Кристиан Пино - Сказки Страница 27

Думаю, что только величайшим усилием воли Мари-Гиацинта заставила себя высидеть за кассой вплоть до рождественского сочельника. Утром, когда в лавку, потирая покрасневший нос, вошел первый покупатель, ему представилось, что он видит перед собою призрак, еще не исчезнувший в лучах зари.

Синие глаза Мари-Гиацинты потухли, лицо было как мраморное, бедняжка походила на взъерошенную мертвую птичку, распростертую на снегу.

– У вашей жены неважный вид,- сказал покупатель мяснику.

Мясник спокойно ответил, продолжая старательно разделывать антрекот:

– Она немного утомилась, но завтра рождество, мы закроем лавку в полдень, вот она и отдохнет. Праздник есть праздник.

Про себя же мясник подумал, что он идет на большую жертву. Как раз в полдень люди бегут в лавку купить котлету для неожиданного гостя.

Вскоре лавка наполнилась празднично настроенными покупателями. Мари-Гиацинта принимала кредитки и давала сдачу.

Флорантен, который в это время дремал у огня, увидел сон. Перед ним смутным белым пятном, словно отгороженное от всего мира толстым слоем льда, возникло лицо Мари-Гиацинты. Поскольку кошкам обычно снятся молоко и пескари, этот сон показался Флорантену страшным кошмаром. Он проснулся.

Пробравшись через отверстие, выпиленное в кухонной двери, кот вышел на улицу.

Мороз был сильный, но боязнь, что кошмар повторится, превозмогла страх перед холодом. А может быть, кот просто почувствовал прилив нежности к своей приятельнице, это так свойственно прихотливым кошачьим сердцам.

Свет из лавки падал на улицу, где робко кружились первые снежинки, оторвавшиеся от черного неба. На отполированных металлических крючьях висели длинные разделанные куски мяса, похожие на огромные языки; ощипанные цыплята лежали в ряд на мраморном прилавке, словно подготовились к какому-то жуткому смотру. Развешанные под потолком гирлянды из разноцветной бумаги придавали узкой лавке праздничный вид.

Мари-Гиацинта более не ощущала своего тела. Звезды затеяли какую-то странную игру, мигая на потемневших балках потолка. Они возникали, потом исчезали, вновь зажигались и мелькали в пестрых гирляндах. Цыплята суетились, словно искали насест для мертвых птиц. Было так холодно, что никаким градусником в мире нельзя было бы измерить такой холод – за это Мари-Гиацинта могла поручиться. И муж ее был такой большой, и своим окровавленным ножом он рассекал пространство.

И вдруг Мари-Гиацинта почувствовала возле себя таинственное тепло. Пальцы ее, уронив ледяные медяки, встретили пушистый мех и погрузились в него. На миг, на одно последнее мгновение все ее существо пронизало ощущение тепла, самое сладостное ощущение в мире.

В день рождества, чтобы оплакать жену и избежать сплетен, мясник вынужден был закрыть свою лавку с утра, а это, как всем известно, большой урон для торговли.

Но смерть есть смерть, кто станет возражать против этого?

КЛЯТВА ЛЕОКАДИИ

Леокадия Турлуру была дочерью богатого владельца трактира «Три гроша».

Ей минуло восемнадцать лет, и она была восхитительна. Стоит ли описывать ее подробнее? Пожалуй, это могло бы разочаровать тех, кто составил себе вполне определенный идеал красавицы, тех, кто предпочитает черные глаза синим или любит блондинок, а не брюнеток. Во всяком случае, Леокадия обладала чарами, привлекавшими в трактир ее батюшки многочисленных посетителей, и она прислуживала всем гостям с подобающей молодой хозяйке приветливостью и скромностью.

Стряпня мамаши Турлуру славилась на всю округу – недаром она училась своему искусству у поваров соседних помещиков. Сам король, отведав кушанья ее приготовления, выдал ей в награду диплом, который висел в рамке на видном месте в зале трактира.

Папаша Турлуру хозяйничал в винном погребе. К сожалению, он слишком рьяно относился к своим обязанностям. Превосходный знаток вин, он любил выпить чарку-другую с посетителями и даже смаковать в одиночку в заветном погребке. Выпив, он начинал несносно вести себя с женой и вызывал неприязнь у посетителей. Только привлекательность Леокадии удерживала их от того, чтобы они в негодовании тут же не покидали трактир.

