Дмитрий Емец - Книга Семи Дорог Страница 27

– Как пропал? Совсем?

– Нет. Тело вскоре нашли под корягой. Фусси был покрыт рваными ранами. Рука отхвачена по локоть. Куски мяса вырваны прямо через кольчугу! Невероятная, чудовищная сила! Ни один хищник так не сделает.

– А слуга что-то видел? – жадно спросил Меф.

– Нет. Его расспрашивали, даже грозили пытками, но тот повторял одно: они гнали лося. Подранили, но упустили. Стали возвращаться, и тут начала твориться какая-то чертовщина. Они увидели странные вспышки, услышали звон оружия и музыку. У Пашки шарахнулась лошадь и унесла его (не исключено, что он просто перетрусил), а Фусси поскакал прямо на шум. Отчаянный был – одним словом, пират.

– Весело́, – сказал Буслаев, по привычке делая ударение на последний слог.

– Куда уж веселее. Наследников не было, и пустынь отошла в казну, а еще лет через десять была пожалована боярину Александру Шуйскому.

– И его, конечно, тоже загрызли, – сказал Меф.

– Ты отравлен литературой с ее повторяющимися сюжетами, – покачал головой Эссиорх. – Злой рок не отступился от этого места, хотя и принял иные формы. Умирает Иван Грозный, братья Шуйские оказываются в числе противников Бориса Годунова. Попадают в опалу. Дядя Александра Иван Шуйский, незаслуженно забытый гениальный полководец, оборонявший Псков от стотысячной армии Стефана Батория, отправлен в Белоозеро и задушен. Александр сослан. Имение переходит к оставшимся братьям Шуйским, но тоже ненадолго. Василий и Дмитрий умерли в польском плену. После смерти Ивана, последнего брата, которому «повезло» владеть Острогоново, имение достается князю Прозоровскому.

– Сослали – задушили? – попытался угадать Буслаев.

– Опять мимо! Князь Прозоровский – астраханский воевода – погибает при штурме Астрахани Степаном Разиным. Вдова его сразу же продает земли князю Ивану Милославскому.

– Ну и что такого? Продала и продала, – брякнул Меф.

Эссиорх поднял с земли белый с черной прожилкой камешек.

– Все возможно. Так или иначе, рок оставил в покое Прозоровских и перекочевал в род Милославских. Иван был дядей царевны Софьи. Он же главный вдохновитель стрелецкого бунта и лютый враг малолетнего царя Петра. Почти все братья царицы Натальи, матери Петра, убиты интригами Милославского. Вскоре князь сам умирает. И очень вовремя. Потому что, когда Петр вырос, то в дни стрелецкой казни он приказал вырыть гроб князя Милославского. В повозке, запряженной визжащими свиньями, гроб притащили на Красную площадь под дощатый эшафот, где он медленно наполнялся кровью.

Меф снова хотел сказать «весело́», но только поморщился.

– Вот так Острогоново!

– Дальше все вроде затихло, но у жителей окрестных деревень этот лес всегда имел дурную славу. Лишний раз сюда никто не ходил, разве что по большой нужде.

– А свет как-то пытался исследовать это место?

– Конечно. В разное время сюда посылали двух стражей света. Отличные разведчики – опытные, осторожные, с артефактным оружием. Они не вернулись, и Троил запретил отправлять сюда кого-либо еще. Со временем Москва начала разрастаться. Острогоново перешло сначала Петровской земельной школе, затем под дачи, а потом и вовсе застроилось жилыми кварталами.

– А Толбоня тут с какого боку?

– Толбоня – домовой старого флигеля Острогоновского имения. Флигель много раз надстраивался, перестраивался, расширялся, проглатывал соседние строения. До революции тут была дешевая гостиница, затем общежитие отдельного проживания женщин-чекистов имени Клары Цеткин, потом стрелковая школа, дальше ускоренные военные курсы диверсантов, после войны районная база НКВД, года два строительный техникум, потом ОЦЗКРСПТ и снова общежитие. Никто долго не мог усидеть – всех отсюда сметало. Разве что ОЦЗКРСПТ долго просидел.

– ОЦЗКРСПТ – это что? – с трудом выговорил Меф.

– Опытный центр забоя крупного рогатого скота переменным током. Звучит, я знаю, кошмарно, но на самом деле – милое тихое местечко, в котором работали в основном сентиментальные барышни, любящие песни бардов, бородатых мужчин и байдарочные походы. Скот они забивали на бумаге, в виде чертежей и электросхем, – пояснил Эссиорх.

Дальше он сообщил, что в своем кругу у Толбони была неважная репутация. Прочие домовые его побаивались и встреч с ним избегали, хотя народец они вроде к своим дружелюбный.

– Ничего себе избегали! А меня зачем бить? – мстительно спросил Буслаев. Его так и подмывало отловить парочку домовых и учинить какую-нибудь экстравагантную «мстю» вроде сбривания бород.

