Эдуард Успенский - Самые новые истории о Простоквашино Страница 20

– Мы по валютному. Деньги, монеты разные.

Тут профессора Сёмина осенило – вот, кто его соседи! Вот, кто его бабушку связывал! Он спросил:

– Вы, что ли, клад разыскиваете?

– Мы клад разыскиваем.

– Клад Косолапа Хлопка? – спросил Сёмин.

– Да, Косолапа Хлопка, – ответил толстоватый преступник. – А вы откуда знаете?

– У нас в деревне все про это знают, – ответил Сёмин. И сам спросил: – А почему вы его разыскиваете? По какому праву?

– Потому что его наши родственники закопали.

– Какие родственники?

– Наши деды, вот какие.

Новые заключённые расположились к профессору Сёмину, и главный из них, плотненький Кривоног, рассказал профессору такую историю:

– Когда мой дедушка Хлопок Косолап умирал, а это было, надо сказать, в тюремной больнице, он сказал мне: «Внук, я прожил длинную и практически честную жизнь. Много лет назад, когда я был простым разбойником, мы с моим другом и подельником по кличке Макака, закопали клад в пещере возле деревни Простоквашино. В этот же вечер рядом с кладом я закопал моего друга и подельника Макаку, потому что мы с ним подрались. Если пойдёшь забирать клад, не забудь положить цветы на его могилку».

В этом месте господин Кривоног вытер набежавшую слезу.

– Поэтому я разыскал внука Макаки, Колю Обезьянкина, и мы с ним отправились искать принадлежащий нам клад.

– А почему вы стали Кривоногом?

– Фамилия Косолап влекла за собой много неприятностей, – объяснил старший. – Моему дедушке пришлось её сменить.

– Про вас понятно, – сказал профессор. – А вот он, ваш товарищ, почему стал Обезьянкиным, а не, допустим, Булкиным или Кругликовым? Какая-то у него получилась некрасивая фамилия.

– Хотелось сохранить корни предков, – сказал худенький жулик.

Тут в кутузку вошёл суровый человек в милицейской форме и сказал суровым милицейским голосом:

– Гражданин Кривоногий, на допрос!

Глава двадцатая

Идея папы дяди Фёдора

Когда родители дяди Фёдора пришли с концерта, они были очень довольны.

– Это такая прекрасная певица! – сказала мама. – Она поёт, как я в молодости. Если бы не твой папа, я бы, может быть, тоже певицей была.

– Да кто же тебе мешал? – спросил папа.

– Как – кто? Кастрюли, мочалки, пелёнки, – ответила мама. – Воспитание ребёнка.

– Про ребёнка не надо, – сказал папа. – Последние два года его Матроскин с Шариком воспитывают.

– Личным примером, – вставил Матроскин.

– Сейчас есть такая передача по телевидению, – сказал папа, – «Конвейер телевизионных звёзд» называется. Так что милости прошу на конвейер. Через месяц, если ты такая талантливая, звездой станешь. А кастрюлями и мочалками я займусь.

Дядя Фёдор решил прекратить их спор:

– Папа и мама, а к нам жулики приходили.

– Да? – ахнула мама. – Какие жулики? А ну-ка расскажите поподробнее. Как они выглядят, сколько им лет?

Дядя Фёдор рассказал маме и папе, как они устроили засаду, как Шарик выскочил с фоторужьём на жуликов, как Матроскин влетел в погреб, как жулики испугались и убежали. И как их увезла преступническая машина.

– Короче, они удрали, – сказал дядя Фёдор. – И это плохо.

– Короче, их поймала милиция, – сказала мама. – И это ещё хуже.

– Почему?

– Потому что теперь не они придут к вам за кладом, а придёт милиция. То есть государство.

– Мы видели, как их привезли в мотель в наручниках, – сказал папа.

– Караул, – грустно произнёс дядя Фёдор.

– И вовсе даже не караул, – успокоил его папа. – У меня есть одна замечательная идея.

Глава двадцать первая

Пелагея фотографируется

Пелагея готовилась к фотографированию очень серьёзно. Она сделала красивую причёску, купила прекрасное спортивное платье, накрасила губы, подвела ресницы и сама себя не узнала.

– Боже, какая я красивая!

Она вымыла свой мотоцикл и тоже его не узнала:

– Неужели это моя такая замечательная машина?

И Пелагея, не торопясь, не поднимая пыли, чтобы не испачкаться, поехала в село Троицкое фотографироваться.

И надо же так – фотограф Щелчков сматывал удочки! Он складывал на багажник машины треноги, фотокамеры и вывеску.

– Стой! – закричала Пелагея. – Куда?

– Мы свою работу выполнили, – сказал фотограф.

