Владислав Крапивин - Лужайки, где пляшут скворечники Страница 16

Она обогнала его, встала на пути.

— Тём… Ты… видел его?

— Да… — И снова сказал: — Да! — Потому что по белым Ниткиным щекам побежали крупные капли.

— Тём, он… сильно вырос, да?

— Ничуть. Я же говорю: время замерло для него… Ну, ты только не реви, слышишь! Не смей!..

Все же случилось то, чего он боялся. Увидев Кея, Нитка на минуту потеряла сознание. Кей громко заревел — решил, что сестра умерла. Потом они ревели вдвоем, вцепившись друг в друга, но это было уже не страшно.

К удивлению Артема, Нитка пришла в себя довольно быстро. Уже через час она деловито осматривала «свой» дом и попутно негодовала по поводу «совершенно запущенного вида» своего вновь обретенного братца. Ну и в итоге — корыто, стирка, отмывание и педагогическая беседа.

— Ты, сокровище мое, тут совсем отбился от рук. Придется начинать воспитание заново.

— Не-е! Я и так воспитанный! Я очень ин-тел-ли-гентный! — веселился Кей, кутаясь в рубаху Артема.

— Станешь еще интеллигентнее, когда я возьмусь за тебя вплотную… Тём, надо купить ему приличную одежду. Сходишь в «Детский мир»?

— Конечно!

— Хотя… нет, Тём, не надо.

— Почему?

— Я… боюсь. — Нитка растерянно обмякла. — Вдруг уйдешь и… с тобой что-нибудь…

— Господи, до чего глупая девочка.

— Ага… Но давай лучше вместе.

— Давай! Конечно!

— Ой. Нет… Уйдем, а Кей вдруг… куда-нибудь…

— Да куда этот партизан денется, без штанов-то! Я даже рубашку у него заберу, а он будет сидеть… в этом бурнусе. — Тём дернул с окна пеструю скатерть-занавеску. Сразу стало солнечно и весело.

— Ладно… Нет. Пусть он вместе с нами.

— Но его рубище совсем еще сырое!

Нитка вновь обрела уверенность.

— В рубище идти в город все равно немыслимо. Стопроцентный беспризорник. — Она толкнула наружу оконные створки. — Лелька! Скажи, здесь у кого-нибудь есть швейная машина?

— У нас есть! — раздался полный радостной готовности детский голосок.

— Только мне ее сюда не дотащить!

— Мы дотащим! А баба Катя разрешит?

— А ей уже все равно!

Артем пошел с кучерявой и чумазой, одетой тоже в «рубище» Лелькой. Она жила с бабой Катей в однокомнатной, осевшей среди репейников развалюхе со старинной голландской печью. Баба Катя мирно почивала на узкой железной кровати. У кроватной ножки была аккуратно поставлена четвертинка.

Машина оказалась могучим, столетней давности «Зингером». Артем понес ее Нитке с большим сомнением. Желтая сурепка и лебеда шуршали по штанинам. В солнечной, привычной уже тишине прокатились колокольные удары (серединадня уже, что ли?). Поперек тропинки проскочили два зайца — рыжий Евсей и незнакомый, с кошачьим черно-белым окрасом. Несколько мальчишек окликнули издалека:

— Кей сегодня выйдет?

— Кей сегодня занят, — отозвалась Лелька с важностью человека, причастного к серьезным делам.

Вопреки опасениям Артема, Нитка обрадовалась «Зингеру»:

— Это самая надежная модель, не то что нынешняя электроника!

Она взяла с подоконника цветастый бурнус, растянула на руках, глянула поверх него на брата глазом опытного закройщика.

Кей сразу понял. Взвыл:

— Это чтобы я ходил в такой девчоночьей пестрятине?! Не буду!

— Дурень, — сказала Нитка. — Сразу видно, сколько времени ты тут проторчал. Сейчас у мальчиков это самая мода. Считается, чем разноцветнее, тем…

— Прикольнее, — подсказал Артем. А Кею украдкой показал кулак.

Он понимал: в Нитке еще крепко сидят нервные страхи, а привычная работа хотя бы немного успокоит ее.

В замшевой сумке Нитки нашлось все, что нужно (сразу видно: профессионал). Всякие пуговицы, белая и черная катушки, зловещего вида ножницы, рулетка с клеенчатой мерной лентой.

— Все равно я не буду обмеряться, — надулся Кей.

— И не надо. Я тебя и так знаю до последнего сантиметрика. За два года ты не увеличился…

— За три недели!

— Тем более. Иди сюда, будешь вертеть ручку.

Кей подчинился. Вертел. Но смотрел набыченно, в сторону, и, кажется, не видел, как елозит под стрекочущей иглой желто-черно-красная материя, как из ее кусков возникает легонький ребячий костюм. Да, Нитка была мастер! Часа не прошло — и готово! Нитка безжалостно отодрала от сумки белую бахрому, украсила ею боковые швы на коротеньких штанинах и нагрудный карман.

