Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч Страница 9

— На колени! — прорычал вне себя Хоттабыч. — И ты на колени! — указал он перстом на кассиршу. — И ты! — крикнул он второй официантке, спешившей на помощь своей подруге. — Все три немедленно на колени и молите моего юного друга, чтобы он вас помиловал!

С этими словами он вдруг стал расти в размерах, пока не достиг головою потолка. Это было страшное и удивительное зрелище. Кассирша и вторая официантка упали в обморок от ужаса, но первая официантка, хоть в побледнела, спокойно сказала Хоттабычу:

— Стыдитесь, гражданин! Ведите себя, как полагается в общественном месте… И если вы порядочный гипнотизёр…

Она думала, что старик проделывал над ними опыты гипноза.

— На колени! — снова проревел Хоттабыч. — Я кому говорю, — на колени?!

За три тысячи семьсот тридцать два года его жизни это был первый случай, когда обыкновенные смертные осмеливались ослушаться его приказаний. Хоттабычу казалось, что это роняет его в глазах Вольки, а ему страшно хотелось, чтобы Волька уважал его и ценил его дружбу.

— Падай ниц, о презренная, если тебе дорога жизнь!

— Об этом не может быть и речи, — отвечала дрожащим голосом храбрая официантка. — Это за границей, в капиталистических странах, работники общественного питания вынуждены выслушивать всякие грубости от клиентов, но у нас… И вообще непонятно, чего вы повышаете голос… Если есть жалоба, можете вежливо попросить у кассирши жалобную книгу. Жалобная книга выдаётся по первому требованию… Наш павильон, знаете ли, посещают самые известные гипнотизёры и иллюзионисты, но никогда ничего такого себе не позволяли. Правильно я говорю, Катя? — обратилась она за подружкой к подруге, которая уже успела прийти в себя.

— Тоже выдумал, — отвечала Катя, всхлипнув, — на колени становиться! Безобразие какое!..

— Вот как?! — окончательно разошёлся Хоттабыч. — Так вот до чего доходит ваша дерзость?! Ну что ж, вы сами того хотели!

Привычным жестом он выдрал из своей бороды три волоска и отнял левую руку от Волькиного уха, чтобы разорвать их на мельчайшие части.

Но стоило лишь Хоттабычу оставить Волькино ухо в покое, как Волька, к великой досаде старика, вновь обрёл дар речи и свободу в распоряжении своим телом, Первым делом он схватил Хоттабыча за руку:

— Что ты, Хоттабыч! Что ты задумал!

— Я задумал наказать их, о Волька. Поверишь ли, стыдно признаться: сначала я хотел их поразить громом. Поражать людей громом — ведь это по силам любому самому завалящему ифриту!..

Тут Волька, несмотря на серьёзность положения, нашёл в себе мужество вступиться за науку.

— Удар грома… — сказал он, лихорадочно размышляя, как отвести беду, нависшую над бедными девушками, — удар грома никого поразить не может. Поражает людей разряд атмосферного электричества — молния. А гром не поражает. Гром — это звук.

— Не знаю, — сухо отозвался Хоттабыч, не желавший опускаться до споров с неопытным юнцом. — Не думаю, чтобы ты был прав. Но я передумал. Я не поражу их громом. Лучше я превращу их в воробьёв. Да, пожалуй, в воробьёв.

— Но за что?

— Я должен наказать их, о Волька, Порок должен быть наказан.

— Не за что наказывать! Слышишь!

Волька дёрнул Хоттабыча за руку. Тот уже собрался порвать волоски: тогда было бы поздно.

Но волоски, упавшие было на пол, сами по себе вновь очутились в тёмной шершавой ладошке Хоттабыча.

— Только попробуй! — закричал Волька, заметив, что старик снова собрался порвать волоски. — Ах, так!.. Тогда и меня превращай в воробья! Или в жабу! Во что угодно превращай! И вообще считай, что на этом наше знакомство закончено! Мне решительно не нравятся твои замашки. И всё! Превращай меня в воробья! И пусть меня сожрёт первая попавшаяся кошка!

Старик опешил:

— Разве ты не видишь, что я хочу это сделать, чтобы впредь никто не смел относиться к тебе без того исключительного почтения, которого ты заслуживаешь своими бесчисленными достоинствами!

— Не вижу и не желаю видеть!

— Твоё приказание для меня закон, — смиренно отвечал Хоттабыч, искренне недоумевавший по поводу непонятной снисходительности своего юного спасителя. — Хорошо, я не буду превращать их в воробьёв.

— И ни во что другое!

— И ни во что другое, — покорно согласился старик и всё же взялся за волоски с явным намерением порвать их.

— Зачем ты хочешь рвать волоски? — снова всполошился Волька.

— Я превращу в пыль все товары, и все столы, и всё оборудование этой презренной лавки!

