Майкл Бонд - Медвежонок Паддингтон. С любовью Страница 5

Письмо № 9

Лондон,

улица Виндзорский Сад,

дом 32

Дорогая тётя Люси!

Я тебе ещё про это не писал, но несколько недель назад я открыл собственный СЧЁТ В БАНКЕ!

Предложил мне это сделать мистер Браун, а он в таких вещах разбирается. Он сказал, что держать свои сбережения в чемодане легкомысленно, даже если в нём и есть потайной кармашек. Об этом рано или поздно прознают. Гораздо благоразумнее положить деньги в банк и больше ни о чём не беспокоиться. А самое замечательное состоит в том, что пока деньги лежат в банке, их не только никто не украдёт, но к ним ещё прибавляется такая штука, которая называется «процент», – в смысле, денег всё время становится больше.

В одном мистер Браун оказался прав. Я очень скоро про это забыл – и, кроме прочего, боюсь, забыл рассказать тебе про такое важное событие.

Неприятности начались на прошлой неделе, когда я услышал в доме у Браунов разговоры о том, что мы все вместе поедем в отпуск. Вот я и подумал: они столько для меня сделали хорошего – нужно бы снять со счёта немного денег и тоже поучаствовать в расходах.

Мне очень хотелось как можно скорее осуществить этот замысел, поэтому на следующее утро я, встав, сразу же принял ванну и отправился в ближайшее отделение банка Флойда.

В банке я оказался первым посетителем, и дяденька за стойкой даже не заметил меня, пока я не снял шляпу. Я стал нашаривать под ней свою сберегательную книжку, дяденька разглядел, что сверху на ней лежит кусок булки с мармеладом, и, кажется, совсем не обрадовался.

– Разве можно так обращаться со сберегательной книжкой банка Флойда? – возмутился он.

Я объяснил, что всегда держу в шляпе кусок булки с мармеладом на всякий пожарный случай, а потом спросил, сколько процентов набежало на мой вклад; дяденька стал смотреть в компьютере, а я остался ждать.

– Десять пенсов, – сообщил он наконец.

– Десять пенсов! – повторил я и смерил его суровым взглядом.

Я просто не верил своим ушам – на десять пенсов в отпуск явно не уедешь; тогда я спросил, сколько всего денег у меня на счету.

– Пять фунтов двадцать пять пенсов, – ответил дяденька. – Могу их вам вернуть, если хотите.

И он подтолкнул ко мне по стойке одну бумажную купюру и несколько монеток.

Да, тётя Люси, я никак не ожидал, что всё окажется так ужасно. Несколько минут назад я не верил своим ушам, а теперь не верил своим глазам.

Мало того что на купюре стоял другой номер, а на монетках – другие даты выпуска, не те, которые были на моих, купюра ещё и оказалась совсем старая, помятая, а монетки – тусклые; мои же ярко блестели – я их постоянно чистил, как и свои перуанские сентаво.

– Я не эту купюру вам отдавал! – сказал я. – А у вас в книжке написано, что вы обязуетесь вернуть деньги в лапочку по первому требованию.

– Не в лапочку, а вкладчику, – поправил меня дяденька. – Это совсем другое дело. И мы не обязывались вернуть вам ту же самую купюру.

Оставалось только одно. Мистер Крубер любит повторять: возникла проблема – нужно идти к самому главному, а скажут «нет» – стоять на своём. Поэтому я попросил позвать мистера Флойда, и знаешь, что мне ответил дяденька?

– Простите, сэр, но человек с таким именем у нас не работает. А про вашу купюру и не скажешь, где она теперь! Может быть, её и вовсе не существует. Купюры, да будет вам известно, иногда сжигают.

Тут я уж совсем перепугался. Вышел на улицу, добежал до телефонной будки и набрал 999.

Очень милая тётенька спросила меня, что мне нужно: полицию, пожарных или «скорую помощь»? Я ответил – всех сразу, пожалуйста, но главное – пожарных!

Словом, оказалось, что хранить деньги в банке – дело непростое. Не вдаваясь в подробности – как любит говорить в таких случаях мистер Браун, – скажу, что всё, по счастью, кончилось хорошо. Когда переполох улёгся, мне дали совершенно новую купюру, а полицейский даже пожал мне лапу.

– Побольше бы таких медведей – и порядка было бы больше, – сказал он. – Если бы каждый, завидев что-то подозрительное, устраивал такой тарарам, у нас, в конечном итоге, было бы куда меньше работы.

Видимо, у него когда-то тоже были неприятности с банковским счётом, так что я сразу понял, что не один такой.

