Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка - Линдгрен Астрид Страница 43

Тогда он снова пошел к себе. Растянувшись на ковре вместе с Глупышом, он начал читать книгу «Последняя битва Оленьей Ноги». Книга была увлекательная, просто мировая. Он уже совершенно погрузился в неистовую войну индейцев, когда пришла мама и сказала, что пора ложиться спать. Он запротестовал для порядка, но не очень сильно. Он понял, что надо попытаться заснуть, скоро ведь снова вставать.

Сбросив одежду, он уже собрался было прыгнуть в кровать, но тут вмешалась мама:

— А умываться? И ноги — тоже.

— Ш-ш-ш! — прошипел Расмус.

Ему, который будет спать только до половины второго, зачем ему этот ненужный подхалимаж? Он попытался заставить маму понять, что ноги у него вовсе не грязные. Они просто кажутся такими, потому что они — в тени!

— В таком случае это полная тень, которая линяет, — сказала мама. — Иди умывайся!

Он боролся до последнего, зная, что это безнадежно. Затем неохотно направился в ванную.

— «Последняя битва Грязной Ноги», — услышал он за спиной мамин голос.

Иногда у нее хотя бы есть чувство юмора…

Довольно чистый, довольно сонный и довольно веселый, лежал он в постели, прижавшись носом к Глупышу.

— Ты, Глупыш, не пугайся, когда ночью зазвонит будильник. Он затрезвонит для меня, а ты — ты спи.

Глава пятая

Никогда он не подозревал, что будильник поднимает такой шум, когда звонит ночью. Он в панике шарил в поисках кнопки, чтобы выключить будильник; ведь такой дьявольский звук разбудит весь дом!.. Во всяком случае, Глупыш проснулся, явно полагая, что хоть один раз утро наступило мало-мальски вовремя.

— Да нет же, Глупыш, — прошептал ему Расмус, — еще не утро, ложись спать!

Глупыш крайне удивленно склонил головку набок. Он размышлял. Раз хозяин выскочил из кровати и с такой быстротой набрасывает на себя одежду, значит, уже наверняка утро. Хотя что-то не сходится. Почему так темно?! И почему хозяин пробирается тайком, словно ему грозит какая-то опасность, зачем он это делает? Глупыш громко вопрошающе затявкал.

— Ой, а ты не можешь помолчать? — умоляюще прошептал Расмус.

Глупыш замолчал. Но он вовсе не собирался ложиться спать, тут что-то не так, надо понаблюдать. Ага, теперь хозяин пошлепал в тамбур, значит, он все-таки думает выйти?

Глупыш решительно протиснулся в тамбур. Если сейчас в самом деле утро, то выйти на улицу — священное право каждого пса. Он громко заскулил, чтобы напомнить об этом.

— Милый Глупыш, — в страхе прошептал Расмус, — ложись в свою корзинку, тебе нельзя сейчас идти со мной.

Тогда Глупыш обиделся. Он страшно обиделся. Он молча стоял и смотрел на хозяина, и во взгляде его читались самые что ни на есть жестокие упреки. Но в тамбуре было темно, и в таком мраке бедный маленький песик кажется лишь темным комочком на полу тамбура. Никто и не заметит, что он пытается выразить своим взглядом.

— Я скоро вернусь домой, Глупыш, — прошептал Расмус.

Осторожно открыв дверь, он выскользнул на веранду. Постояв там тихонько несколько секунд, он прислушался. В доме было тихо, а Глупыш молчал. Расмус облегченно вздохнул.

На улице была ночь, ой какая ночь! Хотя еще не совсем стемнело. Ведь майские ночи — это скорее своего рода сумерки. Он вспомнил, что сказала этим вечером мама папе.

— В такие светлые майские и июньские ночи, собственно говоря, вообще не надо спать!

Ну, она, верно, была бы довольна, если бы увидела его сейчас. Увидела бы, что в семье есть по крайней мере один человек, который бодрствует, когда нужно.

А там, у калитки, уже ждал его Понтус, замерзший и серьезный с виду; может, он раскаивался, что вступил в «Корпус Спасения Жертв Любви», а может, просто не знал, что это такое — бодрствовать в майские ночи?

Они кивнули друг другу, не осмеливаясь говорить. Расмус молча показал карманный фонарик, чтобы Понтус знал: самое главное он не забыл. И без единого слова, согнувшись, сунув руки в карманы брюк, тесно прижавшись друг к другу и несколько напоминая парочку воров-взломщиков на пути к напряженной ночной работе, пустились они рысцой навстречу ночному приключению.