– А я?

– А ты, тётка Пелагея, опоздала.

– Никуда я не опоздала, – сказала Пелагея, стягивая треногу с крыши. – Я даже причёску сделала.

– Нет, опоздала, – он тащил треногу в свою сторону.

– Нет, не опоздала.

– Нет, опоздала.

– Нет, не опоздала.

Так бы они тянули треногу до вечера, но тут фотограф взглянул в её сторону и обомлел.

– Ого! – сказал он. – Да вы и в самом деле изменились. Такую вас фотографировать одно удовольствие. С такой причёской и в таком платье вы на обложку самого главного журнала годитесь. Хорошо, садитесь передо мною на стул.

– Какой стул! – закричала Пелагея. – Вы же сами сказали – мотоцикл.

– Ладно, – согласился он. – Это сложнее, но интереснее.

Фотограф долго вертел Пелагею с мотоциклом в разные стороны. Давал ей в руки соседских куриц и козлят. Призывал смотреть вдаль, на небо и в объектив. Он был высококлассный фотограф. Он выжимал из Пелагеи всё.

– Милая моя, мы с вами такое фото сделаем – все закачаются. Назовём «Сельская фотомодель на мотоцикле».

Он учил её загадочно улыбаться, показывать скрытое лукавство, жизненную наполненность и внутреннюю задумчивость.

У Пелагеи не всё ладилось. При загадочной улыбке она всё время закрывала глаза, чтобы её не разгадали. Жизненную наполненность демонстрировала надуванием щёк. А скрытое лукавство у неё изображалось большой улыбкой на лице при одновременно свёрнутой фиге на коленях.

Но в конце концов Щелчков добился своего – Пелагея вышла у него такой красивой, что можно было просто закачаться. Он так и сказал:

– Фантастика! Можно просто закачаться!

Он обещал через два дня выслать фотографии в деревню спецпочтой.

– А если хочешь, тётка Пелагея, сама за фотографиями в город приезжай. Нас в Простоквашинске на улице Дзержинского найдёшь. Наша фирма называется «Фотоуслуги Срочные Безотказные». Проще: ФСБ.

Глава двадцать вторая

Болезнь почтальона Печкина

Почтальон Печкин после неудачного свидания с певицей Виолеттой Серебряной слёг. Он ничего не мог понять – присылает фотографию, пишет ласковые слова, а потом вдруг такая холодность.

«Может, ей поросёнок разонравился? – думал Печкин. – Мало ли, пошла на американскую выставку, увидела там американских поросят – и всё. И меня разлюбила. Американские ТЕХАССКИЕ КУКУРУЗНИЦЫ вон какие здоровые…»

Печкин лежал и грустно смотрел в окно. Осень приближалась.

«Надо же так, – думал Печкин, – когда я полон сил и веселья, на дворе обязательно весна. А как я заболею или устану, сразу вокруг осень».

И тут он увидел что-то интересное в окне и подумал:

«Кто-то у Пелагеи Капустиной на участке ходит. Какая-то красивая дамочка с причёской. Надо бы за ней понаблюдать».

Печкин достал старый, замотанный в тряпочку бинокль и стал наблюдать за дамочкой.

Без бинокля было видно лучше, но Печкина интересовали детали.

– Ой, да у неё брошка в волосах!

– Ой, да у неё губы накрашены!

– Ой, да у неё платье из бархата с джинсой!

– Ой, да у неё маникюр на ногтях!

И вдруг эта явно городская дамочка садится на мотоцикл Пелагеи Капустиной, заводит его и пулей выезжает со двора.

«Украли! Мотоцикл украли!» – подумал Печкин и срочно позвонил в милицию:

– Хищение! Кража! Среди бела дня!

Звонок был понят и принят.

Отделение Простоквашинской милиции находилось при мотеле «Простоквашино». Милиция только что закончила допрос Кривонога и Обезьянкина и собиралась ехать к дяде Фёдору конфисковывать дяди-фёдоровский клад.

Милиция – это только так говорилось, что милиция, на самом деле это был один-единственный сотрудник – милиционер Люськин. Иногда ему помогали два дружинника – Пугачёв и Разин.

Инспектор Люськин давно уже знал, где находится простоквашинский клад. Два помощника фотографа Щелчкова – лейтенант Свёклин и лейтенант Капутин – всё уже точно разузнали и ему сообщили.

Он просто выяснял у подследственных детали: какого цвета сундук, какие у него ручки, чтобы по ошибке не конфисковать что-нибудь другое.

Обезьянкин и Кривоног быстро раскололись. Каждый маленький ребёнок в нашей стране знает – чистосердечное признание уменьшает срок.