— Хватит губы-то дуть! Это индейский стиль, называется «Миннесота». Я же не зря в цехе детской одежды спину гну… Надевай.

Кей, сопя, бубня и оглядываясь на окно, натянул обновку прямо на голое тело. А что ему оставалось делать?

— Во! — показал палец Артем. Кей стрельнул глазами: «Это ты к ней подлизываешься».

Заглянула в окно Лелька, обомлела от восторга:

— Кей! Ты как салют по цветному телевизору!

Но Кей продолжал дуться. Даже когда выбрались с Пустырей и ждали у Арбузного рынка автобус, он поглядывал вокруг с опаской. Однако в центре города он скоро убедился в Ниткиной правоте насчет разноцветной мальчишечьей моды. Его настроение переключилось на веселую волну. Щелчком! Он заскакал вокруг сестры и Артема. Как выпущенный на волю козленок (правда, с легкой виноватостью в глазах).

Он удивлялся, сколько вокруг незнакомого. Пестрые, похожие на теремки магазинчики и ларьки, бело-синие, длиннющие автобусы новой марки, шумный фонтан в сквере к Театра кукол; узорчатая часовенка с позолоченными луковками, выросшая напротив музея… Потом вдруг опять притих. Потому что увидел электронный календарь на фасаде Центральной почты. Число, месяц и… год. Совсем не тот год, в котором он, Кей, поехал в лагерь «Три богатыря».

Он потерянно оглянулся на Нитку.

— Это… что? Это, значит, правда, да?

— Наконец-то до тебя дошло, — сказала она. Не сердито, а даже ласково.

Кей с минуту шел с опущенной головой. Потом спросил полушепотом:

— Значит, Вальки в самом деле больше нету на свете?

Нитка вздохнула, положила ему на плечо ладонь. Артем тоже, со своей стороны. Кей мягко выскользнул из-под ладоней, остановился. Повернулся на месте. И вдруг, ни на кого не обращая внимания, медленно перекрестился на золоченый крест часовенки, который блестел в конце квартала. Артем и Нитка переглянулись. Кей же, обернувшись к ним, глянул с легким вызовом.

— Ну, пойдем. Нам же в «Детский мир», — осторожно напомнила Нитка.

И пошли.

— Тём… а ты, значит, в самом деле был на войне? — Кей взглянул на него быстро и насупленно.

— Да. Я же говорил…

— А у тебя… тоже погибали товарищи?

— Тоже. Там многие погибают. И товарищи, и враги…

Дернуло же мальчишку спросить про это! День помрачнел, а в толпе будто мелькнули перекошенные плечи и широкий затылок Птички. И на душе сразу тоскливая зябкость… Но тут, сверкнув уличными отражениями, распахнул перед ними стеклянные ворота главный детский универмаг.

Нитка самозабвенно кинулась к прилавкам и полкам. Чтобы «одеть обносившегося беспризорника с ног до головы». Все ей казалось нужным: рубашки и футболки, джинсы и шорты, курточки и свитера.

Кей наконец рассудительно «затормозил» сестрицу:

— Ты кто? Миллионерша? Да и куда мне столько? На лето мне хватит этого, — он дернул на бедре бахрому. — А к осени я из всего, что купишь, вырасту.

«Вырастешь ли?» — кольнула Артема опасливая мысль. Но, к счастью, не сильно — много было вокруг веселой суеты.

Нитка, конечно, купила кое-что для брата, но в пять раз меньше, чем собиралась.

— А еще надо платье, — заявил Кей. — Да не мне, Лельке! А то она совсем в лохмотьях…

Справедливость этого требования никто не оспорил. Нитка выбрала красное с белыми лошадками платьице. Потом сунула свертки в пластиковый пакет, велела нести Кею. Здесь же пришлось приобрести две дешевые но просторные сумки — для других товаров. Покупок-то надо было сделать ого-го сколько!

В спортивном отделе купили три походных надувных матраса — надо же на чем-то спать, пока нет настоящих кроватей. А еще нужны были простыни, посуда. Лампочки, крючки для вешалки и… в общем, все и не вспомнишь.

Вернулись на Пустыри с раздутыми сумками и комплектом разборной садовой мебели (стол и табуретки), который Артем, как индийский кули, тащил на голове.

С покупкой мебели можно было и не спешить. Полка ходили по магазинам, кто-то позаботился о новоселах. В самой маленькой комнате стояла раскладушка — видимо, для Кея. В той, что побольше — старомодная широченная кровать с медными шишками на железных спинках и панцирной сеткой — немного ржавой, но вполне целой. Здесь же вздыбился под потолок платяной шкаф — перекошенный, обшарпанный, зато с зеркалом в дверце. А в «главной» комнате поселился раскоряченный дощатый стол в окружении разномастных табуретов.

На столе блестели две эмалированые кастрюли и несколько щербатых тарелок.