Однажды – в деревне как раз была ярмарка – трактирщику пришлось посредничать в нескольких сделках между прасолами. Каждая сделка закреплялась чаркой вина, затем надо было выпить по стаканчику за каждым столиком и вдобавок предложить посетителям на пробу различные настойки собственного изготовления, да и самому угоститься вместе с ними. К концу дня трактирщику представилось, что он кружится на карусели с деревянными лошадками, и он пустился вприпрыжку между столиками и стульями, выкрикивая: «Но! Но!»

Посетители нашли шутку весьма занятной, однако она показалась им менее забавной, когда пьянчуга стал опрокидывать стаканы и обливать вином их куртки и блузы.

Леокадия решила вмешаться и урезонить своего батюшку, но тот со всего размаху дал ей две оплеухи, и бедная девочка свалилась на пол. Падая, она ударилась лбом об угол стола, потекла кровь.

Началась суматоха. Посетители помоложе заступились за девушку и хотели обуздать пьяницу. Тот перестал прыгать, но принялся отбиваться ногами. Свалка сделалась всеобщей, полетели столы и стулья, опрокинулись лампы.

Мамаша Турлуру, вся в слезах, заперла стойку и побежала за врачом и сельским стражником.

В деревне долго судачили об этом скандале; народ стал обходить трактир «Три гроша», тем более, что Леокадия, которая сильно пострадала от отцовских тумаков, лежала в постели и не прислуживала больше ни в зале, ни у стойки. Мать была в отчаянии, да и отец попритих. Его мучила совесть, и он поклялся, что больше никогда не станет кружиться на деревянных лошадках.

Леокадия, взглянув впервые после болезни на себя в зеркало и увидев на виске красный шрам, который, впрочем, не портил ее красоты, пришла в отчаяние и тоже дала клятву, но несколько иного рода.

– Чтобы нечистый побрал пьянство,- промолвила она.- Даю великую клятву, что никогда не выйду замуж за человека, который в моем присутствии выпьет хоть одну рюмку вина или водки.

Едва она произнесла эти слова, как зеркало упало и разбилось вдребезги, что в глазах девушки сделало клятву еще более значительной.

На следующее утро Леокадия вышла в зал, а через день в трактире стали появляться и посетители. Заходили они, конечно, не для того, чтобы напиться водички. Леокадия с отвращением принимала их заказы на самые изысканные вина, на самые старые коньяки, тогда как папаша Турлуру спешил за ними в свой погребок, дрожа от волнения.

Спустя некоторое время руки Леокадии попросил приятный молодой человек, хаживавший в трактир утром и вечером. Он был сыном богатого фермера, и партия была подходящая. Как же был озадачен молодой человек, когда Леокадия решительно ответила «нет», да еще произнесла это таким вызывающим и дерзким тоном, что он от волнения пролил свой стакан. Неудачливый жених удалился навсегда, с разбитым сердцем, так и не поняв, чем он заслужил презрение девушки. Самое печальное в этой истории было то, что молодой человек дома пил только воду, вино же он заказывал поневоле, чтобы иметь предлог посидеть подольше в трактире Турлуру. Но об этом Леокадия никогда не узнала.

Точно так же Леокадия спровадила еще пяток вздыхателей, любителей нежно-розовых, темно-красных или искристых белых вин.

Для папаши Турлуру поведение Леокадии было совсем невыгодно – трактир терял из-за нее своих завсегдатаев. Он как следует пожурил дочь, но та не открыла ему правды. С милым притворством она заявила, что не хочет расставаться с горячо любимыми родителями.

– Пусть так,- согласился трактирщик,- но я готов принять твоего мужа в дом. Он будет помогать мне в погребе разливать вино в бутылки.

Как-то вечером в трактир зашел пообедать новый посетитель. У него было приятное лицо и красивые шелковистые усы. Девушка подошла к нему принять заказ. Представляете, как она удивилась, когда молодой человек, заказав самые изысканные кушанья, небрежно добавил:

– И графин свежей воды.

Уж не предстал ли перед ней ее суженый, о котором она столько мечтала? У гостя были хорошие манеры, приятная улыбка, он говорил любезные вещи и без конца расхваливал хозяев.

Леокадии захотелось подвергнуть его испытанию. Подавая сыр, она сказала вкрадчивым голосом:

– У нас есть прекрасное вино. Вам следовало бы его попробовать. Не угодно ли полбутылочки?

Взглянув на девушку, молодой человек нашел ее очаровательной; он слегка покраснел и подумал, что отказ может обидеть ее. Каково же было его удивление, когда, подав вино, Леокадия перестала приветливо улыбаться и смотрела на гостя с подчеркнутым равнодушием.

Он молча выпил вино, причем нашел его прегадким – что, между нами говоря, обличает его дурной вкус,- поспешно съел десерт и удалился, потеряв всякую уверенность в своих способностях пленять хорошеньких девушек.