Элвин Уайт - Паутина Шарлотты Страница 8

— Я уже не помню, — сказал Уилбер. — Да ладно, все равно. Давай не будем больше разговаривать, Шарлотта. Мне что-то спать хочется. Ты иди, латай свою паутину, а я тут прилягу и буду на тебя смотреть. Такой вечер приятный! — Уилбер вытянулся на боку.

Над амбаром Зукерманов спустились сумерки, повсюду воцарилась тишина и покой. Ферн знала, что уже пора ужинать, но никак не могла уйти. Ласточки, бесшумно взмахивая крыльями, сновали взад и вперед и приносили еду для своих птенцов. Где-то через дорогу посвистывал козодой: ви-вить, ви-вить. Лерви сел под яблоней и закурил трубку. Животные почуяли знакомый запах крепкого табака. До Уилбера доносились трели ночной жабы, да время от времени хлопала кухонная дверь.

От всех этих звуков Уилберу становилось уютно и радостно, потому что он любил жизнь, а в летний вечер было так приятно сознавать себя частью огромного мира. Он лежал себе и лежал, но тут ему вспомнились слова старой овцы. Мысль о смерти настигла его, и он задрожал от страха.

— Шарлотта, — тихо позвал он.

— Да, Уилбер.

— Я не хочу умирать.

— Конечно, не хочешь, — Шарлотта старалась подбодрить поросенка.

— Мне так хорошо здесь в амбаре, — проговорил Уилбер. — Мне все тут нравится.

— Ну конечно, — сказала Шарлотта. — Нам всем гут хорошо.

Появилась гусыня и за ней семеро гусят. Они вытягивали тоненькие шейки и мелодично попискивали: ни дать, ни взять оркестр из крошечных трубачей. Уилбер слушал их, и сердце его переполнялось любовью.

— Шарлотта, — позвал он.

— Да, — отозвалась Шарлотта.

— Помнишь, ты обещала, что не дашь им убить меня? Ты это серьезно?

— Серьезней не бывает. Я не допущу, чтоб ты погиб, Уилбер.

— Как же ты меня спасешь? — спросил Уилбер, которого донимало любопытство.

— Я пока точно не знаю, — рассеянно ответила Шарлотта. — Я разрабатываю план.

— Ой, как здорово! — воскликнул Уилбер. — Ну и как, план подвигается, а Шарлотта? Ты уже далеко продвинулась? Дело идет? — Уилбер снова начал дрожать, но Шарлотта по-прежнему сохраняла хладнокровие и сдержанность.

— Все идет нормально, — небрежно произнесла паучиха, — работа над планом в самом начале, и пока еще он не вполне созрел, но я продолжаю его обдумывать.

— А когда ты его обдумываешь? — не отставал Уилбер.

— Когда свисаю вниз головой в верхней части паутины. Я всегда думаю именно в таком положении, потому что вся кровь приливает к голове.

— Как бы мне хотелось хоть чем-нибудь тебе помочь!

— Да нет, я одна справлюсь, — сказала Шарлотта. — Одной мне лучше думается.

— Ладно, — Уилбер не стал настаивать. — Только непременно скажи мне, если окажется, что я могу что-нибудь сделать, хоть самую малость.

— Ну что ж, — отозвалась Шарлотта. — Ты должен попытаться взять себя в руки. Тебе нужно как следует высыпаться и не нервничать. Не спеши, не мельтеши. Тщательно пережевывай пищу и обязательно все доедай, разве что Темплтону можешь оставить, чтоб он не сидел голодный. Прибавляй в весе и не болей, это и будет твоя помощь. Будь здоровым и бодрым и не вешай носа. Понял?

— Понял, — ответил Уилбер.

— Тогда ложись спать, — приказала Шарлотта. — Сон — это очень важно.

Уилбер поспешил в самый темный угол загончика и торопливо улегся. Он закрыл глаза. Через минуту он снова заговорил.

— Шарлотта, — позвал он.

— Да, Уилбер?

— Можно, я подойду у кормушке и посмотрю, все ли я доел за ужином? Мне кажется, уш меня там осталось чуть-чуть картофельного пюре.

— Хорошо, — позволила Шарлотта. — Но чтоб немедленно спать.

Уилбер помчался во дворик.

— Потише, потише, — сказала Шарлотта. — Не спеши, не мельтеши.

Уилбер умерил шаг и медленно побрел к кормушке. Он отыскал в ней кусочек картошки, тщательно его прожевал, проглотил и отправился обратно спать. Он закрыл глаза и некоторое время полежал молча.

— Шарлотта, — зашептал он.

— Да?

— А можно мне немножко молока? По-моему, в кормушке еще осталась на донышке капелька молока.

— Нет, в кормушке совершенно сухо, а тебе надо спать. И больше никаких разговоров! Закрывай глаза и спи!

Уилбер крепко зажмурил глаза. Ферн встала со своей скамеечки и пошла домой. Ее переполняли впечатления от всего увиденного и услышанного.

— Спокойной ночи, Шарлотта, — сказал Уилбер.

— Спокойной ночи, Уилбер!

