Диана Джонс - Год грифона Страница 23

– Тебе объяснить или и так все понятно? – шепнула Ольга.

Клавдия тоже обо всем догадалась.

– Рёскин, – сказала она, – все просто замечательно. Но почему все это пахнет жареным луком?

Розовый лоб Рёскина наморщился.

– Не знаю, – признался он. – Но я над этим работаю. Думаю, к обеду мне удастся все исправить.

– Да уж, пожалуйста! – настойчиво попросил Фелим. – А то у меня от этой вонищи голова разболелась. Я встал очень рано, чтобы закончить свой реферат.

Рефераты принято было сдавать в этот день после завтрака. В Доме заклинателей стояли специальные полки, на каждой из которых было написано имя наставника. Из уст в уста передавались легенды о страшных карах, грозящих тем, кто не сдаст работу в срок. Говорили, что на первый раз тебя на неделю лишат дара речи, на второй – еще и слуха, а случалось, что самых злостных нарушителей и вовсе лишали магических способностей. Правда, на памяти нынешнего поколения студентов таких случаев пока не бывало, но, с другой стороны, и запаздывать со сдачей реферата никто пока не пробовал. Никому не хотелось лишиться дара речи, не говоря уже обо всем прочем. Даже самые ленивые и расхлябанные из студентов и те хоть пару страниц, да сдавали.

И потому сразу после завтрака к Дому заклинателей, невзирая на ливень, потянулась череда студентов, прячущих стопочки бумаги под зонтиками, плащами, непромокаемыми куртками или мокрыми пледами. И все, кто после этого пришел в Северную лабораторию на лекцию Вермахта по основам алхимии, были промокшие и запыхавшиеся.

– Верхнюю одежду – на вешалку! – распорядился Вермахт.

Он-то выглядел аккуратно, как всегда, поскольку позаботился защитить себя от дождя каким-то заклятием. Пока все послушно развешивали свои мокрые насквозь плащи и куртки на высокой трехногой вешалке, стоящей у двери, и пихали зонтики в подставку, Вермахт нетерпеливо расхаживал взад-вперед, многозначительно поглядывая на стоящие на кафедре часы.

– Сегодня, – объявил он, когда с этим было более или менее покончено, – нам предстоит исследовать таинство Мистического Брака. Запишите заголовок. Ниже, мелкими буквами: «Белое и Алое».

Студенты поспешно расселись, вытащили тетрадки и принялись кое-как строчить влажными, негнущимися от холода пальцами, с трудом поспевая за преподавателем. Наконец песок пересыпался из верхней колбы на дно, весь до последней песчинки. Лукин второпях достал было золотой блокнот, но все, что он пытался писать ниже Крупного Заголовка, моментально исчезало прямо под пером. Вскоре Лукин сдался и вытащил изящный блокнотик в переплете из телячьей кожи, который подарила ему Клавдия. Но за это время он порядком отстал от лектора, и, когда лекция закончилась, он все еще писал, стараясь наверстать упущенное. Остальные же потянулись к вешалке разбирать свои так и не успевшие просохнуть вещи.

Среди шума послышался повелительный голос Вермахта:

– Эй, вы, неудачница, подите-ка сюда!

«Ой-ей-ей!» – подумал Лукин и насторожился, чтобы в случае чего прийти Клавдии на помощь.

Накидка Клавдии висела в самом низу, под грудой других одежек, нацепленных на тот же крюк вешалки. И ей поневоле пришлось дожидаться, пока другие студенты разберут свои плащи и куртки. Иначе бы она схватила накидку и выскочила на улицу, сделав вид, что не слышала Вермахта. Она бы выскочила на улицу и без накидки – но беда в том, что в результате какого-то странного выверта своей смешанной наследственности Клавдия терпеть не могла дождь. Ее мать никогда этого не понимала. Болотным жителям как раз полагается любить сырость. Но Клавдия в этом отношении унаследовала вкусы отца, а у них в Империи климат был сухой и жаркий. От сырости у нее начинало ныть все тело. На эту накидку было наложено специальное заклятие непромокаемости, и она обошлась Титу в львиную долю налогов, полученных с одного городка. Итак, Клавдия была вынуждена стоять и дожидаться. А Вермахт тем временем подошел и решительно схватил ее за руку.

– Пожалуйста, не надо! – сказала Клавдия, отстраняясь.

– Я поразмыслил об этом вашем невезении, – сказал Вермахт, продолжая держать ее за руку так, будто она ничего не говорила и не делала, – и понял, чем оно вызвано. Я без труда могу его ликвидировать. Хотите, я это сделаю?

– Нет, спасибо, – холодно и сухо ответила Клавдия.

Вермахт уставился на нее, словно не веря своим ушам.

– Не будете ли вы так любезны объяснить почему?

