Иван Василенко - Жизнь и приключения Заморыша Страница 12

ДЭЗИ

Однажды мадам Прохорова приехала с девочкой моих лет.

На девочке была беленькая меховая шубка и такая же шапочка. Отец как увидел девочку, так сейчас же сказал:

- Ангел! Настоящий ангел!

Девочка была похожа на мадам Прохорову, только без усиков. А красивей мадам Прохоровой, я думаю, никого на свете не было.

Не знаю почему, но, когда девочка посмотрела на меня, мне стало так неловко, что я убежал в нашу комнату. В комнате я долго высидеть не мог и опять пробрался в зал. На девочке шубки уже не было, а было коротенькое зеленое платьице с золотыми пуговичками.

Я спрятался за шкаф и оттуда смотрел на нее. В это время пришел посетитель и заказал пару чаю. Я не стал ждать, когда Петр возьмет у него чек и пойдет за чаем, а сам побежал на кухню. Там я вместо чайника с кипятком взял целых два и понес их в правой руке через весь зал на глазах у девочки. Даже посетитель удивился и сказал:

- Ух ты! Такой маленький, а смотри, два чайника припер!

Девочка дергала мадам Прохорову за платье и спрашивала:

- Мама, он лилипут? Мама, он лилипут?

- Да нет же, - отвечала мадам Прохорова, - он мальчик.

Девочка смело подбежала ко мне и спросила:

- А почему у тебя пуговички не серебряные? Разве ты не гимназист?

Мадам Прохорова сказала:

- Ну вот, Дэзи, ты поговори с мальчиком, а я пойду почитаю людям "Жоржетту". Петр, проводи же меня.

Я тогда не подумал, зачем ее провожать, если "тот" зал был у нее перед глазами. Не подумал потому, что девочка все задавала и задавала мне разные вопросы. Спросит и, не дожидаясь ответа, уже спрашивает о другом.

- А почему ты такой худой? Тебе не дают хлеба, да? Мама тоже не ест хлеба, чтобы сохранить талию. А где тебе елку поставят? А шпага у тебя есть? У Шурика шпага еще деревянная, но он сказал, что все равно будет из-за меня драться на шпагах с самим капитаном Протопоповым. А почему у вас так много столов? А шоколад "Пок" ты любишь? А какие у тебя коньки? Снегурочки? У меня снегурочки и еще... как их? Вот забыла...

Когда мадам Прохорова назвала свою девочку таким странным именем, я вспомнил, как одна барыня гуляла по тротуару с маленькой кудлатой собачкой и все ей кричала: "Дэзи, сюда! Дэзи, вернись!" Поэтому, как только девочка на минутку умолкла, я спросил:

- А почему у тебя собачье имя?

У девочки были и без того большие глаза, а тут она их так раскрыла, что, кроме глаз, я уже больше ничего не видел.

- Мама, - сказала она жалобно, - он ругается!..

Я хотел ей сказать, что и не думал ругаться, но в это время меня кто-то ущипнул сзади. Оглянулся, а это Витька.

- Девочка, - сказал он, - ты не обижайся: он у нас немножко дурачок, потому что заморыш.

- Я и сама догадалась, - сейчас же ответила ему девочка. - Он у меня все спрашивает и спрашивает и не дает мне слова сказать.

От такой несправедливости я вспыхнул и убежал в "тот" зал. А Витька остался с девочкой.

В "том" зале за длинным столом сидела мадам Прохорова и читала вслух толстую книгу. Босяки смотрели на патронессу осоловелыми глазами. Вдруг мадам Прохорова сняла руку с книги и почесала себе колено. Потом она почесала бок, потом спину, а потом вскочила и сказала:

- Кажется, я здесь паразитов набралась. Нет уж, читайте сами. - И быстро ушла, стуча каблучками.

Даже в "том" зале было слышно, как она говорила отцу:

- Это ужасно! Кусаются, как собаки. Посыпайте, Степан Сидорович, ваших посетителей антипаразитином. Купите пуд и сыпьте каждому за воротник по горсти.

Босяки при ней курить стеснялись, а теперь ожили и принялись вырывать из "Жоржетты" листки и крутить цигарки.

Когда я вернулся в "этот" зал, ни мадам Прохоровой, ни ее хорошенькой девочки там уже не было. Витька что-то жевал, Увидя меня, он полез в карман, развернул серебряную бумажку и отломил от коричневой плиточки маленький кусочек.

- На, - сказал он.

- Что это? - спросил я.

- Шоколад. Это меня Дэзи угостила.

- Ну и ешь сам! - крикнул я и убежал на кухню.

"КАШТАНКА"

Целый день я ходил понурый. Мне казалось, что все меня презирают, что я и на самом деле уродец и самый несчастный на свете человек.

Петр заметил, что со мной творится неладное, и спросил:

- Чего, Митя, закручинился? Или обидел кто?

- Так, - ответил я, пряча глаза. - Просто так.

- Просто, брат, ничего не бывает.

- Лучше б я умер маленьким! - вырвалось у меня.

Он не стал больше меня расспрашивать, но на другой день опять подошел и сказал:

- Тут один лотошник книжку оставил с картинками. Вот подожди, закроем чайную и почитаем. Говорит, интересная.