Некоторое время стояла тишина.

— Спокойной ночи, Шарлотта!

— Спокойной ночи, Уилбер!

— Спокойной ночи!

— Спокойной — ночи!

10. Взрыв

День за днем, повиснув вниз головой, паучиха ждала, что ее осенит какая-нибудь идея. Час за часом она проводила в неподвижности, погруженная в размышления. Она пообещала Уилберу спасти его жизнь и твердо намеревалась сдержать слово. Терпение было у Шарлотты в характере. По опыту она знала, что если подождать подольше, в паутине непременно появится муха, и потому не сомневалась, что если подольше подумать над Уилберовой проблемой, в голове непременно появится идея.

Наконец, в одно прекрасное утро в середине июля, идея наконец появилась. «Да это же проще простого, — воскликнула про себя Шарлотта. — Чтобы спасти Уилбера, нужно обдурить Зукермана. Если уж я могу перехитрить жука, — продолжала размышлять Шарлотта, — то уж человека точно смогу. Жуки-то поумнее людей будут».

В этот момент появился Уилбер.

— О чем ты думаешь, Шарлотта? — спросил он.

— Я как раз думала о том, что люди очень легковерны, — ответила паучиха.

— Что такое «легковерны»?

— Значит, их легко провести, — объяснила Шарлотта.

— Ну и хорошо, — сказал Уилбер, прилег в тени изгороди и крепко уснул. Паучиха же и не думала спать: она с любовью смотрела на поросенка и размышляла о его будущем. Лето уже было в середине. Она понимала, что времени остается немного.

В то утро, как раз когда Уилбер заснул, к Зукерманам во двор забрел Эйвери Эрабл. Вместе с ним была Ферн. Эйвери нес в руках живую лягушку, а на голове у Ферн красовался венок из маргариток. Дети побежали на кухню.

— В самый раз подоспели, — сказала миссис Зукерман, — вот вам по куску черничного пирога.

— Глядите, какая у меня лягушка! — объявил Эйвери и, протягивая руку за пирогом, плюхнул лягушку на доску, где лежала вымытая посуда.

— Убери ее отсюда немедленно! — закричала миссис Зукерман.

— Ей же жарко, — сказала Ферн, — она уже полудохлая, лягушка твоя.

— Ничего не полудохлая, — возразил Эйвери. — Она позволяет мне почесать ей между глаз. — Лягушка прыгнула и шлепнулась в таз с мыльной водой, в котором миссис Зукерман мыла посуду.

— Ты весь измазался пирогом, — сказала Ферн. — Тетя Эдит, можно я схожу поищу яйца в курятнике?

— Ступайте оба на улицу! И оставьте кур в покое!

— Он весь измазался, — успела крикнуть Ферн. — Весь в пироге!

— Давай-давай, лягушка! — орал Эйвери. Он выхватил лягушку из таза. Она дрыгала ногами и мыльные брызги летели в черничный пирог.

— Ну вот, теперь жди неприятностей, — заныла Ферн.

— Пошли на качелях покачаемся, — предложил Эйвери.

Дети побежали к амбару.

У мистера Зукермана были самые лучшие качели во всей округе. С балки над северным входом свисала длинная толстая веревка. Нижний конец был завязан громадным узлом, который служил сиденьем. Качели были устроены так, что человек мог качаться сам — раскачивать было необязательно. Забираешься по лестнице на сеновал, потом берешься за веревку, встаешь на краю и смотришь вниз, и от страха начинает кружиться голова. Потом усаживаешься верхом на узел, как в седло. Потом призываешь на помощь все мужество, набираешь побольше воздуху и прыгаешь. Секунду тебе кажется, что ты несешься прямо вниз и сейчас рухнешь на пол амбара, но внезапно веревка подхватывает тебя и со скоростью миля с минуту ты влетаешь в дверь амбара, и ветер залепляет глаза, уши и волосы. Потом ты снова взмываешь в поднебесье и глазеешь на облака, а веревка закручивается, и тебя крутит и вертит вместе с ней. А потом ты обрушиваешься с небес и летишь-летишь-летишь вниз, и тебя вносит в амбар, и ты долетаешь чуть не до самого сеновала, и снова тебя выносит наружу (но на этот раз уже не так далеко), а потом обратно в амбар (но уже не так высоко), и снова наружу, и обратно внутрь, и наружу, и внутрь, а потом ты спрыгиваешь и падаешь и даешь покататься следующему.

Матери всех окрестных ребятишек не знали покоя из-за зукермановских качелей. Они боялись, что кто-нибудь из детей свалится. Однако никто ни разу не упал. Дети почти всегда держатся крепче, чем думают родители.

Эйвери засунул лягушку в карман и полез на сеновал. — Когда я последний раз качался на этих качелях, я чуть не налетел на ласточку, — прокричал он.

— Ну-ка, вытащи лягушку, — потребовала Ферн.

Эйвери оседлал веревку и прыгнул. Он пролетел в дверь вместе с лягушкой и всем прочим и взмыл в поднебесье опять же вместе с лягушкой. Потом влетел обратно в амбар.