Станислав Востоков - Фрося Коровина Страница 7

Иван Михайлович возвращался из экспедиции по дальним уголкам области, где он искал старинные постройки для музейной коллекции. Целый месяц директор путешествовал по маленьким деревням, но ничего интересного так и не нашел.

Вдруг Омельянов заметил плывущее по реке бревно с налипшим обрывком газеты. В экспедиции Иван Михайлович был отрезан от мировых новостей, поэтому решил воспользоваться случаем и почитать прессу.

Подтянув веслом бревно, Омельянов изучил обрывок. Помещенная на нем фотография изображала какую-то девочку с лопатой и часть старого дома. Как читатели уже, наверное, догадались, это был остаток той самой газеты, которую в начале повести бросил в Тошню разозлившийся Никанор, и который, пройдя на бревне почти всю реку Вологду, доплыл аж до самого Ивана Михайловича.

Фрося и лопата особого внимания директора не привлекли. А вот старый дом его очень заинтересовал! Вынув из рюкзака увеличительное стекло, Иван Михайлович перегнулся через борт и внимательно осмотрел фотографию. Сердце Омельянова радостно забилось. Перед ним был прекрасный образец дома зажиточного крестьянина начала девятнадцатого века! Иван Михайлович решил, что должен любыми средствами добыть эту постройку для музея. Она станет жемчужиной архитектурной коллекции!

Поскольку снять с дерева налипшую страницу, не повредив ее, было невозможно, Иван Михайлович походной пилой отпилил часть бревна с газетой и положил в лодку. Затем он снова взялся за ручки весел, втянул, насколько мог, живот и загреб с удвоенной силой: раз-два-три, раз-два-три!

На следующий день все сотрудники музея собрались в лектории, размещенном в старинной мельнице. Возвращаясь из экспедиций, Иван Михайлович всегда выступал перед коллегами и рассказывал, что ему удалось найти. Это называлось «отчет».

Дождавшись, когда подчиненные рассядутся на длинных крестьянских лавках, Омельянов встал, привычно втянул живот, чтобы казаться стройнее и сказал:

— Ну что же, экспедиция прошла не зря. Мне удалось найти прекрасный дом для нашего музея! Вот он.

С этими словами он достал из-под стола и поставил на него кусок бревна с налепленным сверху обрывком газеты.

Работники музея недоуменно переглянулись. Уж чего-чего, а отличить одно бревно от целого дома они могли без труда!

Из первого ряда поднялся младший научный сотрудник Леня Соболь.

— Простите, Иван Михалыч, — сказал он. — Но ведь это бревно даже не обработано! Его никогда не касалась рука зодчего!

— Зато, — ответил Омельянов, — его касалась какая-то другая рука, которая наклеила на него фотографию удивительного дома. Взгляните!

С этими словами он вынул из кармана и протянул собравшимся лупу.

Через минуту все сотрудники сгрудились у стола. Мельницу, привыкшую к сухим научным речам, наполнили крики восторга.

— Ух, ты!

— Вот это да!

— Именно в таких домах жили зажиточные крестьяне девятнадцатого века!

Из подписи к фотографии работникам музея удалось узнать, где она была сделана. Они решили как можно скорее отправиться в Папаново и попытаться купить дом Федора Коровина.

Нижний голос

А на Папаново все падал и падал снег. Жителям деревни уже не хватало сил, чтобы с ним справляться.

Пьяница Никанор, который снег не убирал из принципа, однажды обнаружил, что дверь не открывается, и стал выходить из дома через окно. Отцу Игнатию хватало духу только на то, чтобы расчищать узкий проход от забора к двери церкви. И лишь Фросин двор оставался аккуратным, как прежде, благодаря силачу Герасиму.

В то воскресенье он с раннего утра чистил лопатой дорожки. Фрося, беспокоясь о здоровье медведя, повязала ему на шею толстый красный шарф. Правда, она не была уверена, поможет ли шарф, если на Герасиме из одежды все равно больше ничего нет. Она уже сварила для него кофе и теперь раздумывала, какие дела сегодня нужно переделать по дому и где что прибить.

Ну, во-первых, нужно счистить снег с козырька над крыльцом. Это придется делать самой, потому что Герасима козырек, конечно, не выдержит, а еще одной сломанной ноги ей в доме не надо. Потом хорошо бы забраться на чердак и посмотреть, не отвалилось ли чего там и не собирается ли крыша провалиться от такого количества снега.

Раздумывая, Фрося вполуха слушала, как во дворе ширкает лопата и как Герасим напевает «Ах, вы сени, мои сени…». Вдруг ей на ум пришла замечательная мысль.