Письмо № 10

Лондон,

улица Виндзорский Сад,

дом 32

Дорогая тётя Люси!

Боюсь, это письмо я буду писать стоя, потому что вчера у Джуди в школе был спортивный праздник – у них как раз закончилась четверть – и мне пришлось скакать верхом на лошади.

Джуди заранее извинилась за то, что собирается задействовать меня «на полную катушку», – я уже подумал, что понадобится что-то шить, а это совсем не так просто, если у тебя лапы. Но оказалось, что я буду участвовать в одной штуке, которая называется «конные состязания».

Джуди почему-то решила, что раз я родом из Южной Америки, то умею ездить верхом. Пришлось ей объяснить, что Южная Америка очень большая и она, наверное, имеет в виду Аргентину, где живут знаменитые наездники-гаучо, а сам я даже не знаю, с какого конца на лошадь садятся.

– Вот так так! – огорчилась Джуди. – Ты только моей учительнице по географии не говори. Ладно, я запишу тебя в первый заезд, на Чёрной Красавице. Мы собираем деньги на новый школьный бассейн, и почти все гости – и родители, и остальные – решили сделать ставку именно на тебя. А судьёй выступает знаменитый олимпиец Рад Чизмен. А ещё я столько про тебя рассказывала другим девочкам, что они просто ужасно хотят, чтобы ты победил!

Нельзя же было после всего этого её подвести.

Ты бы слышала, как зрители завопили, когда я забрался в седло, – но они завопили ещё громче, когда я тут же свалился с другой стороны.

А потом они завопили в третий раз, совсем оглушительно, когда я снова сел в седло, носом к хвосту. Кажется, они подумали, что я нарочно решил их посмешить.

Вопли скоро перешли в стоны, потому что мистер Чизмен присудил мне четыреста пятьдесят два штрафных очка за то, что Чёрная Красавица сбила все барьеры. А я так и не понял, зачем их вообще там поставили. По-моему, лошадь ни в чём не виновата.

Ну а в довершение всего Чёрная Красавица ещё развернулась и наступила на любимый цилиндр мистера Чизмена, который лежал на земле, – мистер Чизмен собирался надеть его, когда будет вручать призы.

Когда говорят «чиз», обычно улыбаются. По-моему, у этого судьи неправильная фамилия. Выглядел он точь-в‑точь как мистер Карри, вставший не с той ноги.

По счастью, миссис Бёрд привезла с собой целую корзину всяких лакомств, и мы устроили замечательный пикник. Там оказалась целая куча бутербродов: с огурцом, сыром, ветчиной, ливерной колбасой; ещё была всякая всячина, из которой можно было сделать салат по своему вкусу, а на сладкое – меренги.

Вот только я так разволновался, что плохо понимал, что кладу в рот, и даже меренги миссис Бёрд, обычно такие воздушные, что просто тают во рту, показались мне какими-то твёрдыми – я их едва разжевал.

Джуди записала меня на последнее состязание. Оно называлось «догоняйка», хотя, честно говоря, мне совсем не хотелось никого догонять.

Впрочем, как потом выяснилось, я зря волновался.

Когда я снова забрался в седло, Чёрная Красавица преобразилась как по волшебству. Не помню, что я шепнул ей в ухо, но потом пришлось зажмурить глаза и держаться крепко-крепко, потому что она ринулась с места, как порыв ветра, и буквально перепархивала через все препятствия. Остановить её было невозможно, я только слышал, как вокруг будто бушует море. Отовсюду звучали вопли: «Молодец, мишка! Так держать!»

Словом, я восстановил свою репутацию после утреннего поражения; мы бы, наверное, прыгали очень долго, но мистер Чизмен пришёл мне на выручку и несколько раз дунул в свисток.

– В жизни не видел ничего подобного! – объявил он, помогая мне слезть с лошади, а потом добавил ещё что-то вроде «в лоб я провалился» и умчался прочь, как будто опаздывал на поезд.

После этого ко мне подошла с поздравлениями Диана Риджвей, лучшая наездница школы.

Правда, задержалась она всего на пару секунд, потому что тут мисс Гримшо, директриса, тоже захотела меня поблагодарить.

– Какое мастерство! – воскликнула она. – Вы просто умница, и эти деньги полноводной рекой вольются в наш бассейн!

По-моему, она хотела ещё что-то сказать, но почему-то вдруг прошептала «извиняюсь» и быстро куда-то ушла.

Жаль, я не захватил свою особую печать, потому что все захотели взять у меня автограф; по счастью, вели они себя очень вежливо, не задерживались и не задавали вопросов.