Нина Дашевская - Я не тормоз Страница 7

— Кто?… Наша Дина?

— Да.

— Серьёзно, что ли?…

Тонька кивнула. Дина Моисеевна, наша классная с первого класса. Мы к ней до сих пор ходим в конце года и на день рожденья, поздравляем.

— Почему ты думала, что я буду смеяться? С ума сошла, что ли?

— Знаю я вас, идиотов!

— Знаешь что! Вообще уже, ещё и обзывается ни за что ни про что!

— Ну, нет. Ты — не идиот; ты один из них нормальный. Поэтому тебе и говорю. Объясни им. Меня они слушать не будут. Объясни!

— Чего объяснить?… Чего с Диной, Тонь? А? Ты чего такая психическая?

Тонька вдруг разревелась. Да, она у Дины любимая ученица была. То есть у неё все были любимые, но Тонька особенно.

— Я не знаю, Волков. Плохо ей. Из дома почти не выходит. И, понимаешь… У неё никого нет же. Ей продукты соцработник какой-то приносит… И всё, она как запертая дома сидит!

Наша Дина! Понимаешь, Волков?!

— Давай к ней сходим? К ней можно же?

— Да. Я сразу подумала, что ты поймёшь. Только вы же все заняты. И каждый скажет: да-да, только я сейчас не могу…

— Я понял, Тонь. Я… Ты не переживай. С кем из девчонок говорила, нет?

— Я ни с кем не говорила ещё. Лучше… Лучше ты. Я не знаю, как. Понимаешь? Они же…

Ну, не любят меня. А ты другое дело. Ты если скажешь, все сделают.

Ничего себе. А я ведь не понял сначала. Точно, её сильно не любят в классе. За то, что отличница. И за острый язык. А мне наоборот, нравится. Что она такая, Тонька-колючка.

Но вот что меня любят. Что меня все послушают… С чего она взяла?

Я думаю, всё это ерунда, любят меня или нет. Это всё Тонька выдумала; никому особо дела до меня нет. Просто любят Дину. Её нельзя не любить. Ни у кого такой не было. В параллельных классах были такие все… Ну, обычные классные.

А Дина могла посреди урока сказать: о, какой снег! Какой снег! Пойдём на улицу!

И мы одевались и шли. И решали там примеры в снегу. И рассчитывали, сколько нужно снежных комков на крепость. Это один раз только было; но такое разве забудешь.

Чёрт, неужели она не выходит из дома. Какой-то ужас. Она же так бегала по лестницам всегда, быстрее нас!…

В общем, мы организовали дежурство. И по очереди стали ездить к Дине на Динамо. И даже новенькие, которые у Дины не учились, тоже сказали: будем ходить!

Первый раз со мной, конечно, новенький Зайцев поехал. И я перед самой Дининой дверью ужасно струсил. Что там? Как?

Как-как. Дина наша Моисеевна стала сильно старше. Сильно-сильно. Маленькая какая-то.

— А, тимуровцы мои пришли! — сказала она сразу. — Огромные какие! Ну, рассказывайте, чем вас мучают в нашей школе.

И я сразу забыл, что она какая-то не такая. Дина как Дина, ничего особенного. Очень смеялась, что Костик Зайцев.

— Ты не обижайся, просто я Игната всё время Зайцевым звала, до третьего класса не могла запомнить! Ну вы даёте: Волков и Зайцев!

В общем, легко у неё было. Весело.

А потом мы пришли обратно в метро. И Заяц потащил меня куда-то, в конец станции. Нам туда не надо было, нам в центр, а тут обратно. Но он сказал мне:

— Смотри!

Я сначала не понял. А потом увидел. В мраморе рисунок такой приступает. Будто лицо. Мальчишка с ромбом на щеке.

— Это мальчик-клоун, он же мальчик-чайник, видишь — ручка? — сказал Заяц.

— Ух ты, — кивнул я.

— Я давно его увидел, ещё в детстве. Я сюда заниматься ездил, гимнастикой. И тогда запомнил. Никому не показывал ещё.

— Очень круто. Классный мальчик-клоун.

Какой он глазастый всё же, чего увидел. И сейчас мы с ним вместе увидели в мраморе смешную парочку, назвали их Кузя и Длинноухий. Красивый тут мрамор, на Динамо. Буду ещё смотреть.

И никогда мне Заяц не говорил про гимнастику. А я думал, всё знаю про него.

Потом мы сели в поезд. И я увидел на схеме, что станция Динамо названа в честь Дины.

Так и написано: Дина Мо, Дина Моисеевна.

Сразу написал ей. А она удивилась: столько лет там живёт и ни разу не подумала об этом!

Еду по Малой Грузинской, как раз мимо общежития Консерватории и костёла. Специально притормаживаю — вдруг труба?… Нету трубы, скрипки только какие-то. Ладно.

Думал, дальше срежу угол через двор. А там стройка вдруг. Раскопано всё. Табличка висит: «вход на территорию без каски строго запрещён!»

Территория-консерватория.

Плохой асфальт, чуть не упал, да ещё девушка шла с собакой, большая собака, чуть не впечатался в поводок.

