Елена Ланецкая - Одолень-трава Страница 7

— А то, что шкатулка эта то появляется, то исчезает!

— Как исчезает? Выдумываешь ты что-то…

— Да как вы могли подумать такое? Я ничего, ну честное слово ничегошеньки на свете не выдумываю! Меня мама учит всегда говорить правду, — заканючила Кутора, того и гляди — заплачет.

— Ну-ну, малышка, успокойся, это я так, к слову… Сразу видно, что ты очень хорошая и воспитанная деточка! Так что же все-таки происходит с твоей шкатулкой?

— Я поставила ее под кровать, чтобы мама не увидела. Ой, что это я? — Кутора поняла, что сболтнула лишнего. — Вы не подумайте, я маму никогда не обманываю и вообще я…

Урч прервал бурный поток оправданий, которые смели бы его с лица земли. И Кутора продолжала.

— Так вот, шкатулка хранилась под кроватью. Я под вечер приподнимаю покрывало, вижу — она там, протягиваю руку, чтобы взять, шарю, шарю… ее нет. Пустота! Тогда я забираюсь под кровать и обнюхиваю каждый кусочек пола. Нигде нет, исчезла. Я давай реветь! Потом к маме, говорю: «Ты ничего у меня не находила?» А она: «Да что можно найти в твоей комнате? Скорее там можно что-нибудь потерять…» Я обратно. Заглядываю на всякий случай — стоит! Вытаскиваю и прячу под подушку. И тут же ложусь спать. Утром просыпаюсь пропала… Ну, тут я решила, что надо посоветоваться с вами, потому что умнее вас в Нижнем городе никого нет.

Урч задумался. Если это не пустая выдумка — тут что-то неспроста. Интересная шкатулочка! Хорошо было бы поговорить о ней со Скучуном. И Урч решил отложить этот вопрос до его выздоровления.

Он успокоил Кутору, сказав, что обдумает этот странный случай как следует, и ей не о чем волноваться. Затем проводил свою смешную гостью, которая, рассыпавшись в благодарностях, прошмыгнула в дверь и, спрыгнув с крыльца белкой, плюхнулась на живот и поползла по камням мостовой — она опять играла в саламандру…

Ах, детство, детство!..

Улыбаясь с чуть снисходительной нежностью, Урч проводил ее взглядом. Потом он вернулся в дом.

Ксюн клевала носом у постели Скучуна, и старик сменил ее, уложив девочку на своей кровати. Вскоре и он задремал.

А на полочке у стены, освещенная дрожащим огоньком свечи, стояла бронзовая шкатулка с агатовой саламандрой на крышке!

Глава VII

Между тем злые силы в Москве не медлили — низменные, примитивные помыслы переполняли души людей и, оседая сквозь землю вниз, в Нижний город, скапливались и замирали там. Атмосфера Зла в Нижнем городе сгустилась до предела. А ведь здесь в это время находилась Личинка — зачарованная Красота будущего! И она была беззащитна — в таких опасных условиях рассчитывать на Хранителя было нельзя: слишком слабы его силы и знания перед сгустившимся Злом. Тем более, что должность Хранителя только что перешла к Старому Урчу существу престарелому и немощному…

Душа Радости, пребывавшая в созвездии Ориона, почувствовала угрозу Личинке ведь информация обо всем, что происходит на нашей Земле, как и в других мирах, мгновенно распространяется во Вселенной… И «Радость мира» устремилась к Земле. Она поняла, что Личинке нельзя больше оставаться в Нижнем городе — это становилось опасно. Ей нужно покинуть подземную Москву и перебраться в Верхний город. Хотя зло, накопленное и здесь, наверху, превышало все мыслимые на Земле пределы, все же тут можно было продержаться еще немного. Но вот как долго, до каких пор — этого «Радость мира» не ведала. Она знала одно: надо действовать и действовать быстро, иначе уж будет поздно…

С помощью стихийных духов, подвластных «Радости мира», Личинку доставили наверх, в Верхний город. Ее поместили тайно в одном из самых прекрасных московских особняков, построенных в начале века. Здесь обитала Саламандра существо загадочное и могущественное, хотя в иерархии высших существ она занимала отнюдь не самое почетное место. «Радость мира» повелела Саламандре присматривать за Личинкой и сразу же оповестить, если что-то случится…

Душа Радости предлагала Личинке перебраться из Москвы куда-нибудь, где было побезопаснее, в другую страну или даже в иные миры. До поры до времени, конечно… Это предложение было сделано так, для порядка, ведь Душа великой Книги знала, что Личинка Москву не оставит. Так и случилось — Личинка наотрез отказалась покинуть город, ибо сказано было в древнем пророчестве, что великое таинство ее преображения свершится именно здесь, в Москве! И Личинка не собиралась менять ход истории, предавая свой город, который хранил ее столько веков и верил ей — город грядущего Света…

Укрыв Личинку на первое время и приставив к ней верного стража, Душа Радости предупредила:

— Личинка, родная, злые силы хотят помешать тому, чтобы Красота твоя явилась миру. Они действуют исподволь, втихомолку, нарушая равновесие сил в природе, насылая на души людей мрак и злобу… Эти бедные земные существа — ах, как мне жаль их! — они совсем запутались, не различая Тьмы и Света! Мы с тобою призваны помочь им.

