Дэвид Фарланд - Мыши и магия Страница 11

— Нет-нет, только не в присутствии наших гостей. Кроме того, вы уже переслушали все мои сказки и песни.

Своим пронзительным взглядом он уставился на Бена.

— Может быть, у тебя есть для нас история или песня? Что-нибудь… человечье?

Бен задумался на мгновение, а потом улыбнулся.

— Ну да, есть у меня одна песенка, — сказал он. — Песенка про мышей.

И он начал напевать тихим голоском. Янтарка тут же узнала песенку из зоомагазина: Кормилица часто мурлыкала ее, когда насыпала им мышиный корм. Однако слова она понимала впервые. Вот что пел Бен:

Три мышки слепые, три мышки.Смотри, как бегут, смотри, как бегут.Бегут за крестьянкой бегом,что каждой оттяпала розовый хвостикогромным столовым ножом.Ты раньше картины такой не видали вряд ли увидишь потом.Три мышки слепые, три мышки.

Янтарка была потрясена до глубины души. Милая песенка оказалась мрачной историей про преступную крестьянку, которая подло напала на грызунов, совершенно очевидно являвшихся инвалидами по зрению, и, воспользовавшись их беззащитностью, намеренно нанесла непоправимые увечья их хвостам!

Пока Бен пел, полевки дрожали все сильнее и сильнее и уже начали пятиться от него в ужасе. Бен не обратил на их реакцию никакого внимания. Напротив, он пел весело и с улыбкой, словно все это была забавная шутка. О, какое жестокое пробуждение к реальности! Да, Бен — не мышь и никогда ею не был.

— Так вот что вы, люди, делаете с мышами? — требовательно вопросила Янтарка, когда смолкли последние звуки песни. Бен оторопело воззрился на нее, явно ничего не понимая. — Там, в зоомагазине, я… мы все думали, что вы любите мышей. Мы думали, что вы берете нас к себе домой, чтобы кормить, гладить и играть с нами. Мы искренне полагали, что значим что-то для вас!

Бен виновато отвел взгляд.

Полевки смотрели на них, онемев от шока.

— Мы никому не отрубаем хвосты. Честно! — попытался возразить Бен. Усы его нервно подергивались.

Словно в мгновенной вспышке озарения Янтарка снова увидела свою маму, и старого Ячменную Бороду, и всех прочих мышей из зоомагазина, которыми так умилялись покупатели. Где-то они сейчас? Что с ними сталось?

Янтарка дрожала с головы до ног, и причиной тому был далеко не только прохладный ночной воздух.

— Бен, — сурово сказала она, — отвечай: что вы, люди, делаете с мышами?

Бен отступил на шаг и отвел взгляд.

— Я не знаю, — тихо сказал он.

— Что случилось с моей мамой, с моей семьей, с моими друзьями? — не отставала Янтарка. Она твердо вознамерилась прояснить этот вопрос, сколько бы боли ни сулили ей эти открытия, и собиралась давить на Бена, пока он не скажет ей правду.

Бен ерзал, трясся и хватал ртом воздух. Он попытался увернуться, но магия Янтарки словно бы выжимала из него слова. Сдавленным голосом он пропищал:

— Я точно не знаю, но, когда я тебя покупал в магазине, ты стоила очень дешево. Я сначала подумал, это все потому, что вы были не такие красивые, как те пятнистые мыши… Но на вашей клетке была еще такая табличка… и на ней было написано: «Мыши кормовые». В общем, теперь я знаю. Вас специально выводят, чтобы кормить вами змей и ящериц.

Янтарка испустила горестный писк. Так вот оно что! Вот какова на самом деле суровая реальность!

И она горько разрыдалась.

Она скорбела не только о своей маме и родных, но обо всем мышином роде во все времена, о мышах, которые рождались в клетке и покидали ее только для того, чтобы переселиться в чей-то желудок.

— Их всех? — слабо переспросила она. — Их всех съели? Так вы, люди, нас совершенно не любите? Вы не берете нас к себе домой и…

— По большей части мышей мы убиваем, — признался Бен. — Мы ставим на них мышеловки или раскладываем отравленные приманки. Но иногда, — добавил он, словно пытаясь извиниться, — мы все-таки держим их дома как домашних животных.

— Тех красивых разноцветных мышей, — поняла Янтарка. — Дорогих мышей в шикарных клетках. Тех, которые день-деньской бегают в тренажерном колесе и качаются на качелях, и едят чипсы в йогурте и другую вкусную пищу.

Этого Бен не смог отрицать.

