Эдуард Успенский - Самые новые истории о Простоквашино Страница 19

Печкин даже задохнулся от застенчивости, и чуть было не вылез на сцену, чтобы вручить певице цветы. Но Пелагея Капустина одёрнула его и сказала:

– Цветы дарят после концерта.

– «Ну, что тебе сказать про Сахалин», – объявила певица, снова обращаясь к Печкину. Видно, Печкин с таким вниманием смотрел на неё, что и она не могла отвести от него глаз.

Ну, что тебе сказать про Сахалин? —

запела она.

Печкин растерялся и попросил:

– Ну… про погоду скажите.

На острове нормальная погода.Прибой мою тельняшку просолил,И я живу у самого восхода.

Тут пошёл долгий музыкальный проигрыш. Печкин обрадовался и закричал:

– Как у вас там дела с почтой?

Певица ответила:

А почта с пересадками летит издалека,Из самой дальней гавани Союза,Где я бросаю камушки с крутого бережкаШирокого пролива Лаперуза.

Короче, весь концерт певица обращалась к Печкину. Или это казалось, что она обращается только к нему:

Письма, письма часто на почту ношу,Будто я роман с продолженьем пишу…

Или:

А вчера прислал по почтеДва загадочных письма.Вместо строчек только точки,Догадайся, мол, сама…

Или уж совсем:

Когда я на почте служил ямщиком,Был молод, имел я силёнку…

Когда концерт закончился, Печкин больше всех хлопал. А Пелагея Капустина поникла.

Почтальон Печкин долго ждал, когда певица выйдет из-за кулис, а когда она вышла, он вручил ей большой букет пионов и так вежливо сказал:

– Не хотите ли вы, уважаемая Виолетта Эльдорадовна, пойти посмотреть поросёночка?

Печкин даже отчество певицы узнал, хотя она была вовсе не Эльдорадовна, а Эльдаровна.

– Какого ещё поросёночка? – удивилась Виолетта Серебряная.

А два дружинника с повязками сделали шаг вперёд.

– Да такого поросёночка, Борьку на восемь пудов.

Певица смотрела на него с удивлением:

– Вы – тот колхозник, который сидел в первом ряду?

– Я не колхозник, – ответил Печкин. – Я – мистер Икс. Моя фамилия Печкин.

Виолетта Серебряная обняла Печкина и сказала:

– Дорогой мистер Икс, дорогой мистер Печонкин, вы так внимательно слушали мои песни, что я лишний раз поняла, что я очень нужна народу. Спасибо вам за это!

– А поросёночек? – спросил Печкин.

– Как-нибудь в другой раз. Я обязательно посмотрю вашего поросёночка Борьку. Я думаю, мне очень понравится поросёночек Борька на восемь… как вы сказали?

– Пудов.

– Пудов…

Она села в удлинённую «Ниву» и уехала.

А у Печкина уже и стол был накрыт для гостей на две персоны – огурчики, грибочки, самогончик.

Глава семнадцатая

Засада

Между прочим, жуликов, которые в Простоквашино записки рассылали, на концерте не было. Они и в самом деле решили во время представления ещё раз в дом дяди Фёдора залезть. Заодно и в других домах пошарить.

Дядя Фёдор, Шарик и Матроскин устроили засаду. Мальчик сидел на чердаке, так что ему хорошо был виден весь первый этаж. В руках у него была верёвка от крышки погреба.

Кот Матроскин незаметно сидел на шкафу. Шарик спрятался в собачьей будке с фоторужьём.

План операции был таков. Как только воришки войдут в дом и пройдут на середину избы, Шарик как выскочит из будки, как направит на них фоторужьё, как закричит:

– Руки вверх!

Воришки попятятся назад. Дядя Фёдор приподнимет люк, и они посыплются вниз. Тут же Матроскин прыгнет на люк сверху, и всё – мышки в мышеловке. Бери их голыми руками, если, конечно, хватит сил. Преступники тут же, как милые, сдадутся, если, конечно, вызывать милицию.

Дом был вычищен и вымыт. Печка побелена зубным порошком.

– Что это ты, Матроскин, так стараешься? – спросил дядя Фёдор.

– Как же! Незнакомые люди придут! – ответил кот. – Стыдно будет за грязь.

Он даже тапочки выставил у входа.

Всё получилось так, как было задумано, но совершенно наоборот.

Жулики – два человека в спортивных костюмах – действительно подошли к дому. Прислушались – никого нет. Открыли дверь, вошли в избу. Всё тихо. Они стали снимать ботинки и надевать тапочки.

