто отдельный хутор, и он обогнул его, сделав большой крюк. Он слышал, как во дворе хутора звякала цепь и заливалась злобным лаем собака, это была Аста, почуявшая в утреннем воздухе запашок Изолейна. Но лису этот лай не мешал, он наконец увидел впереди лес и с чувством бесконечного облегчения вступил на землю Хуллербуша. Тут же на дороге ему попалась мышь — цап! — и вот уже Изолейн наелся так, как давно не наедался.

— Я думаю, здесь мне будет немножко лучше, — сказал он сам себе и принялся обследовать лес.

Три дня ушло у Изолейна на изучение леса, но зато теперь он знал его вплоть до самого ничтожного муравейника. Ибо этот прекрасный буковый лес был невелик, в длину его можно было пройти насквозь за полчаса, а в ширину так и вовсе за пятнадцать минут. Это был как раз такой лес, о каком мечтал Изолейн. Других лис здесь нет, да и люди, похоже, нечасто ходят сюда. Но зато пропитания тут сколько душе угодно.

Важнее всего ему было найти квартиру, потому что он не хотел больше ночевать в жалких кроличьих норках или под кустами. Нет, ему нужна была настоящая нора, с несколькими коридорами, благодаря которым он мог бы спастись, удирая от собак или человека. Вообще-то Изолейн мог бы и сам вырыть себе нору, у него были для этого лапы, но, во-первых, мать не научила его рыть землю, а во-вторых, он был слишком слаб и слишком ленив для такой работы. К тому же он нашел в Хуллербуше целых три норы, и так как по природе он был наглец, то решил, что может выбрать себе любую. Нору Фридерики на склоне холма, открытом со стороны полей, он отверг сразу — и как раз по той же причине, по которой ее забраковала матушка Фридезинхен: нора казалась ему чересчур открытой, а следовательно, опасной. Но и старая лисья нора, в которой теперь обитала барсучиха, тоже ему не глянулась, показалась слишком сырой и затхлой.

Таким образом, оставалась только отличная нора под редко стоящими буками на склоне над Цанзеном, в которой жил Фридолин, и впрямь, на жадный взгляд Изолейна, эта нора казалась созданной для него. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы занять эту столь желанную квартиру силой, для этого истощенный лис был слишком слаб. Во время своих шпионских вылазок он уже несколько раз видел барсука, спокойно гревшегося на солнышке, дивился его мощному, откормленному виду и восторгался сильной челюстью. Но все это не пугало Изолейна: с тех пор, как он покинул Меховский лес, надежды не оставляли его, и он считал, что здесь, в Хуллербуше, все у него будет хорошо, а значит, разрешится и квартирный вопрос. Он твердо рассчитывал, что барсук примет его в компанию и пустит к себе жить.

Конечно, первая попытка втереться в доверие к Фридолину полностью провалилась. Когда барсук прекрасным летним днем уютно лежал на спине, нежась в лучах солнца, и, тихонько похрюкивая, грел свое брюшко, лис, можно сказать, на цыпочках, смиренно волочась животом по пыли, подобрался поближе к барсуку и тоже стал греться на солнышке, бок о бок с ним, один лежал на спине, другой на брюхе, один сонно-сытый, другой готовый ко всему, с хитро поблескивающими глазами.

Фридолин, которого пробудили от сладчайшего сна, некоторое время лежал беззвучно, вконец оторопев, потом несколько раз быстро огляделся по сторонам. Он никогда раньше не видел лис, но ему показалось, что у этого зверя есть некоторое сходство со столь ненавистными ему собаками. К тому же он все явственнее ощущал своим чувствительным носом запах лисы, запах крайне неприятный и для него равносильный вони.

Фридолин — обычно спокойный увалень с медленно думающей головой, но сейчас эта вонь подхлестнула его мыслительный процесс: он резко повернулся и пребольно укусил лиса. С жалобным воем тот вскочил и ринулся в кусты. Но барсук, разгневавшись на нарушителя его одиночества, ушел в свою темную нору и в полусне стал думать о ненормальности этого мира, в котором даже благочестивейшему из барсуков не дают мирно греть живот на солнышке.

Прошло еще два дня, прежде чем Изолейн отважился вновь приблизиться к одинокому кусаке. На сей раз он взялся за дело умнее; в некотором отдалении от барсука он смиренно улегся животом в пыль, но в пасти, в качестве гостинца, он держал большого ужа, в котором с огромным трудом отказал себе, несмотря на урчание в животе.