А, вот теперь нормальный асфальт, наконец-то. Светофор загорелся зелёным, можно гнать.

Да, я заметил такую штуку. Слова вот эти, которые не стихи. Они приходят ко мне в голову только на бегу. Только когда я лечу. Стоит остановиться — всё. Трансляция заканчивается.

Запрещено без каскиВходить на территорию.Собака породы хаскиЖивёт в консерватории

Собака волчьей окраскиС голубыми глазамиПридёте слушать симфонии —Её увидите сами.

И если вы без каскиЗайдёте на территорию,Собака породы хаскиЗапрёт вас в консерватории.

И потом, уже у самого дома, я встретил соседку из Танечку, Татьяну Борисовну. Она старенькая, но её все Танечкой зовут, весёлая она. Из-под берета такие торчат у неё… Букли. Смешные. Еле идёт с сумочкой своей. Во втором подъезде живёт.

— Давайте помогу? — говорю.

— Что ты, Игнат, ты же торопишься! Я дойду не спеша. Беги, спасибо!

И я вдруг понял. Что не так-то и тороплюсь. То есть, конечно, мне трудно медленно ходить. Ну, почти невыносимо. Но не тороплюсь же.

Прошли мы с Танечкой, поговорили. Я её сумку на самокат повесил и старался шаги лилипутские делать. Всё же жуть как неудобно. Шли, наверное, полчаса сто метров. И она мне про фотографии рассказывала. Как ещё ни у кого не было фотоаппарата, а у неё был. Лейка. И сейчас есть, может показать. И как она фотографии делала, какие там реактивы были нужны. А сейчас даже обидно: любой может щёлкнуть на телефон. И такое качество!

Качество. Ну, мы же с ней понимаем, что старые фотографии чёрно-белые в сто раз лучше телефонных.

— Нет, — говорит она, — не всегда. Телефоном можно тоже чудесно снять. Интересно. Портрет, например. Главное, можно модель застать врасплох. И она не успеет тебе «сделать лицо».

Вот так старушка! А я ей говорил то, что она хотела услышать. А она со мной спорит ещё.

— У моего двоюродного брата самокат был, — вдруг вздыхает она, — а у меня не было. Я всё ждала, что он даст мне покататься. Он большой был, я маленькая. И почему-то потом у нас уже не было самоката. Не такой, конечно, как у тебя, у нас был деревянный, с большими колёсами. Красный такой.

— Хотите, я вас прокачу? — говорю я и сам пугаюсь. Как вот я её, а если уроню?

— Ты мне льстишь, Игнат, — вздыхает она. — У меня свой темп, у тебя — свой.

— Жалко, — говорю я. Мне и правда жаль.

— Да нет, — вдруг улыбается Танечка, — каждому своё. У меня дела медленные, вот и скорость невелика. А тебе вон сколько всего надо успеть. Кому много дано, с того много и спросится. Всё, спасибо, мой подъезд. Беги дальше!

И она вдруг сфотографировала меня на свой телефон. Такая смешная, правда, Танечка.

Я рванул к своей двери и бегом по лестнице, ещё чего, лифта ждать.

Самокат больно треснул меня сзади по ноге, по самой косточке.

Кому даны ноги, тот может получить по косточке.

Ерунда, конечно. А вообще да. Кому много дано — с того спросится. Красиво. Мне вот много дано или как?

Мне дана скорость. И на этой скорости мой самокат задевает что-то такое, отчего все вещи с вешалки падают на меня.

Не сразу встаю. Немного лежу, дышу каким-то пальто. Пуговица холодная у него. Лежу и думаю о смысле жизни. Нет, мир всё-таки прекрасен.

Включаю воду. Холодная. Ууу, нужели отключили? Кручу кран — ещё холоднее. Это я перепутал, наверное, опять.

У нас неправильный кран на кухне. Синим горячая вода обозначена, красным — холодная.

Или… Или это в ванной, а здесь нормально. Я никак не могу запомнить, и всегда кручу эти краны, кручу! Казалось бы, да, ерунда, чего тут запоминать?

Но вот у нас в классе есть близнецы, Яша и Миша Левины. И у Миши родинки на щеке. Или у Яши. Вот, тоже. Казалось бы — так легко их различать, родинки же! И никак, третий год они у нас, третий год все путаются.

Оооо, какой кипяток пошёл! Я кручу кран обратно. А вода всё горячая. Надо подождать; я жду. Всё равно горячая! Руку сунуть невозможно! Ещё кручу. Хорошо, что не отключили. Но чего она такая горячая?!

Холодная. Резко. Вот что это? Это всегда так! Чуть-чуть кручу. Нет, холодная. Ещё чуть-чуть… Ничего. Ааа, горячая опять!

В общем, настроил воду к середине посуды. Вернее, ко второй трети.

Странное существо человек. То ему жарко, то холодно. Деликатное, дрожащее. Ведь как точно температуру нужно выстроить, чтобы ему было хорошо! На Меркурии он не смог бы, на Марсе тоже. Да нигде. На Земле ничего ещё, и то. Плюс-минус двадцать градусов, и катастрофа. Каких-то жалких двадцать градусов!