— Я хотел тебя оставить, — сказал он. — Я хотел с тобой дружить.

Воцарилось долгое молчание. Янтарка не могла вымолвить ни слова. Дружить? Как, интересно, они смогли бы дружить после этого?

Слезы потоком лились у нее из глаз.

Ее свободная мышиная жизнь только-только началась, а у нее было такое ощущение, что уже наступил конец света.

— Я должна пойти обратно, — сказала она наконец. — Я должна отправиться обратно в зоомагазин и всех их освободить.

Куда идти, было совершенно непонятно. Мир, в который она попала, оказался опасным и неприветливым местом.

Бен долго смотрел на нее, подрагивая от пережитого волнения.

— До зоомагазина очень далеко, — сказал он. — Это слишком опасное путешествие для простой мыши.

— Боюсь, тебе придется пойти со мной, — холодно ответила на это Янтарка. — Иначе я… я превращу тебя в…

— Во что? В слизняка? — устало спросил Бен. Чтобы она ни сделала с ним в будущем, хуже случившегося это быть уже не могло.

— Нет, я превращу всю твою семью в мышей.

Янтарка чувствовала, как внутри нее поднимается волна темной силы.

Бен в ужасе отшатнулся от нее.

— Хорошо, — тихо сказал он через несколько мгновений. — Я отведу тебя в зоомагазин и помогу освободить мышей. Но за это я хочу получить плату. Слышишь? Я хочу, чтобы ты освободила меня и превратила обратно в человека.

Янтарка улыбнулась себе в усы. Она получила то, что хотела, — даже если для этого пришлось применить силу.

«А из меня получилась бы отличная злая колдунья», — подумала она.

Глава шестая

НОЧЕКРЫЛ

У меня заныли кости.Значит, жди дурного гостя.

В бодрящей прохладе ночи колдун вершил свой полет над океаном тьмы, в котором отражался бледный лунный лик. Над ним неслись в безмолвной скачке звезды; внизу расстилался темный ковер лесов.

Ночекрыл до сих пор ощущал отголоски Янтаркиной магии. На западе все еще полыхал, медленно угасая, пурпурный столб волшебного пламени.

Ha лету колдун пел:

Похоронный слышен звон,долгий звон!Горькой скорби слышны звуки,горькой жизни кончен сон.Звук железный возвещаето печали похорон![10]

— О нет! — скорбно возопил Дарвин. — Только не это стихотворение! Сколько можно?!

Он зарылся головой в нежную плоть Ночекрыловой подмышки и попытался зажать себе уши всеми восемью лапками сразу.

— Любое стихотворение! Любое, только, пожалуйста, не это. У меня уже в голове гудит. Я больше не выдержу.

Поскольку мольбы явно не действовали, он перешел на более угрожающий тон:

— Еще один опус — и, клянусь хоботком моей матери, я займусь твоей яремной веной.

— Ты — нудный паразит! — с достоинством отвечал ему Ночекрыл. — Ты разбираешься в поэзии не больше, чем свиноматка — в живописи Ван Гога. Эдгар Аллан По — величайший поэт рода человеческого на всем протяжении его истории. В сравнении с ним Данте Алигьери — просто фонтан банальностей, а шекспировские вирши — жалкий лепет заики.

И Ночекрыл взял курс на ближайший дом, голося во все горло:

И невольно мы дрожим,от забав своих спешими рыдаем, вспоминаем,что и мы глаза смежим.[11]

Дарвин вонзил хоботок в шею колдуна.

— Еще немного — и будет глотка, — пригрозил он.

— Смотри! — закричал в то же мгновение Ночекрыл. — Се источник силы, силы! Время, время, ход свой стылый свей скорее в рунный стих!

Ликуя, он заложил вираж над крышей погруженного в безмолвие дома на темной окраине города. Перед ним на тротуаре одиноко и слабо мерцал фонарь. У обочины притулилось несколько машин. Но сияние магического выброса растекалось внизу пурпурной мерцающей дымкой, то вспыхивая, то угасая, словно пламя задыхающейся в предсмертной агонии свечи.

Ночекрыл снизился, чтобы просканировать местность на предмет любых животных, обладающих магической аурой. За домом рыскала пара кошек, но ничего примечательного в них не было. У крыльца стояла полицейская машина, ее мигалка тревожно сверкала белым и синим.

Источник магического излучения располагался внутри дома.

Ночекрыл медленно приближался к нему, очерчивая широкие круги. Его огромные уши уловили человеческие голоса, доносившиеся из комнаты на втором этаже.