Чайную закрыли. Петр принялся мести полы и мыть клеенки на столах. Чтоб скорей сесть за книжку, я усердно ему помогал. Отец не любил, когда газ напрасно горит. Петр потушил в "том" зале рожок и зажег маленькую керосиновую лампочку. Света ее хватало, только чтобы осветить книгу, но от этого сидеть за столом в темном зале было особенно уютно. Книга пахла краской, как и та материя, из которой путешественник сшил мне брюки. На картонном переплете был нарисован уличный газовый фонарь, вокруг фонаря мелькали снежинки. У подъезда дома стоял бритый мужчина в шляпе-цилиндре, в шубе нараспашку. Он смотрел вниз, а внизу, у его ног, жалась собака, похожая на лисицу. Ее спина и даже ресницы были залеплены снегом.

- Начнем, - сказал Петр. - Глава первая. "Дурное поведение".

И он стал читать о собаке Каштанке, которая обрадовалась, что хозяин, столяр Лука Александрыч, взял ее с собой гулять, и от радости гонялась за собаками, бросалась на вагоны конножелезки и, в конце концов, потерялась.

Пока Петр читал, губы его все время морщились, будто он вотвот рассмеется. Но он не рассмеялся, а когда дочитал первую главу, то положил на книгу руку, покачал головой и сказал:

- Хорошо.

- Читай дальше, читай! - попросил я.

- Нет, уже поздно. Иди спать, а то папаша заругает. Завтра будем читать. "Таинственный незнакомец" - называется следующая глава. Наверно, дальше еще интересней.

Уходить мне не хотелось, но не хотелось и Петру противиться.

Я вздохнул и пошел.

Заснул я не скоро, все ворочался и ворочался, так что мама даже спросила меня, не заболел ли я. А когда заснул, то мне приснилось, будто собака, похожая на лису, застряла в снежном сугробе, поднимает к мордочке то одну, то другую лапку и дует, чтобы согреть их, а Дэзи стоит перед ней на серебряных коньках и хохочет звонко-звонко.

За ночь я успокоился, и, хотя вспомнил о Дэзи сейчас же, как только проснулся, книжка с картинками оттеснила мою обиду: умирать мне уже не хотелось, а хотелось узнать, что будет дальше с Каштанкой.

По мере приближения вечера нетерпение мое возрастало. И вот мы с Петром опять за столом с ночником.

- Теперь ты читай, а я буду слушать, - сказал Петр.

Читал я по слогам, запинаясь и от волнения путая слова.

Петр взял у меня книгу и стал читать сам. И, как вчера, морщил губы, чтоб не рассмеяться. Читал он о том, как Каштанку взял к себе толстенький бритый человек в шубе нараспашку. Каштанка поела, разлеглась посредине комнаты и стала решать, у кого лучше - у прежнего хозяина или у нового. У нового обстановка бедная: диван, кресло, ковры, а у старого - богатая: верстак, куча стружек, лохань. Тут Петр не выдержал и засмеялся.

- А что ты думаешь, - сказал он, весело посмотрев на меня своими синими глазами. - Может, собака и правильно решила задачу. - Но вдруг он потемнел в лице и с натугой выговорил: - Богатство... Кареты, бриллианты, манто... Будь оно проклято все!..

Некоторое время он сидел молча и смотрел куда-то вбок, хотя там было темно и пусто. Потом потянул к себе книжку и стал читать дальше. Но губы у него больше не морщились, а на лбу так и осталась складка.

Книжку мы читали целую неделю - каждый вечер по одной главе.

А когда кончили, то мне было и радостно, что Каштанка нашла своих хозяев, и грустно, что толстенький бритый человек потерял сначала гуся Ивана Ивановича, а потом и Каштанку. Как он, наверно, горевал!..

- Понравилась тебе книжка? - спросил Петр.

- Ох, так понравилась, так понравилась!.. - Я не знал, как высказать то, что чувствовал.

- Ну, так возьми ее себе.

От восторга у меня перехватило дыхание.

- А если... А если лотошник придет за ней?

Петр засмеялся:

- Не придет. Я тебя обманул. Книжку эту я купил. Вижу, что ты смутный ходишь, взял и купил.

Я схватил руку Петра и прижался к ней губами. Петр руку отдернул и сердито сказал:

- Вот это зря! Ты никому - слышишь? - никому руку не целуй! Только матери можно.

ОПЯТЬ У ЗОЙКИ

Хотя в оба зала народу набивалось полно, все-таки редко кто из босяков пил чай. Дамы-патронессы, от которых с появлением Петра не стало отбою, затеяли новое дело. Чтобы босяки и нищие пили на подаяния чай, а не водку, попечители придумали чековые книжки. В каждой книжке пятьдесят листиков, и на каждом листике напечатано: Настоящий чек принимается в чайной-читальне общества трезвости вместо одной копейки монетой. Дамы-патронессы разослали во все дома письма. Они писали, что подавать милостыню деньгами не надо, а надо подавать чеками, и тогда пьянство в городе будет выведено начисто. Но босяки и нищие были тоже не дураки: набрав чеков побольше, они по дешевке продавали их базарным торговкам, а сами шли в монопольку. В чайную же являлись уже пьяненькие.