Евгения Кретова - Вершители. Часть 1. Посох Велеса Страница 10

Огонь деловито занимался, поднимаясь все выше, цепляясь за бревна, перекидывая пламенные языки ярус за ярусом, пока не подобрался укутанным в саван телам. Перед ними замер на мгновение, как живой, преклонил колени, обвил тонкими руками–змеями, обнял, словно родных. И через минуту уже укрыл оранжево–алым одеялом.

Люди вышли за круг, взялись за руки, потянули хоровод. В начале медленно напевая слова, затем ускоряясь. Катя видела, как мелькает, подпрыгивая, Ярушкина коса с голубой лентой, да возносится к краснеющему небу темный дым кроды.

Сердце Кати тоскливо сжалось: ей вспомнился такой же костер, только в разы больший, собранный по погибшему близкому ей человеку.

Память напряглась, выхватывая из прошлого обрывки воспоминаний.

Крутая лестница. Укутанный белым погребальным саваном мужчина. Она наклоняется, целует восковой лоб, ей больно и она плачет. Рядом чья-то твердая рука ведет ее вниз, с лестницы. Она поднимает глаза и видит огромный корабль, ладью, словно сошедшую с иллюстраций сказки про Садко. И огонь так же почтительно взбирается по доскам. Оставляя лишь память о том человеке, с узким восковым лицом и шрамом через правую щеку.

Отчего так больно?

Кто он ей?

Воспоминание, полыхнувшее острым лезвием, заставило застонать: в той кроде был ее дед. И звали его Любомир.

Вернулись поздно.

Всю обратную дорогу от полыхающей кроды до дома, шли молча, слушая писк комаров да разномастное кваканье лягушек. Короткие сибирские сумерки уже сверкали синевой, а сверчки спели не одну песню, когда они, наконец, переступили порог дома Ярушкиной бабушки.

Катя, вытянув от любопытства шею, заглядывала через покатое плечо пожилой женщины: стоило ей только потянуться к двери в дом, как тот, словно ожил – внутри что-то скрипнуло, заклокотало, проем молодцевато расширился, пропуская внутрь хозяйку. В щель открывающейся двери Катя видела, как внутреннее пространство раздвигается, и вот остающийся простой деревянной избой дом внутри преобразился в просторный терем внутри.

Девочка ахнула, заметив, как полыхнула огнем затопленная сама собой печь, украшенная яркими, солнечными, изразцами, а большой дубовый стол по-солдатски подравнялся по стойке «смирно», пихнув в бок замешкавшуюся лавку.

Ярушкина бабушка, искоса поглядывая на незнакомую девочку, кивнула в сторону открывшегося перехода:

– Наверх пойдем, – тихо скомандовала, и проворно направилась через галерею.

В это же мгновение над ее головой с легким щелчком возник и торжественно поплыл впереди, освещая им дорогу, изумрудно-белый шар света.

Войдя в комнату Ярушки, старушка села во главе стола, уперлась острыми локтями в темную поверхность:

– Сказывайте.

Катя осторожно присела на край лавки. Ярослава – рядом с ней. Толкнула легонько в бок:

– Сказывай.

Катя выдохнула.

– У меня мама пропала, – решила она начать с главного. – Растаяла прямо посреди комнаты.

И она, в начале медленно, тяжело припоминая подробности произошедшего – и про кошку-Могиню в окне, и про шкатулку, и про трех грабителей, – пока не выпалила как скороговорку:

– Я от этого зверя бросилась, лампа стала гореть ярче у одной двери, я ее толкнула, что было сил, и оказалась здесь, в этой самой комнате.

Голос предательски дрогнул, и она заревела:

– Я заблудилась, понимаете? Я теперь не знаю, как мне домой вернуться, как мне маму найти!..

Ярушкина бабушка задумчиво уставилась в стол. Комната медленно открылась, в нее проскользнула молодая женщина, с девчонкой на руках:

– Ах, вот вы где! —воскликнула. – А мы с Марьюшкой обыскались вас.

Женщина заметила незнакомую ей девочку, с красными от слез глазами, торопливо вытиравшую их рукавом, напряжение, царившее за столом:

– Что это вы тут?

Бабушка кивнула ей приветливо, улыбнулась:

– Садись, Ефросинья, разговор сейчас будет, – и она внимательно посмотрела на гостью. – А теперь все в подробностях сказывай: матушка твоя как утренний туман рассеялась, али зорькой утренней?

Катя с трудом могла представить как тает вечерняя зорька:

– Как утренний туман, – предположила она и пояснила: – Только туман просто тает, а мама светилась, и будто в свет превратилась. Как облако.

– Значит, как зорька вечерняя, – задумчиво хмыкнула старушка, – сказывай дальше. Теперь про посох сказывай.

Катя подробно описала посох, каким увидела его на рисунке.

Старушка скривилась:

– Не Велесов посох начертан был. Что угодно, да токмо не он: на ем цепочкой тонюхонькой знаки начертаны тайные, а никаких кустов вокруг быть и не могло. Дальше говори: коридор опиши.

