Михаил Чулков - Русские сказки, богатырские, народные Страница 16

В это смятенное мгновение неустрашимый и привыкший к опасностям Тароп видит опасность, грозящую господину его. Он вынимает стрелу свинцовую, окропляет оную водами бугскими, напрягает лук и поражает чародейные крылья Тугарина. Силы адские отваливаются и оставляют исполина, который упускает камень и стремглав разбивается о землю. Добрыня Никитич завершает судьбу его. Он сходит с коня, наступает ногою на горло чудовищу и сильною своею десницею срывает страшную голову с дебелых плеч и, вонзая на копье, возглашает победу, а Тароп подтверждает оную, вострубив в ратный рог. Чудовище, кончая жизнь, трепеталось столь жестоко, что выбило ногами превеликую долину, поднесь еще на месте оном видимую, а кровь его на три часа произвела в Днепре наводнение.

Богатырь довольствовался восхищением об исполнении своего обета и упражнялся в похвалах верному своему Таропу-слуге, неустрашимость коего достойна была этого лестного признания.

Между тем истребление исполина, видимое со стен киевских, произвело великое торжество. Радостные рукоплескания и восклицания: «Да здравствует великий князь и сильный, могучий богатырь его Добрыня Никитич!» – наполняли воздух. Воинство потрясало оружием и сообщало вопль торжественный с гласом народа. Победитель хотел ехать, принести отчет о своем подвиге великому князю, но узрел того шествующего к нему, со всем великолепием двора своего. Он не садился на коня и шествовал пешим навстречу государю, неся знак победы своей, который с коленопреклонением поверг к стопам Владимира… Я не распространяюсь в почестях, восприятых Добрыней от монарха русского и его подданных. Довольно сказать: Владимир умел награждать заслуги и справедливые россы платить благодеяния.

Но радость и приветствия должны были прерваться, чтоб с еще большим весельем проводить торжествующего Владимира в его столицу. Увидели труп исполинов надымающийся. В минуту уподобился он той горе и с прегромким треском лопнул, обратясь весь в смердящую сажу. Только желудок его, подобный великой хоромине, остался цел и производил колебание, как будто имел в себе нечто живое. Все обстоящие ужаснулись и ожидали, что выйдет из оного не меньше как чудовище. Добрыня готов был истребить эту тварь при самом его начале и приложил уже копье свое, но едва острие его коснулось, желудок обратился в водяные пары, а голова исполина в пламень, и рассыпались в воздухе. (Но какое явление! О удивительный, невероятный случай!) На месте желудка усмотрели восстающих, поглощенных исполином Болгарского князя Тревелия, его воинов и киевских витязей. Они были бледны, как усопшие, и ожидали видеть только тени их. Однако свежий воздух оживил их вскоре, и радость усугубилась. Великая княгиня обнимала своего возлюбленного брата, память которого уже оплакала. Всяк находил родственника или друга в пожранных чудовищем. Удовольствие было всеобщее. Наконец Владимир приветствовал государя Болгарского, и тот неожидаемо обрел в нем своего зятя, ибо Тревелий со времени похищения сестры своей ничего о ней не ведал и считал её погибшей. Радость его была чрезмерна, видя сестру свою супругою сильного монарха, подающего законы царству Закамскому, и услышав, что Добрыня удержал ему престол его, готовый предаться в руки другого; он действительно возвратился благополучно в свое государство принять с восхищением восторги от своих подданных, кои нашли в нем прежнего отца, ибо Тревелий, побывав в брюхе у исполина, забыл свои прежние строгости и стал государем кротким. Добрыня в отплату похищенного из его оружейной меча подарил ему ключ от Агрикановой кладовой, а это тут же привлекла к нему множество богатырей, старавшихся заслужить и заслуживших доспехи редкие, во той хранимые.

По окончании победы над Тугарином торжество продолжалось многие дни, и забавы усугублялись присутствием государя Болгарского, которым Владимир умел придавать великолепие и живость. Один только первосвященник Перуна ужасно сердился от того, что Тугарин был заколот истреблен до смерти, а не заклан на жертвеннике бога грома. Он предвещал гнев небес и множество несчастий. Однако судьба выставила его лжецом, ибо Владимир вскоре потом принял закон истинный и самого Перуна с братиею отделал ловко[27].

