Витауте Жилинскайте - Робот и бабочка Страница 10

— Должен вам сказать, — медленно, как знающий себе цену жук, начал он, — что голос у вас действительно весьма сносный, можно сказать — терпимый.

— Спасибо, — улыбнулась певица, обмахиваясь фиалочным веером.

— Но еще я должен сказать, — пропуская ее благодарность мимо ушей, солидно продолжал посетитель, — что мне доводилось слушать голоса и получше. К примеру, у капустной мухи или моли. Когда на дне моего рождения завели они «Многие лета», половина гостей оглохла и до сих пор ничего не слышит. Вот это, доложу я вам, голоса!

Жук покачался в кресле, устраиваясь поудобнее, и с видом знатока посоветовал:

— Мне кажется, ваш голос тоже звучал бы намного лучше, если бы вы пели о более значительных вещах.

— О каких таких более значительных? — удивилась цикада.

— О таких, которые действительно блестят и светят, — ответил жук-навозник Блестящий. — Вот пели вы о солнце, благодарили его за лучи. А что оно в это время делало? Спряталось, видите ли, за ельник и даже в полглаза не глянуло, кто это там, под грибом, во славу его дерет глотку. И вообще, кто оно такое, это солнце? Ночью, когда темно и прохладно, его и с огнем не сыщешь. В пасмурный, дождливый день, когда так необходим хотя бы один лучик света, о солнце — ни слуху ни духу. А зимой? Что творит оно зимой?! — Распалившись, жук даже вскочил с кресла. — Зимой солнцу и дела нет, что мы можем умереть от холода и голода, зимой, подумать только, оно греет какую-то там чужую Африку, а в нашу сторону и не смотрит!… Слыхивал я от аиста, что Африку оно греет круглый год, поэтому там даже не бывает снега. Вот оно какое, ваше солнце, а вы его прославляете, благодарственные гимны ему поете!

Цикада посмотрела в окошко на небо, улыбнулась и сказала:

— Говорите, говорите дальше, я впервые слышу такие интересные рассуждения.

— Так вот, — продолжал польщенный жук-навозник, — значит, солнце-то бывает, а то и нет. А я — я есть всегда, всегда свечу, всегда блещу. И ночью, и днем, и летом, и зимой. Ни за облаками не прячусь, ни в какие-то африки не бегаю, всегда тут, как вот сейчас: солнце-то уже село, а я налицо. И так всегда!

Он умолк и, ожидая ответа цикады, скромно почесывал себе животик. Но артистка молча перебирала на шее ожерелье из зернышек дикого перца.

— Итак, что вы на это скажете? — нетерпеливо спросил жук.

— Значит, вы желаете, чтобы я пела не о солнце, а о вас? Чтобы благодарственные гимны возносились не солнышку, а вам? Так? — спросила цикада и прикрылась веером: как бы гость не заметил ее иронической улыбки.

— Да! Именно так! — даже подскочил от радости жук-навозник. — Ведь у меня заслуг побольше, чем у какого-то солнца! Поэтому пусть и славят в песнях меня.

— Ладно, — согласилась цикада. — Обещаю: завтрашний концерт будет посвящен вам.

Жук-навозник Блестящий чуть не пустился в пляс от счастья. Однако взял себя в руки и важно, как подобает тому, кто блестит ярче солнца, кивнул певице головой и сказал на прощание:

— Уверен, это будет ваш самый выдающийся, самый удачный концерт. Я пришлю вам корзину лучших поганок, недаром они растут только на козьем навозе. До встречи на концерте!

Весь следующий день наш навозник не находил себе места: то и дело высовывал из пня усы, с нетерпением ожидая, когда же раздадутся звуки труб и появится отряд жуков-карапузиков. Наконец они выползли на полянку, остановились около пня и громко объявили:

— Тра-та-та, ту-ту-ру!… Внимание, внимание! Сегодня вечером! Под старым подберезовиком! Необычайный концерт! Концерт-загадка! Приглашаем всех, приглашаем всех! Внимание! Напоминаем: пилить, точить, сосать и грызть во время концерта воспрещается! Сегодня вечером! Концерт-загадка!

Жук-навозник Блестящий поспешно выбрался из своего трухлявого пня и кинулся надраивать мхом надкрылья, лапки, усы. Как-никак, а концерт — в его честь!… Начистив все до блеска, он еще долго вертелся перед лужицей, любуясь своим отражением. Нет, никогда еще, казалось ему, не был он таким огромным, таким сверкающим, таким великолепным — жук даже начал немножко завидовать сам себе. Наконец, повесив на шею галстук, то есть крылышко стрекозы, он отправился на концерт.

Заняв ложу, жук-навозник сделал вид, что не обращает внимания на сидящих в соседней ложе адмирала и его супругу бабочку адмиральшу, даже головой им не кивнул, презрительно повернулся спиной и к расположившемуся по другую сторону ложи щелкунчику. Не сводя глаз со сцены, жук с нетерпением ожидал начала.

