Лене Каабербол - Опасное наследство Страница 17

Но мама не обращала на нее внимания. Она по-прежнему глядела на меня и на окно.

– Дина! – строго сказала она. – Возвращайся назад! То, что ты делаешь, опасно. От этого можно умереть!

– Матушка!..

– Нет! Возвращайся! Сейчас же!

Она тоже говорила голосом Пробуждающей Совесть, и у нее это выходило куда искусней, чем у меня. Мама и Роза, спальня, запятнанное супом покрывало – все вместе было вырвано у меня, а меня снова закружило вихрем в светящемся сером тумане, но несло меня уже вниз.

«Возвращайся!» – велела матушка, но у меня не было ни малейшего представления, откуда я явилась. Туман был повсюду, со всех сторон, – подо мной, надо мной, а мало-помалу возник и во мне самой… Густой и холодный, скользил он прямо сквозь меня и все сильнее и сильнее тормозил мои мысли.

Я ровно ничего не видела, но что-то звучало вокруг меня. Я слышала голоса, слабые, будто отдаленное эхо, и я цеплялась за эти звуки, так как ничего другого не было. Голоса окликали, звали, искали… Один из голосов искал меня:

– Дина!..

Это было так далеко, что я почти не слышала голоса, но он притягивал меня так, как раньше, когда я тосковала по дому, прежде чем матушка заставила меня вернуться.

– Дина!

То был Давин. И он не шептал. Он кричал во всю силу своих легких. Он сидел верхом на Кречете, хотя всякому было видно, что ему бы в самый раз лежать в постели, и его жалкое, жестоко изувеченное лицо было мокро от слез и преисполнено отчаяния. Он заставил Кречета скакать крутой рысью вдоль Мельничьей быстрины, не обращая внимания на фырканье коня и его попытки свернуть прочь от шумной воды и разлетающихся брызг.

– Дина! – снова и снова взывал Давин.

– Давин! – вскричал за его спиной Каллан. – Остановись! Хватит, прекрати!..

Каллан прижал своего крепкого рыже-гнедого мерина к боку Кречета и схватился за его поводья.

– А теперь стоп, малец!

– Отпусти, – вне себя зашипел Давин, пытаясь вырвать поводья из железной хватки Каллана. Но Каллан сдаваться не желал.

– Давин… Ведь это не поможет! Она исчезла. Это худо, но тут уж ничего не поделаешь! Что пользы бушевать, скакать по всей округе, пока сам не упадешь и не сломаешь себе шею! Что пользы от этого! Разве мало того, что нам придется сказать твоей матери, что… что Дина утонула? Поехали домой, малец! Тогда у нее по крайней мере останешься ты.

«Утонула? – растерянно подумала я. – Неужто я утонула? Не потому ли моя голова наполнена темной водой? Не потому ли люди могут проходить прямо сквозь меня, словно я призрак?»

– Езжай домой сам! – горько и отчаянно воскликнул Давин. – Я назад не поеду!

– Никак ты спятил, малец? По-твоему, могу я явиться домой без тебя?

– По-твоему, могу я ехать домой ныне… и смотреть в глаза матери? Не могу я…

Каллан медленно, стараясь протянуть время, отпустил поводья.

– Что же ты собираешься делать? – спросил он.

– Искать! Надеяться! До тех пор, пока они не… не нашли ее мертвой, Каллан, я и подумать не смею, что она мертва.

Но даже если Давин пытался, чтобы голос его был полон веры и утешения, в нем звучали слабость и бессилие. Он казался таким бесконечно несчастным, что мне больше всего хотелось заплакать и обнять его.

Давин… Я не была уверена в том, что он пожелает выслушать меня.

Быть может, только Пробуждающая Совесть могла бы заставить его сделать это, а он ведь не унаследовал дар матери, как я. Но тут вдруг его словно бы затрясло, и он в отчаянии стал оглядываться вокруг.

– Дина?

Я хотела бы сказать ему: я не верю, будто утонула, а ему не надо впадать в такое отчаяние… Но что-то схватило меня за руку и снова втянуло в светящийся серый туман. И на этот раз я была там не одна.

– Риана! Я нашла тебя! Я нашла тебя!

Худющая женщина крепко вцепилась в мою руку холодными пальцами.

– Где ты была, дитятко мое? Матушка искала тебя, искала!..

Она заключила меня в свои объятия, столь же холодные, как и ее пальцы.

– Скверное дитя, так напугать меня!

Она была не только холодная. Она была еще и мокрая. Промокшая насквозь, до нитки, будто только что восстала из Мельничьей быстрины.

Мне внезапно послышался голос Тависа: «Она ищет свое утонувшее дитя». Старая Анюа, прапрабабушка Тависа, что сама утонула давно, давным-давно…

– Отпусти меня! – молила я, борясь, чтобы высвободиться из ее мокрых объятий. – Я не твое дитя!

– Скверное дитя, – сказала она, еще крепче сжимая меня. – Скверное дитя! Я ведь велела тебе остаться в саду. Я ведь велела!

