Владислав Крапивин - Лужайки, где пляшут скворечники Страница 15

Кей решил, что к отцу и очередной мачехе не пойдет ни за что на свете. Поживет несколько дней у одноклассника Данилки Котова, а потом как-нибудь вернется в Ново-Картинск. Нитка отругает, конечно, но не станет же отсылать в лагерь после срока.

Данилка был не очень близкий приятель, но человек славный. И мама его тоже. Не прогонят, небось.

Но все получилось не так. Котовых не оказалось дома, соседи сказали, что Данилка с мамой уехал куда-то отдыхать. И что теперь? Побрел Кей один-одинешенек по улицам.

В киоске у Арбузного рынка он купил две плюшки — ели хватило собранной по карманам мелочи. Стал шагать по заросшим окраинным переулкам. Потом сел в лопухи, прислонился к бетонному забору. Подошел откуда-то, встал перед Кееем клочкастый серый пес, ростом с козу. Вопросительно глянул желтыми глазами.

— Тебе, что ли, тоже некуда деться? — спросил Кей. И отдал псу одну плюшку.

Пес деликатно сжевал угощение. Но, видимо, ему было куда деться: он махнул хвостом и пошел прочь.

— Эх ты… — сказал Кей. Впрочем, без упрека, просто так.

Пес оглянулся. Подошел опять, обнюхал у Кея джинсы, вновь двинулся от него, но медленно. Шагов через десять он остановился, вернулся. И все повторилось: медленный уход с оглядкой.

— Ты зовешь меня с собой? — вдруг догадался Кей. Пес часто замахал репьистым хвостом. Кей пошел следом, и захотелось ему заплакать — от непонятной надежды и благодарности. Пес привел мальчишку на заросшие заводские пустыри. Кей, хотя и давно жил в этом городе, раньше здесь не бывал. Его странно успокоила солнечная, полная бабочек тишина. А потом встретились мальчишки. Такие же незлобивые и понимающие, как Валька. Узнали грустную историю Кея и сказали: «Живи пока с нами».

И он стал жить. То у Андрюшки-мастера и его старого дядюшки, то у тети Агнессы, в ее шумном, обтрепанном и многодетном семействе, то у вечно пьяненькой бабы Кати, приходившейся не то бабушкой, не то теткой Лельке — лохматому существу, которое с первого дня стало смотреть на Кея преданными очами.

Сперва-то он думал: поживет здесь дня три-четыре и рванет к сестре в Ново-Картинск. Тем более, что здешние добрые жители обещали собрать денег на билет. Но в том-то и дело, что с ними, с добрыми — и пацанами, и взрослыми — расставаться не хотелось. Да и время, отмеряемое звоном колоколов и рельсов, текло как-то странно: то еле двигалось, то казалось непонятно быстрым, то… чудилось, что длинный день как бы возвращается к собственному утру. Да и некогда было особенно раздумывать. Жизнь сделалась похожей на хороший сон. Было на пустырях столько замечательного, столько загадочного. И столько мест для всяких игр…

Кей решил, что поживет здесь положенные по путевке четыре недели. Пусть Нитка думает, что он в лагере, и спокойно решает свои проблемы. О судьбе автобуса он по-прежнему ничего не знал. А то, что в лагере должны были сразу обнаружить исчезновение Иннокентия Назарова и поднять тарарам, ему как-то в голову не пришло. Наверно, потому, что пустыри навевали безмятежность: никаких страхов, никаких забот…

По прикидке Кея, он пробыл здесь около двадцати дней, когда на вечерней лужайке его окликнул Тём…

— Кей, это ты?! Это в самом деле ты? Живой?!

Он удивился. Даже испугался, будто очнувшись:

— Тём, а что случилось?.. Ой… меня ищут, да?

После короткого и бестолкового разговора Артем понял: Кей не врет про свои три недели. Видно, старик Егорыч был прав: странностей в этом мире хватает:

Здравствуй, месяц и луна,Здравствуй странная страна…

Было сейчас не до изумления, не до ужаса перед загадками пространства и времени. Было другое, главное: Кей — вот он! Настоящий, родной, как братишка!..

И две тревоги, две заботы стремительно одолели Артема. Во-первых, ни в коем случае не отпускать от себя Кея: чтобы не исчез вновь, не растворился, не сделался опять просто памятью и болью. Во-вторых: как подготовить Нитку? Ведь такая стремительная радость бьет иногда по нервам и сердцу с той же силой, что беда.

Впрочем, Кей тоже не хотел расставаться с Тёмом.

Вдвоем они явились к Александру Георгиевичу. Артем в сторонке шепотом коротко рассказал старику про Кея и Нитку. Тот почти не удивился, обрадованно покивал:

— Ну что же, я и говорю — не случайно все это. Значит, судьба…

— Но время… два года там, три недели здесь… Как такое могло быть?

