Александр Етоев - Планета лысого брюнета Страница 5

– Вот и я говорю – не густо. Шарики почти на исходе, на стекольной фабрике закрывают игрушечные цеха, и поддельные конфеты на палочке изготавливать уже практически не из чего.

– А мозги у вас на что? – фыркнул лысый, защелкивая на «дипломате» замок. – Изобретайте, творите, экспериментируйте! Клин что ли сошелся на этих стеклянных шариках? В конце концов, можно делать конфеты из сухого канцелярского клея. Или из березового гриба, который на деревьях растет. Да из чего угодно – главное ж не начинка, она же все равно несъедобная. Главное – как начинку упаковать.

– Я однажды работал на шоколадной фабрике, – сказал дяденька Грызунов, – так мы с ребятами что придумали: у детей в песочницах отнимали резиновые игрушки, а потом на работе заливали в эти игрушки в дырочку шоколадную массу, которая внутри застывала. Вахтеры на проходной на нас не нарадовались: вот какие добрые на нашей фабрике работают папы, да как они любят своих ненаглядных деток, каждый день им покупают игрушки – слоников, бегемотов, мишек всяких, кротов. А мы этих слоников, бывало, за вахту вынесем, ножиком резиновое их пузо за углом вскроем, и слоник или там, к примеру, верблюд – уже не резиновый, а из самого натурального шоколада. Отбою от покупателей не было, приятно вспомнить.

– Вот видишь, – похвалил дяденьку Грызунова лысый. – Выходит, можешь, когда захочешь.

– А я свинец из лаборатории выносил, когда помощником лаборанта работал, – следом за дяденькой Грызуновым поделился опытом своей жизни дяденька, который Ломакин. – Свинцовый лист вокруг пояса обернешь и идешь себе спокойненько мимо вахты.

– Кому он нужен, этот твой дурацкий свинец? – удивились одновременно дяденьки Кусаев и Грызунов.

– Рыболовам, чтобы грузила делать, – ответил им который Ломакин. – Водолазам для тяжести, чтобы при подводных работах течение с места не уносило. Путешественникам на воздушных шарах – эти брали у меня свинец для балласта. Только все это продолжалось недолго, – печально закончил дяденька. – Выхожу я однажды за проходную и чувствую – теряю сознание. В этот раз я, чтобы перевыполнить норму, обернул вокруг себя не один лист, а сразу два. Упал я, значит, за проходной, лежу в обмороке, в глазах темно. Что потом было, мне уже, когда увольняли, в отделе кадров рассказывали. Оказывается, бросились ко мне люди на помощь, хотели меня поднять, отнести на руках в медпункт – а поднять-то не получается. На мне же не какой-нибудь алюминий, на мне свинец, целых два листа, – здесь не то что поднять, здесь от пола оторвать трудно.

С полминуты на скамейке молчали, сочувствуя несчастью товарища, потом дяденька, который Кусаев, исподлобья взглянул на лысого:

– Вы вот брошечку выменяли на шарик – из тех, которые я со стеклянной фабрики выносил, – так эта брошечка, наверно, с брильянтами? Если она с брильянтами, то не плохо было бы поделиться.

– Ай-ай-ай! – сказал ему лысый. – Мы же с вами интеллигентные люди, а разве интеллигентные люди когда-нибудь друг друга обманывают? Нет, камешки не брильянты. Обыкновенный пластмассовый ширпотреб. Но на то, господа джентльмены, и существуют на свете профессионалы, чтобы обыкновенный пластмассовый ширпотреб превратить в чистейшей воды брильянты. – Он понизил голос до шепота. – Камешки я повыковыряю и продам под видом брильянтов знакомому ювелиру Мошнягеру. Он слепой, у него правый глаз – минус восемь, левый – минус двенадцать, работает на ощупь, а на ощупь отличить брильянт от пластмассы практически невозможно. Так-то, господа джентльмены!

Дяденьки, сидящие на скамейке, в восхищении пооткрывали рты.

– Теперь вернемся к нашим баранам. – Лысый снова сделался строгим, и дяденьки, сидящие перед ним, тревожно заерзали на скамейке. – Кроме тех задач, что поставлены перед вами на сегодня, а именно – выманивание у населения, и у детей в особенности, мелких колюще-режущих предметов бытового назначения, добавляю две следующие: во-первых – мальчик на проволочной ноге. Нужно сбить с этого мальчика весь гипс и шлакобетон, а проволоку, которая под ними находится, нарубить на кусочки и принести мне. Вторая задача будет сложнее. Живет здесь в одном дворе такой попугай Коломбо, который сутками сидит на шестке и следит, чтобы дети не лазали на газон пенсионера Бубонина. Шесток под попугаем – железный. Так вот, надо этот шесток спилить и тоже принести мне. Но сделать это следует незаметно, когда попугай спит. Само собой, работа будет оплачена – и, разумеется, порошком злости. Вопросы есть? У кого есть, поднимите руки.

Вопросов у помощников не было.