А сама встала, подошла к сундуку, из которого вывалилась Катя несколько часов назад. Сокрушенно поцокала языком на выломанный замок, осторожно заглянула внутрь, прислушалась.

Катя тем временем, иногда вытягивая шею и заглядывая под локоть Ярушкиной бабушке, послушно описывала коридор внутри шкатулки, многочисленные двери.

В конце рассказа аккуратно положила на стол шкатулку. Медленно, дрожащими пальцами, разложила перед хозяевами моток ярко-красный ниток со штопальной иглой и камень.

Искоса она глянула на старушку: вдруг, как и те трое бандитов, она не видит шкатулку. Но – нет. По удивленному взгляду цепких, совсем не старушечьих глаз, ясно – все видит, и, кажется, узнает.

Ярушкина бабушка задумчиво смотрела на шкатулку.

Все молчала и молчала. Думала. Катя ждала.

Тут старушка глянула на Ярославу, да так, что та аж подскочила со скамьи, будто ее кипятком ошпарили.

– А ну-ка, внучка, затвори-ка ставенки, да закрой так, чтоб ни одна живая душа не увидала – не услышала. Посмотрю заодно, чему тебя Стар научил…

При этих словах Ярушка изменилась, приосанилась, повзрослела.

Она вскочила на лавку, повернулась к окну и начала что-то тихо шептать, а руки у нее словно птицы то взлетали вверх, то замирали, то падали камнем вниз. То волной шли вдоль горизонта.

Катя прислушалась.

– Приди морок темный, – шептала Ярослава, – приходи на помощь в час вечерний, закрой–занавесь окна туманом, затвори ставни полуночью, унеси прочь голоса да звуки, да спрячь до поры до времени под тяжел камень на дне моря-окияна.

Катя внезапно почувствовала, что пространство вокруг уплотнилось и ожило.

Яркие цвета стали смазываться и таять, а звуки, еще доносившиеся с соседских дворов, потеряли четкость. И пока Ярушка говорила, повторяя раз за разом одни и те же слова, из пальцев ее тек тонкими струйками серый дымок и застилал окно, словно занавесом, медленно полз по стенам светелки, карабкался к потолку и устилал ковром дощатый пол.

И чем дольше девочка нашептывала те слова, тем плотнее становился серый дымок, постепенно сгущаясь, уплотняясь. Изумрудно–белый шар, моргнув, потускнел и погас.

В светелке стало тихо и темно как в беззвездную ночь: Катя слышала лишь биение своего сердца и шелест неровного дыхания.

Но уже через мгновение она почувствовала рядом с собой движение. Это старушка повела рукой, и на столе появилась толстая восковая свеча. Повела рукой еще раз, несмелый огонек сверкнул на фитильке.

Свет от свечи небольшим кружком лег на стол, мягко освещая лица собравшихся женщин.

Катя с ужасом огляделась вокруг. Комната преобразилась. За их спинами стеной клубилась мгла. Темный туман плотным и живым покрывалом струился по стенам, сделав невидимыми дверь и окно, тонким шелковым ковром застилал пол. Он клубился, переливался всеми оттенками серого, местами становясь белым как пепел, а местами угольно-черным. Казалось, этот колдовской туман съел все цвета и звуки, оставляя лишь обезличенный серый.

– Ну что ж, внучка, знатная работа, – казалось, старуха была удовлетворена тем, что наделала внучка. – Теперича слова мои ни явьм, ни навьим ушам не доступны будут.

Катя переводила взгляд с появившейся из воздуха свечи на серый сумрак вокруг, ошалело раскрыв рот:

– Вы, что, колдуньи?

– Э-нет, внучка, – улыбнулась старушка и любовно посмотрела на Ярославу. – Колдуньей у нас Ярушка будет, как вырастет да выучится. А я просто ведьма, – она многозначительно подняла вверх крючковатый палец. – Могиней меня величают.

При этих словах Катя ахнула.

Глава 8. СУНДУК

– Ну, ты чего уставилась на меня, будто пень говорящий увидела? – усмехнулась старушка. – Ты лучше слушай…

– Сундук энтот, – она кивнула на притаившийся у стены кованный сундук, – с незапамятных времен в нашем роду хранится. И бабка моя о ем много чего знала. Да не обо всем сказывала, – старушка стукнула указательным пальцем по столу. – Ты, внучка, верно подметила, что связаны они как-то: твоя шкатулка и сундук энтот. О том я не ведала, теперь ясно стало.

– А откуда он у нас, бабушка? – это Ярослава, внимательно вглядываясь в привычную вещицу, все удивлялась.

– Говорю ж «со времен незапамятных». Еще бабка моя им владела, а до нее – ее. Ефросиньюшка-то у меня еще девчонкой сопливой бегала, когда бабка моя помирать собралась. Вот и сказала мне, что сундук беречь надобно, что с ним-де пророчество какое связано.