Клавдия, как и все подданные Империи, была на редкость хорошо воспитана. Поэтому она не ответила: «Да потому, что ты приписал себе мое заклинание, гад такой!», хотя ей ужасно этого хотелось. Но, промолчав об этом, она оказалась в неловком положении. Такое часто случается, если человек старается быть чересчур вежливым. Ведь Клавдии действительно ужасно хотелось избавиться от своего невезения. У нее из-за этого постоянно возникали проблемы на Болотах, а в Империи проблем было еще больше. Именно ее невезение заставило сенат объявить Клавдию персоной нон грата, несмотря на то что сам император явился на заседание, чтобы помешать этому. Но, как Клавдии ни хотелось от него избавиться, она знала, что для этого кто-то – скорее всего, волшебник – должен что-то сделать с ее магическими способностями. А Клавдия вообще не желала, чтобы кто-то что-то делал с ее магией, и менее всего ей хотелось, чтобы это был Вермахт. Но она совершенно не представляла себе, как это сказать повежливее.

– Потому что, – выдавила она наконец, – потому что… э-э… видите ли, это всего лишь неверно направленная магическая сила.

Однако Вермахт по-прежнему смотрел на нее возмущенно и руки ее не выпускал.

– Вот именно! – сказал он. – Следует всего лишь распрямить пути силы и немного их подровнять. Для меня это секундное дело.

– Нет! – ответила Клавдия. – То есть, конечно, спасибо вам, волшебник Вермахт. Но мой… наш имперский моральный кодекс требует, чтобы я все исправила сама.

И, не обращая внимания на то, что Вермахт все еще держит ее за руку, с достоинством протянула другую руку за своей накидкой:

– До свидания, волшебник Вермахт.

– Вот же глупая девчонка! – воскликнул Вермахт.

И дернул Клавдию за руку.

Лукин захлопнул блокнот и встал. Пора вмешаться. Это зашло чересчур далеко.

Но не успел он встать, как из пальцев Вермахта вырвалась ослепительно-голубая вспышка и ударила в руку Клавдии. Вспышка озарила саму Клавдию, ее накидку, растянутую между ее рукой и вешалкой, и даже саму вешалку: на миг показалось, будто вешалка сделана из голубого пламени. От вешалки в потолок ударила голубая молния, и на полу, в мокрых отпечатках ног, заиграли голубые сполохи. Но прежде чем Лукин успел подбежать к ним, все уже кончилось.

– Вот! – самодовольно сказал Вермахт. – Это совершенно не больно, не правда ли?

Тут подошел Лукин и сбросил пальцы преподавателя с предплечья Клавдии. И воззрился на него с самым что ни на есть царственным видом. Лукин не любил вести себя как «настоящий принц», но удавалось ему это неплохо – куда лучше, чем Клавдии.

– Довольно, волшебник Вермахт, – царственно произнес он. – Клавдия уже дважды сказала вам, что не желает, чтобы кто-либо вмешивался в ее магию. Неужто вам недостаточно ее слова, чтобы оставить даму в покое?

Вермахт посмотрел на Лукина и озадаченно нахмурился:

– Какая муха вас укусила? Я всего-навсего ликвидировал ее невезение. Теперь ей будет значительно проще жить.

Лукин твердо посмотрел ему в глаза:

– Но она просила вас не делать этого.

– Девичьи причуды! – фыркнул Вермахт. – Девичьи причуды!

И удалился.

– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил Лукин Клавдию.

Девушка нервно передернула плечами, сняла наконец с вешалки свою накидку и медленно закуталась в нее.

– Ну, ничего особенного я не чувствую, если ты это имеешь в виду. Я, кажется, вообще ничего не чувствую – мне просто немного не по себе.

– Ну, это и неудивительно. Вот же осел самовлюбленный! Ладно, идем. О тебе надо позаботиться. Пошли, я куплю тебе чего-нибудь выпить.

Клавдия хихикнула:

– Спасибо, Лукин. Но на какие деньги?

– Ох, да… – Лукин покраснел. – Ну ладно, давай ты сама себе купишь, а я потом тебе деньги отдам. Я должен скоро их получить.

– Не надо, не беспокойся, – сказала Клавдия. – Сейчас лекция Мирны, и я хочу туда пойти. Мирна, по крайней мере, не заставляет чувствовать себя круглым идиотом, как Вермахт.

– Тогда я пойду с тобой, – любезно вызвался Лукин, хотя обычно не ходил на лекции, посещение которых не было обязательным: Клавдия явно нуждалась в присмотре.

Они вместе вышли из Северной лаборатории и направились к Дому заклинателей, хотя Клавдия уверяла Лукина, что в обморок падать не собирается. Когда они миновали большую часть двора, трехногая вешалка качнулась и засеменила следом за ними. Она не без труда перешагнула порог и, пошатываясь, заковыляла дальше. На полпути между лабораторией и статуей волшебника Поликанта она остановилась и застыла, одинокая, печальная и немного растерянная. Дождевые капли рядами свисали с ее изогнутых крюков. Перед обедом сторож обнаружил вешалку и отнес ее обратно в лабораторию, бормоча себе под нос: