Возвращение Цицерона - Андрей Васильевич Саломатов Страница 20

— А вы сами поешьте, — посоветовал Алеша.

— Я тоже уже пообедал, — печально ответил пенсионер. — Четыре полные тарелки съел. Теперь год не смогу смотреть на эту манную кашу.

Алеша с Фуго пошли дальше по берегу, а Клубникин посмотрел им вслед и вдруг сказал:

— А у меня завтра день рождения. Семьдесят два стукнет.

— Поздравляю, — обернувшись, сказал Алеша, а мимикр тихо проговорил:

— Ему не завтра стукнет и не семьдесят два. Ему давно стукнуло — пыльным мешком по голове.

Когда Алеша с Фуго возвращались, Клубникин уже отнес кастрюлю с кашей домой и стоял на улице перед своей калиткой с игнатьевской старушкой.

— А у меня завтра день рождения, — услышали Алеша с Фуго голос пенсионера. — Семьдесят два бабахнет.

— Ты, Клубникин, совсем еще мальчишка, — сказала старушка. — Мне через два месяца девяносто шесть трахнет.

— Да, — подумав, согласился Клубникин. — Ты, Макаровна, наверное, динозавров еще помнишь?

— Нет, динозавров не помню, — ответила Макаровна. — А вот волки точно водились в наших лесах. И лоси тоже водились. Рогатые такие, прямо жуть. Сама видела.

— А я, кроме мухоморов, в наших лесах никакой живности не встречал, — сказал Клубникин. — Видно, действительно не старый еще. Надо бы завтра за грибами сходить, может, зайца увижу, или крота, или даже червяка какого-нибудь. Буду потом через двадцать лет молодым рассказывать, что водились в нашем лесу подземные зверьки и букашки разные.

А вечером, перед самым чаем, когда пришли Владислав Валентинович с Ириной Константиновной, Алеша вспомнил о дне рождения пенсионера Клубникина и всем рассказал об этом.

— Давайте ему что-нибудь подарим, — предложила Светлана Борисовна.

— Это тот самый Клубникин, который на всех жителей деревни написал по нескольку доносов, — сказал Владислав Валентинович. — Я бы ему гремучую змею или скорпиона подарил.

— Владик, — укоризненно проговорила Алешина мама. — Он же пожилой человек, совсем одинокий…

— Так вот я и говорю, что одинокий, — ответил писатель-фантаст. — А с гремучей змеей ему было бы намного веселее.

— У меня есть новая электрическая бритва, — сказал Алексей Александрович. — Я ею ни разу не пользовался. Давайте подарим ее Клубникину, она мне совершенно не нужна.

— Значит, на день рождения у вас на Земле принято дарить ненужные вещи? — спросил Фуго, и Алексей Александрович почему-то покраснел.

— Нет, — ответил он. — Это она мне не нужна, потому что у меня есть другая бритва. А Клубникину вполне может пригодиться.

— Вы думаете, у него нет бритвы и он бреется кухонным ножом? — не унимался Фуго.

— Бритва у него, конечно, есть, — ответила Светлана Борисовна. — Но здесь главное внимание, а не сам предмет.

— Ладно, уговорили, — махнул рукой Владислав Валентинович. — Я этому склочному старикашке тоже что-нибудь подарю. У меня новый карманный радиоприемник лежит. Лет десять лежит и никому не нужен. Пусть слушает.

— А у меня почему-то нет ненужных вещей, — расстроился Фуго.

— Ничего, — успокоил его Владислав Валентинович. — Поживешь несколько лет в своем доме, обрастешь барахлом, а потом поймешь, что большая часть этих вещей тебе совершенно не нужна.

— Садимся пить чай, — пригласила Светлана Борисовна, и все начали занимать места за столом.

На этот раз Алексей Александрович сел подальше от двери, по другую сторону стола. Теперь он был спокоен за свое место, и, когда в гостиную вошел Иван Бурбицкий, Алексей Александрович даже улыбнулся ему и кивнул в ответ на приветствие.

— Как хорошо, что мы спасли Цицерона, — внимательно оглядывая стол, сказал сержант милиции. — Наконец-то можно послушать продолжение его истории. — Затем Бурбицкий пробрался к окну и из-под самого носа у Алешиного папы забрал чашку, — Простите, Алексей Александрович, это моя.

— Нет! — вдруг не выдержав, жалобно вскрикнул Алексей Александрович. — Это моя чашка! Вот жена не даст мне соврать, и Алеша может подтвердить, я пью из нее чай уже больше десяти лет! Алеша, ну скажи же ему, что это моя чашка!

— Бабушка говорила, что подарила ее папе, когда я родился, — пришел Алеша на помощь отцу.

— Да? Жаль, — возвращая чашку на место, сказал сержант милиции. — Я тоже успел к ней привыкнуть.

Наконец пришло время слушать Цицерона. Все уже напились чаю, угостились свежими плюшками, а Фуго, после всех этих душевных переживаний и беготни, даже успел задремать.

— Ну давай, Цицерон, — сказал сержант милиции. — Рассказывай, как там тебя по Вселенной мотало. Мы уже готовы.

— Тогда слушайте, — ответил Цицерон. — Следующая глава называется «Юность».

«Моя юность закончилась так же быстро, как и детство с отрочеством. Университетов я не кончал, Достоевского не читал, я даже не знал, что такое дискотека, роликовые коньки и жевательная резинка.

Вся моя юность прошла в космическом корабле, где весь путь до планеты я должен был прислуживать хозяину, который меня купил. О, это был пренеприятный тип, и его имя говорило само за себя — Майкл Злопыхин. Он называл меня «железной болванкой» и все время был чем-то недоволен. В первый же вечер Злопыхин приказал подать ему кофе в постель. А когда я принес и, как он просил, вылил кофе на одеяло, Злопыхин чуть не разбил мне фотоэлемент пепельницей.

Я был еще недостаточно опытен в житейских вопросах и все, что мне говорили, понимал буквально. Когда хозяин приказал мне «слетать на камбуз и свистнуть что-нибудь поесть», я вышел в коридор и долго пытался взлететь, но у меня ничего не вышло. Затем я прошел на камбуз, достал еду и часа два просидел над ней — учился свистеть. Но и свистнуть у меня ни разу не получилось.

Когда через три часа я вернулся в каюту без еды и рассказал Злопыхину о своей неудаче, он снова едва не разбил мне фотоэлемент, но на этот раз — молотком.

Мне никогда в жизни не было тяжело физически, потому что я очень сильный робот, но в эти первые дни своей жизни я страшно мучился от одиночества. Люди, с которыми мне приходилось иметь дело, не считали меня разумным существом, и мне не с кем было даже