Улица простиралась тихая и заброшенная, темно и тихо было во всех домах, не видно ни единого, ни малейшего лучика света, который означал бы, что кто-то бодрствует.

— Весь этот город спит, — шепнул Расмус, — но только не мы!

Неслыханно быть единственными бодрствующими в городе, который спит.

— Надеюсь, малыш Йоаким тоже дрыхнет вовсю, — хмуро сказал Понтус.

И верно, в роскошной господской вилле среди яблонь было темно. Стоя у калитки, они смотрели туда точь-в-точь так, как этим же утром смотрел Расмус. Но сейчас, ночью, все было по-другому! И все — непохоже. «Пахнет иначе, и вообще иначе и гораздо красивее», — думал Расмус.

Яблони светились такой белизной, что сад Йоакима казался почти волшебным, таким, какой мог только присниться… может, он и приснился ему самому? Или, может, Йоакиму? Но зачем бы это ему, Расмусу, брать на себя такой труд — придумывать во сне сад именно для Йоакима? Для него одного изо всех людей на свете? Для Йоакима… для того, кому вообще снится, верно, как бы заполучить побольше, еще побольше, еще и еще девочек в свой «Каталог дешевой распродажи». Расмус свирепел, думая об этом. Но уж в дальнейшем пусть не рассчитывает причислить к ним фрёкен Крапинку Перссон, ибо сейчас, в ночи, приближается ее мститель.

Тихо-претихо подошли они к вилле. Тихо-претихо отворили калитку… Это идут два мстителя в синих брюках и кедах, они крадутся во мраке среди белых яблонь. Они стараются не наступать на дорожку, посыпанную гравием, хотя там лежат целые сугробы опавших лепестков, но все же тише и надежней ступать по траве. Лужайка влажная от росы, влага проникает сквозь кеды, а от этого немного холодно. Но больше всего мерзнешь от напряжения, заставляющего мурашки бегать по спине. Потому что сейчас Расмус с Понтусом заберутся в спящий дом, и это в самом деле довольно увлекательная авантюра.

В этом доме живет самый богатый человек в Вестанвике. По крайней мере, люди говорят, что никого богаче барона фон Ренкена в городе нет. Дом его битком набит драгоценностями. Однако хозяйки в доме нет… У фон Ренкена есть только его драгоценности и еще Йоаким, «а уж он-то, верно, сокровище почище всякого другого», — насмешливо думает Расмус.

Говорят, что он к тому же и добрый, этот барон фон Ренкен. Но если к нему влезают в окно посреди ночи прямо на глазах, то ведь неизвестно, надолго ли хватит его доброты. А вообще-то хоть какое-нибудь окно открыто? Да, на верхнем этаже два окна распахнуты, на радость всем комарам и ночным мстителям. А кроме того, барон фон Ренкен как раз в эти дни нанял, маляров — перекрасить дом. Маляры же, прислонив лестницу к стене, оставили ее как раз под одним из открытых окон. Мстители удовлетворенно смотрят друг на друга. Все складывается как нельзя лучше — сплошная прогулка!

Но в подвале тоже открыто оконце. И более того, оно не только открыто, оно совершенно отсутствует и, как ни странно, валяется в траве.

Расмус молча показывает: пробираться надо через подвал. Это надежнее всего, барон вряд ли подстерегает их там в такое время.

Расмус просовывает голову в оконный проем, прислушивается и принюхивается, освещая подвал карманным фонариком. Подвал явно дровяной. В некотором отдалении на полу Расмус явно различает поленницу. Все это время фонарик держит Понтус. Расмус же садится верхом на обвязку окна, затем, повиснув на руках, соскальзывает вниз на поленницу. Поленья под ним, угрожающе треща, слегка осыпаются, поднимая ужасающий шум. Понтус хихикает в саду. Он хихикает и тогда, когда наступает его черед соскользнуть вниз, а поленница трещит и под ним. Хотя вообще-то он очень боится. Они оба боятся и довольно долго стоят, не смея шевельнуться. Но в огромной вилле тихо, совершенно тихо, и постепенно они осмеливаются подняться по лесенке подвала. И вот они в кухне, там пахнет бифштексами и жареным луком. Это действует успокаивающе: во всяком случае, они попали не к людоедам.