Глава 6. Погоня

Сонное, усталое солнышко плыло по пустынному небу. День приближался к вечеру, и солнце из-под ленивых век оглядывало свои владения. Внизу все было спокойно, лишь на крыше в районе автовокзала дрались из-за кусочка сыра две пощипанные жизнью вороны. С легким сердцем по небесным ступенькам можно было спускаться за горизонт и укладываться до утра спать. Солнышко протяжно зевнуло, деликатно прикрывая зевок подвернувшимся кучевым облаком, и еще раз посмотрело на город. Вороны, успокоившись, разлетелись, зато в районе высотных многоэтажек вдоль забора, огораживающего пустырь, быстрым шагом передвигались двое. Один был лысый в длинном плаще и в нечищеных со дня покупки ботинках. Второй был маленький с несчастным лицом, тоскливым голосом и выплаканными глазами. Солнышко пригляделось внимательней и увидело, что это Пашка Моржов.

– Четыре вилки! – кричал он лысому, пытаясь обойти его слева и целясь ему в голое ухо. – Штопор! – Пашка переменил тактику и попытался обойти лысого справа. Но череп, замаскированный под серьгу, стороживший ушную раковину, так зловеще взглянул на Пашку, что у того онемели ноги.

Лысый сразу ушел вперед. Пашку он как будто не замечал. Спрятав руки в карманы плаща и низко наклонив голову, широкой великаньей саженью он мерил перед собой дорожку – впрочем, кроме этой сажени и, отчасти, блестящей лысины, великаньего в нем не было ничего.

– Ну постойте же! – прокричал Пашка в удаляющуюся от него спину. – Я сегодня все обещал вернуть! Возьмите ваши несъедобные шарики, а мне отдайте назад четыре вилки, штопор и брошку, она тоже чужая. Дяденька, ну пожалуйста, – вспомнил Пашка вдруг волшебное слово. – Остановитесь хоть на минутку!

Лысый посмотрел на часы, затем – через плечо – на Моржова. Остановился, надел очки, повернулся и сказал потерпевшему:

– Отстань от меня, мальчик, я с тобой не знаком. Я вообще тебя в первый раз вижу. Но даже если бы это был действительно я, то ты не смог бы меня отыскать по простой причине. На мне же плащ, заметающий все следы, я купил его за большие деньги в Одессе у одного знакомого контрабандиста, земля ему будет пухом.

– Дяденька, ну отдайте! – стоял на своем Пашка. – Нехорошо обманывать человека.

– Что значит «нехорошо»? А ты поступил хорошо? Три вилки из четырех, которые ты мне дал, были с кривыми зубьями, а на четвертом одного зуба вообще не было.

– Это были Улькины вилки. Она сказала, что если я сегодня эти вилки ей не отдам, она всем расскажет, какой я ворюга, и со мной во дворе никто не будет больше дружить.

– Не знаю я никакой Ульки, – отмахнулся от него лысый.

– Как? – удивился Пашка. – Улька Ляпина, которая супердевочка.

– Супердевочка? – Лысый задумался. – А не та ли это рыжая дылда, которая делает ушами вот так? – Лысый оттянул уши, показывая, как она это делает, отчего они из лимонно-банановых превратились в рябиново-помидорные, затем их со щелчком отпустил.

– Она самая, – подтвердил Пашка.

– Все равно не знаю. – Лысый помотал головой. – И тебя не знаю. И вообще твоя минутка прошла. – Обладатель серьги и лысины повернулся к Пашке спиной.

– Вилки и штопор с брошкой! – Пашка топнул ногой в кроссовке. – Это вы их взяли! Отдавайте, они чужие!

– Кхе-кхе-кхе, – рассмеялся лысый противным кашляющим смешком. Этот смех, как сухая вата, набивался в уши, за шиворот, и уши ёжились будто бы от щекотки, а шея начинала зудеть. – Кхо-кхо-кхо, кха-кха-кха, поищи дурака, кхе-кхе-кхе, кху-кху-кху, повезло дураку! – Он подпрыгнул, перевернулся в воздухе, приземлился и пошагал дальше.

В это время из-за колючих кустов нависающего над дорожкой шиповника показалась супердевочка Уля.

– Здрасьте, – сказала Уля, удивленно глядя на Пашку, – вот ты, оказывается, где. – Тут она увидела на дорожке удаляющуюся фигуру лысого. – А вот, оказывается, где подлый трус и мелкий мошенник, выманивающий папины штопоры и чужие мамины брошки у некоторых неразумных детей. Эй, дяденька, ну-ка стойте! Ну-ка отдавайте обратно то, что выманили вчера у Пашки!

Уши лысого сделали разворот.

– Кхе-кхе-кхе, – ответил он Уле, корча ей затылком гримасы, – а ты меня догони! Догонишь, отдаю тебе вилки, штопор и брошку твоей ненаглядной мамочки. Не догонишь – всё оставляю себе. Только кишка тонка догнать чемпиона мира по запутыванию следов и уходу от любого вида погони!