Добрыня Никитич окончил век свой при дворе Владимира, в славе и почтении от своего государя и любим россами. Он не вступал в брак и провождал дни, по должности своей, в ратных подвигах и увенчал чело Владимирово множеством лавров. Он разбил троекратно воинство греков, побрал их города, лежащие на Черном, или Меотийском, озере; неприступный Херсон покорился руке его, и она же отверзла в него путь торжествующему Владимиру. Враждебная Польша не смела напасть на Белоруссию. Ятвяги, радимичи, косоги и певкины[28] покорно платили дань, поскольку трепет наполнял их от одного имени богатыря Добрыни. Он за свою жизнь свою убил четырех чудовищ, сорок богатырей и разбил с одним слугою своим Таропом девятнадцать воинств. Этот верный слуга разделял с ним все опасности и труды и неоднократно пособствовал к победам, как то в сражении с косожским князем Редедей[29], спас и жизнь ему. Этот Редедя тоже был великаном и, отложившись от подданства Владимира, не захотел платить ему дани. Посланный для укрощения его Добрыня вызвал оного на поединок, но хитрый князь вырвал из рук его копье Нимродово и схватил в руки самого Добрыню, чтобы задушить его. Верный Тароп в то мгновение пустил в него девять стрел подряд и выбил ему оба глаза, а Добрыня, освободясь, успел, рассечь его мечом с головы до ног. Если слава сильному, храброму и добродетельному богатырю этому возглашает хвалу и в наших временах позднейших, поистине сотрудник его Тароп не меньше заслуживает вечной памяти.

Повесть о сильном богатыре Чуриле Пленковиче

Однажды народ подданых косогов отрекся платить дань князю Владимиру; следовало усмирить их, и заслуженный богатырь Добрыня Никитич вызвался причислить это выполнение к прочим своим славным подвигам. Он отправился в путь один, только со своим Таропом-слугою и исполнил, как уже сказано в прошедшей повести. Между тем в России не помышляли ни о чем, кроме веселостей, и двор великого князя был их стечением.

С началом осени начались звериные ловли. Обширный лес за Вышградом окинут был тенетами, кричальщики расставлены по местам. Прибыл государь, и гоньба началась. Среди пущего жара охотничьих забав со стороны гор, не в дальности от Днепра лежащих, послышался жестокий шум и свист. Всё это происходило от огромного летящего змия, который, напав на ловцов, многих растерзал и пожрал, а прочих, наполнив ужасом, обратил в бегство. Сам великий князь был подвержен опасности. Он был спасён лишь погибелью верных подданных, защитивших его своею жизнью, и прибыл в Киев, чтоб страдать жалостью о опустошениях, производимых этим чудовищем в окрестностях его столицы.

Этот змий поселился в Заднепровских горах в глубокой пещере. Неизвестно, откуда взялся он, но тотчас прибытие свое отметил кровавыми следами. Нельзя было выступить за стены градские. Деревни опустели, стада расхищены, и каждое семейство оплакивало погибель родственника. Не было спасения от этого лютого чудовища. Набег его был быстр, и с помощью крыльев настигал он самых резвых коней. На открытом месте усматривал он в мгновение ока людей и, спускаясь по воздуху или догоняя, пожирал или уносил их в свою пещеру. Рост и сила его были невообразимы.

Пекущийся о истреблении зверя Владимир пообещал великую награду тому, кто убьет его. Множество храбрецов, побуждаемых славою или корыстью, погибало, ибо в те времена, когда огнестрельного оружия еще не знали, следовало сражаться только мечом, стрелами и копьями, а чудовище имело на себе непроницаемую чешую. Тысячами посылались воины, но всегда возвращались в трепете и с великим уроном. Разъяренный нападениями змий терзал бедняг сверх своего насыщения, и ни один доспех не выдерживал острия когтей его.

Одна только надежда оставалась сетующему государю на богатыря Добрыню, но возвращение оного медлилось. Между тем моления к богам были учреждаемы, жертвы курились, но все бесплодно. Змий продолжал опустошения. Пустынник неизвестный, живущий в пещерах Варяжских, является пред Владимиром. Он объявляет ему, что в недрах Киева обитает кожевник, Пленко называемый, что оного сын Чурило только в силах истребить змия. Сказав это, он отходит. Тщетно Владимир останавливает его, желает выспросить подробнее. Он скрылся.

Князь посылает вельмож сыскать юного кожевника и привести пред себя с честью. По долгом искании находят жилище оного кожевника, входят и застают молодого Чурилу, выминающего кожи. Осьмнадцать только лет имел он от рождения, но рост и широта плеч его были чрезмерны. Он мял вдруг шесть кож[30] воловых с таковою удобностью, как бы были то шкурки белок, и, неосторожно потянув, перервал оные надвое, в присутствии посланных вельмож. Сила сия была невоображаема, и вельможи, исполненные надежды, поглядывали с изумлением друг на друга. Напоследок предлагали ему желание княжее его видеть и просили, чтоб он тому повиновался. Чурило Пленкович ответствовал им смело, что от рождения своего не выходил еще за ворота дома своего без дозволения родительского и что если потерпят они до возвращения оного, по его воле он готов будет следовать. Вельможи удивлялись кротости и благонравию юноши и взяли терпение ждать возвращения Пленкова. Сей вскоре пришел и, узнав волю государя, вручил им своего сына без всякого сомнения.