Старик покивал опять:

— Могло. Здесь всякое бывает. Поживешь — привыкнешь.

— Это что же? Выходит, здесь, на Пустырях, за два года ни разу не было зимы?

— Для кого как… Возможно, и в самом деле не было. А зачем она?.. Да и двух лет не было тоже… Видно, кто-то берег мальчонку для нынешнего дня… Ты, Артем, не бери пока в голову. Со временем в ней, в голове, все уложится…

«С каким временем?» — мелькнула беспомощная мысль. Но старик продолжал:

— А теперь, как я вижу, вам самый момент посмотреть тот домик, о котором я говорил…

Кей возликовал, узнав, что отныне они будут жить вместе: он, сестра и Тём.

— Давно бы так! А то с малолетства ходите друг возле друга, как боязливые кошки у чужих сливок…

Артем слегка хлопнул его по пушистому затылку. Кей прошелся колесом по клеверу и ромашкам прямо к дверям будущего жилища.

Домик им понравился. Три комнатки, кухня… Правда, ни ванны, ни всего остального, ну да ладно, зато своя крыша над головой. Надо только выкинуть хлам, да сделать кое-какой ремонт.

— Только не вздумай пристраивать к дому курьи ноги, — предупредил Тём. Кей радостно захихикал.

Решили, что новосельем займутся завтра. А сейчас… Артем подавил отчаянное желание немедленно мчаться на швейную фабрику, разыскать через диспетчера Нитку… Нет, нельзя так. Надо привести в порядок «состояние души», тщательно обдумать будущий разговор с Ниткой.

Но ничего не обдумывалось. Солнце вдруг стремительно съехало за дальние цеха, глаза у Артема начали слипаться. Кей тоже обмяк и почти висел на Тёме, вцепившись в его локоть.

Старик забрал их к себе, заставил выпить чаю с медом, уложил на куче какого-то старья, покрытого ветхим одеялом. Укрыл еще одним одеялом. Артем уснул, ощутив напоследок, что Кей крепко держится за его руку.

Утром Кей спал как убитый. («Тьфу ты, какое дурацкое сравнение! Лучше так: без задних ног!»). Ну и ладно, это, наверно, и хорошо.

— Егорыч! — Артем у же так называл старика, а тот говорил ему «ты». — Только ради Бога никуда не отпускайте его от себя, пока мы не придем! А то вдруг опять исчезнет, что тогда? В крайнем случае, заприте!

— Да не бойся ты, Тёмушка, никуда не денется! Здесь с ним ничего не случится… Хлебни чайку-то на дорогу.

Было семь часов. Около часа Артем добирался до фабричного общежития. Только шагнул к неуютному бетонному крыльцу — Нитка навстречу. Смеется, придерживает летучие волосы. На плече — замшевая сумка с белой бахромой, синие капельки-сережки в ушах.

Она с разбега храбро чмокнула Артема в щеку. И сразу насторожилась:

— Тёмчик, ты чего?

— Чего?

— Не такой какой-то…

— Нет, я «такой». Все в порядке. Даже лучше, чем в порядке. Только…

— Что «только»? — Синие глаза потемнели до черноты. — Говори сразу.

— Сразу… это трудно. Нитка… Понимаешь, сперва получается снова о печальном. Об автобусе… Слушай, а ты точно уверена, что Кей был в нем во время взрыва? — Это он как в холодную воду прыгнул.

— Тём… ну ты прямо совсем наивный мальчик, да?

«Не заплакала бы…»

— Видишь ли, я подумал… Бывает, что мальчишки иногда сбегают по пути в лагерь… если им туда неохота… Ты не говорила с ребятами, которые уцелели?

— Как с ними говорить? Они все были такие… кто в шоке, кто еле жив… Да и зачем? Ведь фенька-то…

— Ребята, бывает, меняются феньками…

Нитка чуть отодвинулась. Будто захолодела.

— Тём, зачем ты это… бередишь? Мне иногда и так снится, что он живой… бежит навстречу…

— Извини… Пойдем… — И они пошли по пыльному асфальту — рядом, но будто каждый сам по себе. — Нитка… ты пойми. Разве я стал бы говорить это… если бы совсем никакой надежды…

— Тём… какой надежды?

— Ну… надежда всегда есть, — сказал он глупо. Шел и смотрел на асфальт, под ноги. Боялся взглянуть на Ниткино лицо.

— Тём, ну, если бы он спасся… потом-то куда девался?

— Видишь ли… я знал там, на войне, такие случаи. Люди после взрывов, ранений, иногда теряют память, их долго никто не может найти. А время для них как бы замирает…

— Сказочник, — вздохнула она уже без обиды, ласково даже. Щекой погладила его плечо. Волосы со знакомым запахом щекотнули ухо. — Ты, кажется, сам начинаешь верить… Зачем?

— Затем… Нитка, разве бы я стал резать по живому? Если бы не знал…

Она обогнала его, встала на пути.