— Ты с ума сошёл! — вконец возмутился Волька. — Ведь это государственное добро, старая ты балда!

— Да позволено мне будет узнать, что ты, о бриллиант моей души, подразумеваешь под этим неизвестным мне словом «балда»? — с любопытством осведомился Хоттабыч.

Волька покраснел, как морковка.

— Понимаешь ли… как тебе сказать… э-э-э… Ну, в общем, «балда»-это что-то вроде мудреца.

Тогда Хоттабыч решил запомнить это слово, чтобы при случае блеснуть им в разговоре.

— Но… — начал он.

— Никаких «но»! Я считаю до трёх. Если ты после того, как я скажу «три», не оставишь в покое этот павильон, можешь считать, что мы с тобой не имеем ничего общего и что между нами всё кончено, и что… Считаю: раз!.. два!.. т…

Волька не успел досказать коротенькое слово «три». Горестно махнув рукой, старик снова принял свой обычный вид и сумрачно проговорил:

— Пусть будет по-твоему, ибо твоё благоволение для меня драгоценней зениц моих очей.

— То-то же, — сказал Волька. — Теперь осталось извиниться, и можно спокойно уходить.

— Благодарите же своего юного спасителя! — сурово крикнул Хоттабыч девушкам.

Волька понял, что вырвать извинение из уст старика не удастся.

— Извините нас, пожалуйста, товарищи, — сказал он. — И если можно, не очень обижайтесь на этого гражданина. Он приезжий и ещё не освоился с советскими порядками. Будьте здоровы!

— Будьте здоровы! — вежливо отвечали девушки.

Они ещё толком не пришли в себя. Им было и удивительно и страшновато. Но, конечно, им и в голову не могло прийти, насколько серьёзной была опасность, которой они избежали.

Они вышли вслед за Хоттабычем и Волькой на улицу и стояли у дверей, глядя, как медленно удалялся этот удивительный старичок в старомодной соломенной шляпе, пока наконец, влекомый своим юным спутником, не скрылся за поворотом.

— Откуда такие озорные старики берутся, ума не приложу! — вздохнула Катя и снова всхлипнула.

— Какой-нибудь дореволюционный гипнотизёр, — жалостливо сказала её храбрая подруга. — Наверно, пенсионер. Соскучился, выпил, может быть, лишнего… Много ли такому старичку требуется!

— Да-а-а, — присоединилась к её мнению кассирша, — старость не радость… Пойдёмте, девушки, в помещение!..

Но, очевидно, на этом не суждено было кончиться сегодняшним злоключениям. Лишь Волька с Хоттабычем вышли на улицу Горького, в глаза им ударил ослепительный свет автомобильных фар. Казалось, прямо на них мчалась оглашая вечерний воздух пронзительной сиреной, большая санитарная машина.

И тогда Хоттабыч страшно изменился в лице и громко возопил:

— О горе мне, старому и несчастному джинну! Джирджис, могучий и беспощадный царь шайтанов и ифритов, не забыл нашей старинной вражды, вот он и наслал на меня страшнейшее из своих чудовищ!

С этими словами он стремительно отделился от тротуара, уже где-то высоко, на уровне третьего или четвёртого этажа, снял свою соломенную шляпу, помахал ею Вольке и медленно растаял в воздухе, крикнув на прощанье:

— Я постараюсь разыскать тебя, о Волька ибн Алёша! Целую пыль под твоими ногами!.. Пока!..

Между нами говоря, Волька даже обрадовался исчезновению старика. Было не до него. У Вольки подкашивались ноги при одной мысли, что ему сейчас предстояло возвратиться домой.

В самом деле, попробуйте поставить себя на его место. Человек ушёл из дому для того, чтобы сдать экзамен по географии, посетить кино и к половине седьмого вечера чинно и благородно вернуться домой обедать. Вместо этого он возвращается домой в десятом часу, позорно провалившись на экзамене, и, что самое ужасное, с бритыми щеками! Это в неполные тринадцать лет! Сколько он ни думал, но выхода из создавшегося положения ему найти не удалось.

Так ничего и не придумав, он поплёлся в тихий, полный длинных предзакатных теней Трёхпрудный переулок.

Он прошёл мимо удивлённого дворника, вошёл в подъезд, поднялся на площадку второго этажа и, тяжко вздохнув, нажал кнопку звонка. В глубине квартиры раздались чьи-то шаги, и незнакомый голос спросил через закрытые двери.

— Кто там?

«Это я», — хотел сказать Волька и вдруг вспомнил, что с сегодняшнего утра он уже здесь не проживает.

Ничего не ответив новому жильцу, он быстро сбежал по ступенькам, с независимым видом пошёл мимо продолжавшего удивляться дворника и, выйдя из переулка, сел в троллейбус. Но несчастья преследовали его в этот день. Где-то, скорее всего в кино, он потерял кошелёк, Пришлось вылезть из троллейбуса и пойти пешком.