Фридолин моргнул раз, Фридолин моргнул два раза… Жирный, почти в метр длиной уж — отличный обед. Лис почтительно, на брюхе, подполз поближе и наконец выплюнул ужа прямо под ноги барсуку. Фридолин схватил ужа и с удовольствием сожрал принесенный дар. Лис Изолейн, уже сидя на заду и благожелательно помахивая пушистым хвостом справа налево и слева направо, внимательно следил своими блестящими от голода глазами за каждым проглоченным куском, и при этом у него от зависти текли слюнки.

Но когда по завершении трапезы лис вздумал нежно-смиренно пододвинуться к своему иждивенцу, тот опять хватил его зубами. Лис со страху отскочил сразу на всех четырех лапах и бросился бежать что было прыти. А Фридолин опять забрался в свою нору и стал думать о том, что конца не видно этой докуке.

Смирение, вежливость и гостинец ничуть не подействовали на угрюмого ворчуна, и любой другой на месте лиса уже давно бы отчаялся. Но Изолейн-то принадлежал к лисьему племени, пусть он хоть десять раз был выкормлен из соски в доме лесничего. Изолейн вспомнил об одной своей особенности, присущей ему в гораздо большей степени, чем смирение и вежливость, — о нахальстве. Спрятавшись за толстым буковым стволом, он ночью поджидал, пока барсук выйдет из норы на поиски пропитания. А потом пришлось еще долго ждать, чтобы толстяк ушел подальше; Изолейн смеялся про себя, видя, как барсук аккуратненько обходит каждый камень или кусок коры. За время, в которое Фридолин преодолел едва ли сотню метров, Изолейн мог бы обежать весь Хуллербуш!

Но едва Фридолин скрылся из глаз, Изолейн забрался в его нору, которая оказалась построенной куда искуснее, чем он ожидал. Коридоры отвечали самым высоким требованиям, а выстланную хвоей и мхом спаленку можно было бы назвать элегантной. Только одно мешало лису в этом замечательном жилище: здесь ничем не пахло, только свежим воздухом, то есть почти ничем, и было до неприличия чисто!

Будь это настоящая лисья нора, воздух в ней был бы плотным, тут пахло бы растерзанной дичью, падалью, гниющим мясом и лисьим пометом. К тому же ведь сразу понятно, где находишься, — не в диком лесу, а в уютном лисьем доме. Уже на самом верху, у входа в нору должно чуять, кто там, внизу, живет. Каким бы совершенным было это жилище, если бы коридоры чуть-чуть украсить старыми мокрыми куриными перьями, если бы из земли в этих коридорах тут и там торчали острые протухшие косточки и чтоб в каждом коридоре лежало еще понемножку лисьего помета. Вот был бы настоящий лисий рай!

От мысли до дела — один шаг: лис Изолейн поднял хвост выгнул спину, наподобие кошки, и вот уже посреди уютной барсучьей постели оставлена визитная карточка — изрядная куча.

А как испугался Фридолин, вернувшийся с ночной прогулки! Уже у самого входа он почуял: что-то там не в порядке. То и дело с отвращением задерживая дыхание, спускался ой по коридору, и буквально задохнулся от вони, когда вступил в свои жилые покои! Он, конечно, догадывался, какой негодяй оставил ему этот подарочек посреди постели, но что пользы от такой догадки? Что пользы, если бы даже он застал здесь лиса? Что пользы убивать Изолейна? Все равно его вонь уже отравила всю нору, и ничего тут не поделаешь!

Сначала Фридолин ума не мог приложить, как ему убрать эту кучу, источник жуткой вони, потому что он не мог пересилить себя и прикоснуться к этой куче. Наконец, он сообразил нарыть много земли вокруг кучи, затем подкопаться под это вонючее место, покуда оно не опустится вниз, и тогда закидать его землей, толстым слоем.

Но даже с исчезновением помета вонь долго еще стояла в норе. Фридолину пришлось провести эту ночь вне дома. С буковых листьев тихонько капало; и сколько Фридолин ни искал, он не нашел ни одного совсем сухого местечка. О спокойном уютном сне нечего было и думать. Фридолин уже и раньше — как, впрочем, всякий барсук — был угрюмым, боялся людей и зверей, но последнее происшествие безмерно обострило все эти свойства: он возненавидел весь мир и хотел только одиночества.