Фрося быстро натянула крутку и выскочила наружу. Тут же ветер швырнул ей в лицо снежную труху. Фрося как следует покашляла, отряхнулась и бросилась по расчищенной дорожке к медведю.

— Герасим, — крикнула она, — ты хочешь петь в хоре?

Медведь перестал махать лопатой, задумчиво посмотрел на растрепанную Фросю и ответил:

— Угу.

Когда расчистка двора и козырька над крыльцом была окончена, Фрося с медведем, как она выражалась, «почайкофили» и отправились в церковь. К счастью, главную улицу время от времени, когда он не застревал по дороге, чистил бульдозер из Полево. Так что передвигаться по ней можно было более-менее свободно.

Деревянная лопата для снега сломалась у отца Игнатия еще прошлой зимой. Поэтому теперь он выбивался из сил, разгребая сугробы обычной садовой лопаткой, которой он летом окучивал приходской огород. Вдруг он услышал, как за спиной от чьих-то шагов скрипит снег. Отец Игнатий обернулся и перекрестился. Он, конечно, уже не раз встречал Герасима на единственной Папановской улице и в магазине. Но священник никак не мог привыкнуть к тому, что у них в деревне живет медведь, да к тому же говорящий.

— Здравствуйте, — сказала Фрося, — вот, я привела вам нижний голос.

Отец Игнатий пробежал взглядом по красному шарфу и посмотрел в морду медведю.

— Ты, правда, умеешь петь?

— Угу, — ответил Герасим.

— Тогда вот что, — решил священник, — я сейчас домолюсь в церкви и пойдем в клуб.

Фрося посмотрела в небо, откуда падали редкие снежинки. Видимо, запас снега там наконец заканчивался.

— А по-моему, молиться лучше на улице.

— Почему? — удивился отец Игнатий.

— Тут богу лучше слышно.

Священник улыбнулся.

— Ему стены не помеха. Потому что Бог есть везде.

— Даже в бане? — изумилась Фрося.

— Ну… да.

— Надо же. — Фрося посмотрела на церковь. — А вы, если все равно будете молиться, не могли бы заодно попросить бога за бабушкину ногу? Сколько это стоит?

Отец Игнатий с сомнением посмотрел на Фросю. Если ему предлагали деньги за молитвы, он никогда не отказывался, ведь нужно на что-то содержать приход! Но брать деньги с маленькой девочки, которая к тому же осталась без бабушки, ему было неудобно.

— Ничего, — сказал он, — я так помолюсь. Это не сложно. Раскрывай рот и все. Чистить снег намного труднее.

Тут Фросе в голову пришла новая идея.

— А давайте, пока вы будете молиться, мы уберем снег с дорожки! Надо, чтобы все делали то, что они умеют — те, кто могут убирать снег, убирали его, а те, кто могут разговаривать с богом, с ним разговаривали.

Отец Игнатий погладил Фросю по голове, отдал лопату Герасиму и направился к церкви.

— И передавайте богу от меня привет! — крикнула Фрося. — Пусть не чихает!

Пока священник молился за здоровье всех жителей Папаново и Аглаи Ермолаевны в частности, Герасим с помощью ее внучки убрал снег с дорожки. Кроме того они расчистили тропинку к дому отца Игнатия, куда ему раньше приходилось добираться по колено в сугробах. Вернее, дорожки чистил медведь, а Фрося поправляла его шарф, когда он начинал развязываться, и пела подряд все песни, которые бабушка исполняла в хоре. Во-первых, медведю было веселее махать лопатой, а во-вторых, надо же было познакомить Герасима с его будущим репертуаром!

Через полчаса отец Игнатий закончил службу, и они все вместе, включая лопату, отправились в клуб. Лопата, конечно, петь не собиралась, но ею надо было расчистить проход к двери. Наконец они вошли в теплое, темное помещение, и отец Игнатий включил свет.

Сельский клуб состоял из прихожей и небольшого зала. В прихожей на одной стене висели крючки для одежды, а на другой — две большие доски. На первой была написана конституция Российской Федерации. Вторая существовала для того, чтобы на нее прикреплять объявления и вырезки из газет с интересными статьями. Если в клубе собиралось много народу и крючков на стене не хватало, то одежду вешали на гвозди, которыми крепилась доска с конституцией, потому что ее в отличие от объявлений все равно никто никогда не читал.

Но сейчас крючков вполне хватило, поскольку посетителей было всего трое. Раздевшись, они прошли в зал, где отец Игнатий сел за старое пианино. Фрося, чтоб Герасим не очень смущался, поднялась вместе с ним на невысокую сцену. Они вышли на середину и встали возле стола, где тускло блестел графин с водой — вчера здесь проводили заседание работники молочной фермы.