— Но ведь жомбики сгинули в пучине гнилого озера, — возразила Личинка. Разве угроза не исчезла вместе с ними?

— Ну что ты, дорогая, жомбики — это детские забавы… Я вижу, в грезах о Красоте ты совсем позабыла о нашем реальном мире! Зло многолико, с теченьем времен оно принимает иные обличья. И нынешние силы Зла с виду ничем не отличаются от обыкновенных людей — в этом-то и заключается особое коварства Совета Четырех.

— Совета Четырех? Никогда не слыхала…

— Это немудрено. Ведь находясь все время под землей, ты не могла знать о том, что в самом начале лета злые силы воплотились на Земле заново. Их четверо. Их нелегко распознать. Мне удалось узнать только имя первого: Зур! Он бродит по Москве в обличье человека… Об остальных мне ничего пока не известно. Но я надеюсь выведать о них что-нибудь в Космосе, среди тех высших духов, которые охраняют жизнь Земли. Хотя добраться до них нелегко даже мне, не ведающей преград…

— Послушай, моя Радость! Ты вольна, словно ласточка в небе! Ты можешь преодолеть любые пространства и на Земле и во всей Вселенной теперь, когда рассталась с обличьем Книги. Ты вот-вот покинешь Москву… А я? Я должна в полном бездействии ждать вещего часа преображения, таясь ото всех на свете. И хотя здешний чертог мой прекрасен, увы, я изнываю тут от тоски… Могу я хоть чем-нибудь помочь тебе, чтобы спасти землян от сил Тьмы? Ведь и я не беспомощна…

— Личинка, дорогая, твое предназначение — не в действии и не в земной борьбе — ты ведь знаешь это… Бесконечное ожидание измучило тебя, но оно — как сон, который предшествует пробуждению… Во сне приходят силы. Вот и к тебе прибывает сейчас энергия и сила. Терпи! Каждый прожитый день приближает заветный час. Твой удел — ожидание, а мне помогут другие.

— Но кто же?

— Да ты ведь знаешь их. Твои недавние спасители…

— Мои спасители? Неужели это те трогательные существа: Скучун и Ксюн, совсем дети?

— Они, представь себе! Но ведь все дети растут, а с ними — и их возможности… Даже такие маленькие и беззащитные существа могут повлиять на ход мировых событий. Конечно же, с нашей помощью! Я верю, что они способны преградить путь ужасной волне Зла, которая того и гляди поглотит Москву.

— Но как?

— Пока не знаю. Вот для того, чтобы узнать об этом и помочь нашим милым земным защитникам, я отправляюсь в высшие сферы Космоса, на небеса… Там, где нет ни прошлого, ни будущего, где все изменчивое, живое и прекрасное, где высшие духовные силы я увижу воочию, — там я сумею проникнуть в самую суть земных явлений. Но помни: даже перенесясь туда, я мысленно останусь с тобой на Земле. С тобою и со всеми моими душеньками, которые так безрассудно кидаются на помощь Москве и всему, что есть в мире…

Итак, запомни: борьба с Советом Четырех началась! И будь настороже: ведь всякое может случиться…

Распрощавшись с Личинкой, Душа Радости покинула земные пределы.

«Я еще вернусь, мои милые, я сумею помочь вам…» — так думала она, прощаясь с Нижним и Верхним городом, в одном из которых она прежде жила, а другой любила…

Глава VIII

— Ах, Ксюн, зачем ты вернула меня к этой тусклой жизни, к этому «бытику» с его глупыми заботами и суетой… — ныл Скучун, проснувшись под утро и свесив лапки с дивана.

Очнулся он заметно поздоровевший, но сумрачный и раздраженный, и теперь слонялся по комнате, зажав лапы под мышками и угрюмо поглядывая, как Ксюн суетится на кухне, что-то поджаривая на завтрак.

— Скучушечка, ты что-то сказал? — Ксюн выглянула из кухни, оживленная и вся перепачканная мукой.

— Да так, ничего. — Скучун порывисто бросился на диван и уткнулся мордочкой в подушки.

— Что с тобой, тебе опять плохо?

— Да, мне плохо, мне очень плохо! — Скучун перевернулся и сел в подушках, схватившись за голову.

— А знаешь, какими я тебя оладушками угощу, ты таких в жизни не ел! — Ксюн запрыгала на одном месте — с некоторых пор она выражала так высший восторг.