– Отпусти меня! Отпусти меня!

– Нет! На этот раз не отпущу. На этот раз ты останешься здесь! – Коли останусь здесь, помру!

– Нет! Мать позаботится о тебе. Мать позаботится о своей маленькой девочке.

Она целовала меня в шею и щеки, а поцелуи ее были холодные и мокрые, словно жабья кожа.

– Отпусти меня! Я не твое дитя!

Она отпустила меня так резко и внезапно, будто я отрубила ей руку. Ее голодные, ищущие глаза встретились с моими. И точь-в-точь как все живые, она отвела их в сторону.

– Ведь это случилось не по моей воле, – жаловалась она. – Я отлучилась только на минутку! Где мне было знать, что она сама сможет отворить калитку! Это мне никак не могло прийти в голову.

Ее волосы промокли насквозь, как и вся она. Темные их пряди прилипли к ее щекам. Анюа плотнее закуталась в свою мокрую серую шаль, с которой капала вода, словно и сама заметив, как она холодна. Вокруг нее туман был не так густ, и я различала за ее спиной мельничье колесо и темные съежившиеся смутные очертания мельницы.

– Риана… – прошептала она. – Я хочу, чтоб моя малютка Риана снова вернулась ко мне. И она запричитала так, что сердце разрывалось ее слушать.

– Риана мертва, – как можно мягче сказала я. – Да и ты тоже. И тебе лучше не искать ее больше.

Она подняла голову, и глаза ее сверкнули от ярости.

– Я хочу, чтобы моя Риана вернулась ко мне! Что ты сделала с ней? Где она?

Она протянула свою тощую руку и снова схватила бы меня, но я, отпрянув, кинулась назад и пожелала оказаться подальше отсюда – далеко-далеко. Подобно вихрю сорвалась я с места и помчалась по этой серой стране привидений, сквозь этот призрачный мир и закрыла уши, чтобы не слышать все эти зовущие голоса.

Потом еще на какой-то миг я снова повисла в голубоватом воздухе, видя под собой повозки, и людей, и горное ущелье. На этот раз я не пыталась махать руками, как крыльями. Я лишь от всего сердца желала очутиться внизу, там – внизу, у этих повозок, чтобы тело мое обрело тяжесть и было обычным живым телом, которое могли бы видеть и другие живущие на земле люди.

– Идем, девчонка! Просыпайся! Сандор, черт тебя побери, неси сюда сейчас же воду!

«Не надо больше воды, – думала я. – Не хочу больше никогда мокнуть!»

Но никому не было дела до того, что думала я. Холодную мокрую тряпицу положили мне на лоб, и кто-то ужасно грубо похлопал меня по щеке. Это была почти пощечина.

– Положись на меня, господин! Я знаю, что делаю, – передразнивал кого-то голос. – Разумеется, ты ведь так и сказал, разве нет, Сандор?

– Да, готов поклясться!

– Если девчонка помрет, ты так и объяснишь Драканьему князю.

– Это ведь всего-навсего ведьмин корень, господин! От него ей не помереть! А дала мне его сама милостивая госпожа.

– Дала для ее матери, скотина ты этакая! Не для ребенка!

– Извини, господин, но он и для матери, и для ребенка. Госпожа говорила, будто нам лучше остерегаться и девчонки!

Я не желала помирать. Я не хотела обратно в Призрачную страну, не хотела странствовать вокруг и искать в туманах – холодная, неприкаянная, не ведающая покоя, как старая Анюа.

– Нечего колотить меня! – пробормотала я. Голова все-таки очень болела. Будто меня мучила страшная зубная боль.

Пощечины прекратились, и я медленно открыла глаза. Лже-Ивайн сидел на корточках рядом со мной с мокрой тряпицей в руке. Я была уже не в повозке, а лежала на боку в жесткой пожелтевшей траве. Я сморщила нос. Там пахло блевотиной, и я испугалась того, что, пожалуй, это вырвало меня.

Ивайн, что был вовсе не Ивайн, выпрямился и глянул вверх на кого-то стоявшего за моей спиной.

– Тебе повезло, Сандор, – вымолвил он. – Похоже, она надумала остаться в живых.

Вскоре мы покатили дальше. Я лежала на днище повозки, и на этот раз мне постелили два толстых плаща с каймой в черном и голубом цветах. «Цвета Скайа-клана», – подумала я, впервые оглядевшись в повозке, битком набитой толстыми грудами одежды с каймой частью в цветах Скайа-клана, а частью с зеленой и белой каймой Кенси-клана. Меж связками платья стоял продолговатый деревянный сундук, о который я все время ударялась, когда повозка подпрыгивала на кочке или камне. Я приподняла немного крышку и заглянула в сундук. Солома! Сундук, набитый соломой? Нет, так не бывает… Я сунула руку вниз и немного поворошила солому… и вдруг рука моя наткнулась на что-то холоднее и острое. Хоть я и не привыкла держать в руках оружие, я все-таки узнала, что это. Сундук был полон мечей.