Наконец-то! Распахнулись девять паутинок, погасли люстры светлячков, и в глубине сцены выстроились маленькие цикадки.

Просеменила из-за кулис перетянутая в талии оса и звонко объявила:

— Песня-загадка: «Кто ярче солнца?» Вива виваче, престо.

Навозник удовлетворенно хмыкнул и, высунувшись из-под шляпки гриба, глянул в небо. На этот раз солнышко не пряталось за ельником: наверно, заинтересовалось, кто же это ярче его.

Солистка цикада запела:

Кто ярче солнца,

Кто ярче солнца

В мире блестит?

Кто засияет,

Кто засверкает —

Солнце затмит?

Кто в мире в силах

Наше светило

Пересиять?

И перед кем же

Нашему солнцу

Не устоять?

Поскорее отвечайте — кто?

И загадку отгадайте — кто?

А хор маленьких цикадок тоненько подтянул:

Не молчи-и-и-те!

Говори-и-и-те!

Побыстрее!

Поскорее!

Кто? Кто? Кто?

Зрители, да и не только они, все, кто слышал песню цикады, задумались, ломая себе голову: кто же это может сверкать ярче самого солнца? Даже луговая блошка перестала прыгать. Даже усачи перестали шевелить своими беспокойными усами. Даже долгоносики перестали шмыгать своими длинными носиками. Даже пауки перестали раскачиваться на своих паутинках. Кто же? Кто?

Жук-навозник, сгорая от нетерпения, встал на задние лапки, вытянулся во весь рост, чтобы его увидели и поскорее разгадали загадку. Однако никто даже не смотрел в его сторону. Все слушали-гадали: кто же это?

Не молчи-и-и-те!

Говори-и-и-те!

Кто? Кто? Кто? —

призывал хор маленьких цикадок.

Однако и под шляпкой гриба, и на всей поляне царила тишина — никто не мог разгадать загадку. Ужасно разволновавшись, жук-навозник Блестящий перевесился через край ложи и пощекотал усом щелкунчика, а потом, якобы нечаянно, ткнул лапой прямо в крыло бабочку адмиральшу. Разъяренная адмиральша так стукнула нахала лорнетом на длинной ручке, что он вывалился из ложи. К счастью, успел зацепиться ногой за край сухого дубового листа и повис вниз головой — словно спящая летучая мышь.

Не молчи-и-и-те, отвечайте! —

призывала солистка цикада.

Говори-и-и-те, отгадайте! —

подпевали маленькие цикадки.

И снова никто не откликнулся. Казалось, что загадку никому не отгадать.

Тогда жук-навозник не выдержал и, продолжая висеть вниз головой, завопил:

— Так это же я!… Я солнца ярче!

Зрители вздрогнули от удивления и во все глаза уставились на навозника.

— Я!… Я сияю ярче солнца! — снова заорал он.

Тут сосед-щелкунчик затрясся в своей ложе, расхохотался:

— Ну, братцы, шутка! Аи да потеха! Водомерки подхватили:

— Со смеху лопнем! Лопнем от смеха!

— Жж-ивоты надорвем! Жж-ивоты надорвем! — валясь с ног, жужжали шмели.

— Мы от хохота помрем, мы от хохота помрем, — стонали муравьи.

Листогрызы басили:

— Кто ярче солнца? Этот навозник? Га, га, га!

— Вот уж мы ему покажем! Вот уж достанется дурню! — грозились рассерженные и сгорающие от стыда родичи нашего навозника — жуки-землеройки.

— Хо-хо-хо! — ржали-носороги.

— Хи-хи-хи! — тряслись блошки.

Не удержалась даже сама солистка цикада.

— Ха-ха! — звонко рассмеялась она.

И тут случилось неожиданное: от громового смеха прямо на глазах начал разваливаться старый подберезовик. Его источенная червяками ножка подломилась, и большая мягкая шляпка, словно пуховая подушка, шмякнулась на хохочущий зрительный зал. Поднялся переполох, однако никто не пострадал и смех все равно не унимался — пробился даже из-под трухлявой шляпки и покатился по полям и лесам.

На место веселой катастрофы примчалась команда пауков-спасателей. Пауки ловко опутали своими нитями шляпку, зацепили их за еловую ветку и, дружно потянув, подняли вверх. Как только шляпка поднялась, жук-навозник первым выбрался наружу и без оглядки пустился прочь со всех ног. Бежал до тех пор, пока не очутился на другом конце леса. Но и тут догнали его взрывы смеха. Взбешенный и измученный, жук-навозник Блестящий посмотрел вверх и увидел, что солнце тоже смеется — даже щеки у него от смеха раскраснелись.