Тут же Шарик выскочил из будки и закричал:

– Руки вверх! Снимать буду!

Он направил на них ружьё – и как вспыхнет фотовспышкой!

Дядя Фёдор открыл крышку погреба. Вот сейчас жулики отступят назад и рухнут вниз в темноту.

Но преступники не отступили назад в погреб, потому что они запутались в снятых ботинках. Они только подняли вверх руки с тапочками.

Матроскин, точно по программе, как закричит:

– Держи их!

И прыг со шкафа прямо в чёрную дыру.

Он так там треснулся о картошку, что заорал не кошачьим, а тигриным голосом:

– Вау! У-У-У-У-У-У!

Жулики совсем испугались и бросились бежать.

Шарик побежал с ними рядом, он забегал с одного бока и с другого и фотографировал. Бежал перед ними и сзади них и фотографирвал.

Вот жулики выбежали на асфальт из травы. И тут откуда-то появилась зелёная машина «Уазик» и поехала перед ними.

В машине открылась задняя дверца, спортсмены влезли в машину и умчались.

«Сообщники» – подумал Шарик.

Это была милиция.

Глава восемнадцатая

Пелагея капустина хочет исправить ошибку

Пелагея Капустина быстро поняла, какую глупость она сделала, послав Печкину чужую фотографию. Она решила всё исправить – послать ему свою собственную фотографию и очень красивую.

Не теряя времени, она села на мотоцикл и помчалась в село Троицкое к фотографу Щелчкову.

Фотограф Щелчков очень обрадовался её визиту, переизбытка клиентов у него в сельской местности не было.

Он сразу засуетился:

– Садитесь, садитесь, гражданочка. Как будем фотографироваться – на паспорт, на портрет или на долгую память?

– Это как так на долгую память? – спросила Пелагея.

– Для расставания, – объяснил Щелчков.

– Мне для расставания не надо, – испуганно сказала Пелагея. – Мне надо наоборот.

– Можем портретное фото сделать, – говорит Щелчков, – на стенку вешать. А можем художественное фото предложить с поросёнком там или с коровой.

– Я поросёнка продала, – опять испугалась Пелагея. – Можно мне с мотоциклом?

– Можно, конечно, – сказал фотограф. – Только уж для художественного фото вам придётся причёску сделать. А то и маникюр.

– Как так причёску? Как так маникюр?

– А так. Без причёски и маникюра я художественное фото делать не буду. Это не фото получится, а репортаж с места событий.

– Ладно, – согласилась Пелагея.

– И мотоцикл надо помыть, чтобы блестел.

Пелагея кивнула головой.

– И хорошо бы что-нибудь интеллектуальное в руках держать. Например ракетку для тенниса или обруч.

– У меня нет, – сказала Пелагея.

– Тогда книгу, – сказал Щелчков.

Пелагея кивнула.

Она решила книгу у профессора Сёмина взять. Она видела у профессора одну очень красивую книгу. Про курей.

На этом договорились.

А как только Пелагея отошла от фотографа, к нему тут же твёрдым шагом подошёл один из помощников:

– Товарищ капитан-фотограф, разрешите доложить: два преступника задержаны.

Глава девятнадцатая

В кутузке

Профессор Сёмин сидел в кутузке в полном одиночестве. Про него словно забыли.

«Вот и я в тюрьме, – думал он. – У нас, в России, всегда так – сегодня ты учёный, а завтра заключённый».

Но долго ему скучать не пришлось. К нему в закуток вдруг затолкали двух каких-то преступников.

В том, что это были преступники, профессор не сомневался: хорошего человека в тюрьму не посадят.

И кроме того, на них были надеты наручники. Ничего не поделаешь, надо было жить вместе, надо было ладить.

– Давайте знакомиться, – сказал профессор Сёмин. – Я профессор Сёмин.

Они представились в ответ:

– Я – альтист Кривоног.

– Я – флейтист Обезьянкин. Мы из одного оркестра.

«Альтист и Флейтист! – задумался профессор. – Это, наверное, клички. Оркестр – это банда».

– Ты по какому делу сидишь? – спросили оркестранты.

– Не знаю, – ответил профессор, – мне ещё не сказали. – А вы по какому?

– Мы по валютному. Деньги, монеты разные.

Тут профессора Сёмина осенило – вот, кто его соседи! Вот, кто его бабушку связывал! Он спросил: