Эдуард Успенский - Самые новые истории о Простоквашино Страница 21

Пришлось арест клада отложить. Печкин зря не просигнализирует. Инспектор на зелёной сельской машине «Уазик» помчался за угнанным мотоциклом.

Пелагея Капустина катилась себе спокойненько по ухабам в город получать фотографии. Настроение у неё было прекрасное, поэтому, несмотря на осень, вокруг сияло лето.

Вдруг она заметила, что за ней с большой скоростью едет какая-то машина. И всё приближается и приближается.

«С такой скоростью хорошие люди не ездят, – подумала Пелагея. – Не иначе это преступники какие-нибудь».

Она прибавила ходу.

«Ишь, как эта дамочка испугалась», – подумал инспектор Люськин и тоже прибавил ходу.

«Ишь, как он прибавил хода», – подумала Пелагея и прибавила хода.

«Ишь, как она прибавила хода», – подумал Люськин и прибавил хода.

«Ишь, как он прибавил хода», – подумала Пелагея и прибавила хода.

«Ишь…»

«Ишь…»

«Ишь…»

«Ишь…»

Трах-тарарах! Две аварии!

Глава двадцать третья

Решение, найденное папой

Был уже поздний вечер с ранними крошечными звёдочками на сероватом небе. Корова Мурка мычала в сарае, намекая на то, что её пора доить. Телёнок Гаврюша легко почёсывался о домик дяди Фёдора, так что домик качался с боку на бок. Вокруг радостно порхали летучие мыши.

В это тревожное вечернее время профессор Сёмин пришёл к дяде Фёдору. Все стали его спрашивать, где он был, что с ним.

– Меня отпустили, – сказал профессор. – Я был в милиции.

– Вас пытали? – спросила мама.

– Нет, меня поили чаем.

– С подавляющими таблетками?

– С вареньем из вишни.

Профессор рассказал всё про милицию, про инспектора Люськина, про чай с вареньем и про Обезьянкина и Кривонога.

– Это неплохие ребята. Их просто жизнь запутала. У них зарплата маленькая. Вот они и решили родительский клад вернуть.

– Их тоже отпустили?

– Нет, они ещё там сидят и чистосердечно признаются. Ведь они полдеревни перепугали.

– А что будем делать с кладом? – спросил папа.

Никто ничего не знал. Все молчали.

– А я знаю, – сказал папа. – Надо его отвезти в музей.

– Как в музей? Зачем в музей?

– А затем. В музее этот клад будет в целости и сохранности. Люди будут на него смотреть и любоваться. А государство не сумеет его забрать, потому что музей сам государственный.

На следующее утро по холодку наши друзья вывели из-под навеса тр-тр Митю, прицепили к нему удобную тележку с сиденьями и выехали в путь.

Ехали они с удовольствием, не торопясь, по дороге собирая грибы. В этот раз их не кидало, как котлеты на сковородке.

Директор Сиделкин был так счастлив, что даже всплакнул:

– Никто нам так крупно не помогал, как вы. Теперь мы резко увеличим количество посетителей. А значит, поднимем музей. Ещё бы: ни у кого такого экспоната нет. А у нас есть – клад Хлопка Косолапа. Это большая историческая ценность.

Он лично расцеловал дядю Фёдора, профессора Сёмина, Шарика и кота Матроскина. Прежде чем поцеловать Матроскина, директор спросил:

– Вы мышей сегодня не ели?

Глава последняя

Страдания милиционера Люськина

Пелагея Капустина и инспектор Люськин оказались в одном отделении Простоквашинской больницы, в травматологическом. Инспектор всё время приходил в палату к Пелагее и всё время её допрашивал:

– С какой целью угнали транспортное средство?

– Ни с какой! Это моё транспортное средство.

– А документы у вас на него имеются? – спрашивал инспектор Люськин.

– Ещё как имеются, – отвечала Пелагея Капустина.

– А почему вы от меня убегали?

– Потому что вы меня догоняли.

Под видом допроса Люськин задавал личные вопросы:

– А какого года вы рождения?

– Такого, какого надо!

– А какое ваше семейное положение? Муж имеется?

– Положения никакого. Мужа нет, а хорошая корова с поросёнком есть, имеется. И дом имеется – пятистенка.

– Распишитесь.

– Так сразу? Я ещё подумать должна.

В селе Троицком состоялась выездная сессия народного суда. Судили двоих малоопытных жуликов.

Инспектор Люськин очень хотел построже наказать артистов Кривонога и Обезьянкина. Он требовал за опасный террор в деревне Простоквашино посадить их в тюрьму на целую пятилетку.

Но народный судья Головастиков и два заседателя Разин и Пугачёв, учитывая их мастерство игры на музыкальных инструментах, осудили артистов на две недели условно.

К тому времени они уже отсидели у инспектора Люськина в кутузке целых три.

– Так что же, им неделю обратно отдавать? – жаловался Люськин всем жителям деревни.

– А что, и отдашь, как миленький! – говорили жители. – А то сажать-то ты мастер.

Когда инспектор Люськин понял, что клад от него тю-тю, он пришёл к дяде Фёдору с допросом:

– А откуда у вас корова? Откуда у вас телевизор новый? Откуда у вас трактор экспериментальный? А откуда у вас холодильник двухкамерный?

Дядя Фёдор ответил:

– А оттуда. Мой дядя со стороны бабушки коллекцию марок продал.

Инспектор Люськин чуть не заплакал.

Эпилог

Пелагея Капустина долго думала, кто ей больше нравится – начинающий Люськин или старый друг и сосед мистер Икс-Печкин. И поняла, что Печкин в её сердце незаменим.

А так как она сама расцвела и похорошела и стала совершенно неотразимой, все поняли, что на деревню Простоквашино надвигается свадьба.

Самой популярной фразой в Простоквашино стала фраза:

– Тили-тили тесто, жених и невеста!

Пелагея стеснялась и кидала в дразнильщиков огурцами.

На день рождения мамы дяди Фёдора, мамы Риммы, папа подарил ей красные гранатовые бусы.

– Где ты их взял, Дмитрий? При твоей зарплате?

– Их кот Матроскин потихоньку из клада утащил.

Мама тогда сразу распрыгалась и сказала:

– Я их год поношу, а потом верну в музей.

Потом она добавила:

– Я теперь целый год самая симпатичная буду в нашем обувном отделе.

– А в бельевом отделе? А в колготковом? – спросил папа.

– Нет, до них я, пожалуй, не дотяну. Если только дядя Фёдор ещё один клад найдёт.

Дядя фёдор и лето в Простоквашино

Рисунки О. Боголюбовой

Глава первая

Торжественное начало каникул

Как-то неожиданно придвинулся месяц май. Только что на деревьях почки были, лужи сверкали скользкие, общая влажность была. А тут раз-два – и всё высохло, листья возникли, жухлая трава зазеленела и в школе занятия закончились.

Дядя Фёдор стал в деревню проситься:

– Там кот Матроскин и Шарик меня заждались.

Мама не хотела дядю Фёдора в деревню пускать. Она говорила папе:

– Только я отучила его от деревенских привычек – бегания и мотания на велосипеде. Только я его к театру приучила, к компьютеру, к книжкам, к сидению за столом по пять часов, – как он опять на волю просится!

Папа сразу сказал:

– У него от компьютера глаза квадратными получились.

Потом раскипятился и произнёс целую речь:

– Да от твоего сидения за столом он по полчаса разогнуться не может. Да от городского воздуха он совсем зелёным стал. Ему при таком маскировочном цвете в спецназ идти хорошо. Его в лесу даже свои не найдут. Пусть в деревню едет.

Мама поскрипела, поскрипела немного, но согласилась:

– Пусть.

Кот Матроскин и Шарик дядю Фёдора на тракторе на электричечной станции встречали. Они от радости сразу на нём повисли, и все вместе на землю шлёпнулись.

Как только наши приятели сели на трактор, зелёный дядя Фёдор заявил:

– Вы как хотите, а я всё лето буду отдыхать. Я буду торжественно ничего не делать.

– Это как? – спросил кот Матроскин.

– А так. Торжественно лягу на лужайке, книгу подложу под голову и буду лежать весь июнь. Загорать, на облачка смотреть.

Матроскин говорит:

– Ой, я сейчас приду, только свёклу доварю, Мурку мою подою, в магазин сбегаю, за свет заплачу, кое-что стирану… И тоже буду торжественно отдыхать весь июнь. И ещё июль прихвачу.

– Не-а, – говорит Шарик. – А я буду всё лето работать. У меня летом самый фотосезон.

И верно. Шарик летом со своим фоторужьём не расставался. Он мог его с закрытыми глазами, как автомат Калашникова, разобрать, протереть и снова собрать.

– Твою беготню с фотострелялкой и работой назвать нельзя, – сказал Матроскин. – Так, сплошное скакание по полям.

В общем, скоро дядя Фёдор улёгся на поляне – книжка под голову. Шарик рядом лёг, потом и Матроскин пристроился. Тут Печкин идёт со своей почтой.