– Их можно понять. Убийство домового – очень редкое преступление. Обычно при сносе строений они переселяются в новостройки куда-нибудь в Ясенево или в Чертаново или, что тоже случается, гибнут вместе с домами, как капитаны со своими кораблями. Вот и с Толбоней так случилось. Правда, он немного опередил свой дом, – печально добавил хранитель.

В этот миг что-то обожгло Мефу ногу. Он сдернул с колен рюкзак – на светлых брюках расплывалось синее пятно. Рюкзак шипел и клокотал. БУТЫЛКА! Открывать ее Буслаев не стал. Ему не хотелось, чтобы Эссиорх узнал о тайнике Арея.

– Прости! Я скоро! – крикнул он, срываясь с места.

– Ты куда? – удивился хранитель.

– Не знаю. Я тебя потом найду!

Подхватив рюкзак, Меф побежал вдоль дороги. Хранитель остался в одиночестве. Некоторое время он сидел на бровке и о чем-то размышлял. Потом свернул карту, поднялся, подкатил мотоцикл к ближайшему столбу и приковал его цепью.

Пока он этим занимался, три студента дразнили его, громко рассуждая, как угнать мотоцикл.

– И чо вот он делает? Такую цепь перепилить минут десять уйдет, – говорил один.

– Не, не перепилишь! Только пилу угробишь. Вот если бы в тисочки зажать – тогда да… А проще замок сорвать. Подцепить тросом к грузовику – с мясом вырвет! Потом там в «газелечку» вшестером погрузить и спокойненько в гаражик на разделку, – со знанием дела предлагал другой.

– Да ну его! «Газелечку», «вшестером»! Колеса открутить, седло с сумкой взять, двигатель снять, а рама пусть здесь торчит, – заявлял третий.

Эссиорх подергал замок, медленно встал и, чуть раскачиваясь, подошел к ребятам. Те озабоченно притихли. Широкие плечи хранителя очень их тревожили.

– Агрономы? Звероводы? – спросил Эссиорх, снимая с рубашки у одного из них шерстинку.

– Не, лесоводы, – робко ответил тот, что предлагал перепилить цепь.

– Вот и шли бы вы, ребята, лесоводить, – мирно посоветовал хранитель.

Он отошел за памятник, шепотом попросил академика постоять на стреме, быстро огляделся по сторонам и телепортировал. Даже полчаса на дорогу были сейчас слишком большой роскошью. Ему срочно нужно было составить доклад в Прозрачные Сферы, сообщив все, что произошло сегодня.

Глава 10

Бронзовый шестопер

Психически вполне объяснимо желание поскорее подвергнуться опасности именно вследствие внушаемого ею беспредельного ужаса.

Рядом с Мефодием по рельсам, позванивая, бежал красный трамвай. Он то обгонял Буслаева, то, придерживаемый светофорами, притормаживал, и тогда его пассажиры с интересом глазели на пешехода, интересуясь, чем завершится единоборство человека с электрической машиной. Для трамвая единоборство позорно закончилось следующей остановкой. Буслаев не стал торжествовать. Он нырнул за забор, ведущий к теплицам, открыл рюкзак и, убедившись, что Эссиорх никоим образом не может его видеть, достал бутылку.

Там сердито кипело что-то густо-синее, протискивалось под пробку, стекало, заливая книги и тетради. Ключ исчез. Растворился. Сгинул. Меф некоторое время недоверчиво высматривал его, глядя через бутылку на солнце. Потом открыл ее и невольно выронил, так стремительно рванулось наружу все содержимое.

Быстрый синий ручеек, похожий на гигантского червяка, закрутился на земле, но не впитался, а побежал вдоль дороги. Изредка он останавливался и задирал морду, высматривая, по всей видимости, короткий путь. Он пересек дорогу, перехлестнул жидким брюхом трамвайные рельсы и юрко поскользил в направлении опытного поля, затем через Красностуденческий проезд и дальше по дворам.

Меф с трудом догонял его, боясь потерять и не успевая смотреть по сторонам. Дважды пришлось увертываться от машин, трижды – перелезать через забор: упрямый червяк не признавал легких путей. Буслаев уже начал уставать, когда вновь запахло гарью. Мелькнула перед глазами бело-красная провисшая ленточка. Ветер то надувал ее, то бросал и начинал лениво трепать.

Мефодий недоверчиво вскинул голову и обнаружил, что стоит у знакомого пепелища. Пожарная машина уже уехала. На ее месте приютился полицейский «уазик». Из приспущенных стекол наружу вытекал сигаретный дым, но никто не выходил. Неподалеку от автомобиля, у похожей на черной зуб стены, громоздились не увезенные пока вещи.

Синий червяк закрутился на асфальте. Меф не понимал, что означают его корчи, пока не разглядел на асфальте синий след. Это были буквы: